— Я не хотел бы навязывать свое общество… Она покачала головой:

— Об этом не беспокойтесь. Как вы успели, очевидно, заметить, дом у нас всегда полон народа, так что присутствие еще одного человека не создает неудобств. Если вы привыкли рано вставать, то уделите мне два часа утреннего времени для сеанса, чтобы я могла начать ваш портрет. Возможно, к тому времени вода в ручье спадет и вы сможете спокойно перебраться на другой берег.

Теплая ручка мисс Стоун выпустила локоть Эллиота, и к нему возвратилась способность мыслить. Переночевать в этом доме было бы разумно, убеждал он себя. Обычно Эллиот не утруждал себя соблюдением правил приличия, но на сей раз призадумался. Однако его хозяйка была взрослым человеком, не одна, а с дамой постарше и с целой ватагой жизнерадостной молодежи, так что его пребывание ночью под одной крышей с ней не может быть сочтено неприличным.

К тому же, если бы он добрался вечером до Роутем-Форда, то ему пришлось бы заночевать на постоялом дворе мистера Таннера. А такая перспектива ему вовсе не улыбалась.

«Гораздо лучше, — нашептывал дьяволенок, сидевший у него на плече, — поехать туда завтра, когда погода прояснится».

— Решайтесь, Роберте, — настаивал Гас Уэйден, который был явно в сговоре с подстрекавшим его дьяволенком. — Стокли, Тео и мне нужен умелый четвертый партнер для игры в карты. Эви не любит карты, а мама играет из рук вон плохо.

— Огастес! — воскликнула миссис Уэйден. — Ты должен быть благодарен, что я вообще…

— Успокойтесь, — сказала мисс Стоун. — У нашего гостя, наверное, и без того голова кружится от такого количества новых людей, имена которых он не может запомнить. Давайте-ка лучше обойдемся хотя бы без споров, чтобы совсем не сбить его с толку.

— Да уж, — проворчала миссис Уэйден, — нас и без того слишком много.

— Миссис Пенуорти, проводите мистера Робертса в спальню в башне. А ты, Фредерика, — обратилась Эванджелина к маленькой кузине, — предупреди кухарку, что к ужину будет девять человек. Ты, Майкл, найди Полли и скажи, чтобы мистеру Робертсу приготовили горячую ванну, потому что он промок до костей.

Эллиот хотел было запротестовать, но хозяйка еще не закончила отдавать приказания. Его удивило, что все окружающие ждут распоряжений от такого хорошенького хрупкого создания, но потом он подумал, что внешность может быть очень обманчива и что она, очевидно, существо далеко не слабое.

— Болтон позаботится о том, чтобы привести в порядок вашу одежду, мистер Робертс, — продолжала Эванджелина. — А ты, Гас, сбегай на конюшню и скажи, чтобы коня нашего гостя пристроили на ночь.

— Ох, Эви, но дождь льет как из ведра! — простонал молодой человек жалобным голосом.

— Без возражений, Гас. Не сахарный, не растаешь, — твердо заявила мисс Стоун. — А ты, Тео, заканчивай убирать стекла в гостиной. А где Николетта? Где моя сестра?

— Я здесь, — раздался тихий голосок с порога гостиной. В холл вошла красивая девушка, очень похожая на мисс Стоун.

— Николетта. На сегодня я закончила работу в студии. Не вымоешь ли кисти? — попросила Эванджелина, и девушка кивнула. — Потом мы займемся приготовлением красок на завтра, потому что мистер Робертс согласился заночевать у нас.

Эллиот опять хотел было возразить, что он вовсе не соглашался, но в этот момент ему в голову пришли две совершенно несхожие между собой мысли. Во-первых, что с распоряжениями Эванджелины Стоун не спорят, а во-вторых, что у него нет ни малейшего желания не соглашаться с ней. Более того, ему было удивительно приятно, что кто-то со знанием дела заботится о его удобствах: ванне, чистке одежды, горячем ужине и приятной компании. И что особенно удивительно, делает это тот, кому за это даже не платят.

Поразмыслив обо всем этом, Эллиот уже не мог отказать себе в удовольствии провести вечер, наслаждаясь компанией членов этой очень большой и крайне необычной семьи.

«Всего один вечерок, — нашептывал дьяволенок. — Ничего с тобой не случится! «

Сохраняя внешнее спокойствие, Эваяджелина наблюдала, как ее домочадцы один за другим отправлялись исполнять ее поручения. Экономка, продолжая бормотать что-то о вреде для здоровья сырой погоды, повела несколько ошеломленного мистера Робертса вверх по лестнице, а дворецкий Болтон ушел погреться на кухню.

Стоявшая рядом Уинни Уэйден глубоко вздохнула.

— Боже мой, — прошептала она, — какой обаятельный, какой красивый мужчина! — Она дернула Эванджелину за рукав. — Ты не находишь, что он очень красив, Эви? Клянусь, он мне очень напомнил моего дорогого Ганса.

— Уинни, каждый мужчина приятной наружности ростом более шести футов напоминает тебе Ганса, — сказала Эванджелина с притворным равнодушием, хорошо помня, что почувствовала сама, когда впервые увидела Эллиота Робертса. Когда она взяла его рукой за подбородок, чтобы беспристрастным взглядом художника оценить фактуру его лица, то внезапно почувствовала, как ее тело словно обдало жаром, и она ощутила совершенно необъяснимую интимность этого прикосновения. К тому же нельзя было не признать, что он поразительно красив. Он обладал не только красотой в общепринятом понимании этого слова, а какой-то тревожащей, загадочной привлекательностью. И сейчас, когда его длинные ноги в сапогах преодолевали вслед за экономкой последние ступени лестницы, Эванджелина вспомнила ощущение бьющей через край жизненной силы под своими пальцами, когда взяла его за локоть.

Силы небесные, что это на нее нашло? Зачем она так вцепилась в его руку? И почему это совершенно незнакомый человек взглянул на нее в ответ на прикосновение таким напряженным и будоражашим воображение взглядом? Она провела наедине с ним более часа, изучая его лицо, делая наброски… и наслаждалась каждым моментом совсем не так, как положено изучающему свой объект художнику.

Наверное, она показалась ему невозмутимой, даже холодной, потому что именно такое впечатление она старалась произвести. Тем не менее, когда она взяла его под руку, он взглянул на нее так, словно пытался проникнуть в ее смятенную душу, и Эваиджелина даже побоялась посмотреть ему в глаза. А когда заставила себя взглянуть, то увидела в них тепло и понимание. А также нечто большее… Может быть, влечение? Да, на какое-то короткое мгновение в его серых глазах, словно в зеркале, отразилось такое же влечение, какое испытывала она сама.

Нет, этого не может быть. Ей показалось. Ведь мистер Робертс всего лишь клиент — приятный, красивый лондонский джентльмен, решивший подарить женщине, на которой собирается жениться, портрет по случаю помолвки. Горячая волна? Влечение? Напряжение? Какой вздор! Что за странные фантазии она себе позволяет? Тем более в такое время, как сейчас!

Уинни Уэйден, скорчив милую гримаску, потащила свою приятельницу в библиотеку.

— Ах, Эви, — защебетала она, — зачем ты разбиваешь мечты бедной вдовицы своим холодным рационализмом?

Сознавая, как глубоко ошибается ее компаньонка, Эванджелина с трудом подавила горький смех. Однако, твердо решив сохранить хотя бы видимость самообладания, она уселась в кресло перед камином и с лукавой улыбкой сказала:

— Хочу напомнить тебе, дорогая Уинни, что мистер Робертс еще не женат. Почему бы тебе не надеть к ужину свое красное платье? То, у которого вырез до сих пор, — она провела указательным пальцем линию ниже бюста, — чтобы он сразу же заприметил все твои многочисленные достоинства?

Уинни, наполнив два бокала мадерой, вручила один из них Эванджелине.

— Выпей вина, дорогая. Может быть, щечки немного порозовеют. Ты так побледнела, что можно подумать, будто наш гость не на одну меня произвел большое впечатление.

Эванджелина с благодарностью взяла бокал и сделала глоток. Как ни жаль, но даже с Уинни она не может поделиться своим новым пугающим чувством. Добродушные поддразнивания Уинни были тут ни при чем. Несомненно было одно: Эллиот Робертс — мечта любого художника, ставшая реальностью.

Много лет назад мать Эванджелины, желая расширить горизонты эстетического воспитания шестнадцатилетней дочери, повезла ее за границу изучать творчество итальянских мастеров. И тогда, в палаццо одного флорентийского дожа, Эви увидела бронзовую статую, на которую как две капли воды был похож Эллиот Роберте. Хотя живопись была единственной страстью Эванджелины с тех пор, как она себя помнила, при взгляде на эту этрусскую статую она была настолько околдована ее красотой, что пожалела о том, что не стала скульптором. И пока Мария ван Артевальде гуляла по Венеции в сопровождении их гостеприимного хозяина, ее дочь часами делала наброски статуи во всех мыслимых ракурсах.