— Целых три дня сижу здесь, как в клетке, — проворчал сэр Хыо, раздраженно ерзая в кресле. — А мне кажется, что целых три месяца. Причем по закону подлости именно тогда, когда муж Оливии Джонсон укатил в Рим.

— Ничего не поделаешь: проклятие Бенэмов, — с манерной медлительностью повторил Линден. — Гиперсексуальность. Рэннок тоже этим страдает, не так ли, Хью?

— Вот именно, — неожиданно произнес черноволосый майор. — Из-за этого мы и пришли сюда.

Уинтроп попытался сфокусировать свой обычно зоркий взгляд на сэре Хью.

— Из-за проклятия Бенэмов? — удивился его приятель.

— Нет-нет, — отмахнулся майор.

— Может, вас прислала Ливи? — ожидая какого-нибудь подвоха, спросил сэр Хью.

— Нет-нет, — снова запротестовал майор, расплескав бренди. — Это касается Рэннока. Одна старая история. С Крэнемом.

Лорд Линден решительно стукнул тростью об пол.

— Вот-вот! История с Крэнемом. Мы подумали, что Эллиоту надо знать об этом. Он вернулся.

— Воскрес из мертвых? — удивился сэр Хью. — Опомнитесь, мальчики! Старый козел умер восемь месяцев назад!

Майор Уинтроп покачал головой:

— Речь идет о новом бароне Крэнеме. Сегодня мы видели его в «Бруксе». Около месяца назад он вернулся из Райпура. Он теперь богат, как набоб.

— Говорят, — икнув, сказал Линден, — он отыскал материнское свидетельство о браке…

— … между страниц семейной Библии, — закончил за него фразу майор Уинтроп. — Значит, хоть он и сукин сын, но рожден в браке. И на этот раз Эллиот должен его убить.

Сэр Хью, не говоря ни слова, переводил взгляд с одного на другого. Потом схватил со стола бронзовый колокольчик и позвонил. Откуда-то из тени немедленно материализовался лакей.

— Черт возьми, принеси мне выпить! — рявкнул баронет.

Пожелание спокойной ночи оказалось для Эванджелины пустыми словами. В своей спальне на втором этаже, безжалостно взбивая подушку, пока та не свалилась на пол, она так и не смогла сомкнуть глаз. Наверное, было уже около четырех часов, потому что с тех пор, как часы в холле пробили три, прошла, казалось, целая вечность. Пропади все пропадом! Это он во всем виноват, этот Эллиот Робертс. Какая нелегкая дернула Питера прислать сюда такого человека, чтобы он не давал ей спать по ночам?

Однако Питер, очевидно, обративший внимание на необычайно красивую внешность Эллиота Робертса, наверное, давно забыл о нем. Потому что Питер, как и все, кто ее знал, считал, что Эванджелина Стоун абсолютно не подвержена воздействию мужских чар. К сожалению, так оно и было… до поры до времени. Она не могла бы объяснить, почему так происходило. Очевидно, ей пока не встречался мужчина, который заинтересовал бы ее больше, чем может заинтересовать художника натура.

Возможно, именно поэтому портреты приносили ей мало удовлетворения и она обращалась за вдохновением к образам мифологических героев. Однако не следовало забывать, что Эллиот Робертс, несмотря на его изысканные манеры и физическую красоту, был не мифическим героем, а всего лишь человеком. В его внешности и поведении не было ничего такого, что насторожило бы Питера, который никогда не прислал бы к ней клиента с сомнительной репутацией, потому что Питер, несмотря на свои частые отлучки из страны, был очень внимательным опекуном и преданным другом. И все-таки была в человеке, которого он к ней направил, какая-то загадка… Ну что ж, рано или поздно она ее разгадает. Может быть, все прояснится уже завтра, когда она начнет работать над портретом. Возможно, при свете дня она поймет, почему в его присутствии возникают эти тревожные ощущения и почему его прикосновение воспламеняет ее. Может быть, ей просто не следует к нему прикасаться?

Но Эванджелина была одержима не только красотой этого человека и его нежными прикосновениями. В Эллиоте Робертсе ее завораживало буквально все. У него был низкий, вкрадчивый голос, и даже такая обычная фраза, как: «Не желаете ли еще тушеных овощей? « — звучала у него так, как будто он предлагал что-то гораздо более интригующее. Нельзя не признать, что он вывел ее из равновесия своими заигрываниями, однако теперь, когда внезапный жар где-то внизу живота прошел и колени перестали подгибаться, Эванджелина не могла не спросить себя: а что, собственно говоря, плохого в заигрываниях? Не раз случалось, что мужчины пытались заигрывать с ней, хотя крайне редко это делалось с таким мастерством и никогда не вызывало такую ответную реакцию.

Откровенно говоря, она отлично знала, что было у него на уме прошлым вечером в холле. Однако она осталась под его гипнотизирующим взглядом и разрешила притянуть себя гораздо ближе, чем это было позволительно. Следует отдать должное мистеру Робертсу, он не был навязчив. Более того, он даже извинился потом. И сделал это очень мило. Извинение ее почему-то разочаровало, несмотря на то что она сначала запаниковала, а потом чуть не расплакалась. Эванджелина, как это ни глупо, втайне надеялась, провожая его в башню, что он снова взглянет на нее с озорной улыбкой и возобновит заигрывание.

Девушка сердито откинулась на подушку, забыв, что та упала на пол, и больно ударилась о спинку кровати. Поделом ей! Возжелала, извольте видеть! Да еще англичанина! К тому же жениха другой женщины! Разве за ней не ухаживали вполне приятные поклонники, когда был жив папа? Среди них были и баварский дворянин, и русский художник, и даже один итальянский банкир. И не было среди них ни одного англичанина! И все они уверяли ее в своей преданности. К тому же, пока был жив папа, Майкл был в безопасности. Тогда как теперь…

Черт возьми! Надо ей держаться подальше от этого Эллиота Робертса. И забыть о том, что в кои-то веки ей захотелось пофлиртовать. Он помолвлен с другой… А на ней лежит ответственность за членов своей семьи. Она не имеет права думать о себе, когда Майклу угрожает опасность. Эванджелина встала, умылась холодной водой и быстро оделась. Пора заняться делом: натянуть на подрамник холст для утреннего сеанса.

Как и предсказывала прекрасная хозяйка дома, Эллиот, проснувшись, увидел, что ливень давно прошел и за окном сияет великолепное майское утро. Сквозь высокие окна в южной стене студию заливали лучи солнца, согревая каменные плиты пола и освещая работы Эви.

Эллиот медленно шествовал по студии, разглядывая развешенные на стенах картины и понимая, что это не просто работы, а настоящие шедевры. Ему хотелось увидеть Эванджелину. Он искренне надеялся, что она простила ему вчерашнее неприличное поведение, и мысленно клялся себе, что подобное больше не повторится. К его большому сожалению, очаровательная хозяйка не появилась за завтраком, и он надеялся, что она уже работает в студии.

У северной стены он остановился. Его внимание привлекла целая вереница чудесно исполненных пейзажей, развешенных на ней. Это были картины сельской Англии: лесные ручьи, ветряные мельницы на фоне лазурно-голубого неба, жнецы, работающие на золотившихся полях. Картины были великолепны, одна лучше другой. Эллиот долго любовался пейзажами. Потом его внимание привлекло большое полотно, повернутое к стене. Осторожно проскользнув между стеной и картиной, он взглянул на холст и охнул от неожиданности.

Хотя он не был большим знатоком живописи, ничего подобного ему еще не приходилось видеть. На картине было изображено поле боя: средневековые воины в украшенных гребнями шлемах, знамена, развевающиеся на ветру на фоне синего, как сапфиры, неба. Слева, поднимая пыль, мчится верхом на боевых конях отряд рыцарей. Справа — разъяренная толпа коренастых пеших воинов, вооруженных длинными грозными алебардами. А вдалеке — солдаты, вооруженные смертоносными пиками, идут в атаку.

Эллиот буквально чувствовал запах пота боевых коней с побелевшими от страха глазами, он словно слышал бряцание оружия, крики раненых и чувствовал, как люди падают под копыта разгоряченных коней. Однако если задний план картины был очень динамичен, то все изображенное на переднем плане как бы застыло во времени. Воин в золотых доспехах лежал мертвый, пронзенный в сердце окровавленной алебардой. Его золотой шлем валялся рядом на упавшем на землю знамени. Правая рука была вытянута вперед, не выпуская сверкающий меч.