— Может быть, вы ответите на такой же вопрос о себе? — тихо произнесла она. — Расскажите, например, откуда у вас этот еще совсем свежий шрам, мистер Робертс? Он имеет отношение к расторжению вашей помолвки? Вы очень любили свою невесту?

Она почувствовала, как напряженно замер Эллиот. В ужасе от собственной бестактности, Эванджелина хотела уже извиниться за свои слова, но тут, к ее удивлению, Эллиот ответил на вопрос:

— Да, очень любил. Я совсем потерял голову. Но если вы не возражаете, я не хотел бы говорить об этом.

— Простите, — сказала она в ответ. — Я не имела права задавать подобные вопросы, но в ваших глазах, даже если вы улыбаетесь, сквозит печаль. — Она вздохнула. — Как видно, ни один из нас не хочет сегодня раскрывать свою душу, поэтому давайте просто наслаждаться чудесным вечером. Расскажите лучше о себе, мистер Робертс. Чем вы занимаетесь? Большая ли у вас семья?

Она заметила смущение и неуверенность в его лице и была рада, что не поддалась искушению поцеловать его. Между ними, несомненно, возникло физическое влечение, однако у него были еще слишком свежи старые раны. А ее страхи были слишком реальны. Эванджелина хорошо знала себя. Если бы она совершила глупость и хотя бы прикоснулась к этому человеку, в ее сердце мог бы вспыхнуть такой огонь, что ей не захотелось бы ограничиться дружбой, которую он ей предлагал. Она могла бы полюбить этого мужчину и поплатилась бы за это большим разочарованием, потому что он любил и недавно потерял другую женщину. Такое неразделенное чувство лишь причинило бы ей боль и помешало исполнять свой долг.

Она успела забыть о том, что задала ему какие-то вопросы, но он, как видно, не забыл об этом.

— Мне почти нечего рассказать, мисс Стоун, я веду очень скучную жизнь.

— Позвольте вам не поверить, — решительно заявила она. — Я, например, заметила у вас едва уловимый шотландский акцент.

Эллиот удивленно вскинул брови.

— Столько вопросов сразу, мисс Стоун!

— Я получу на них ответы? К слову сказать, не я, а вы сами предложили нам стать друзьями.

Эллиот поднялся со скамьи и поднял ее. Как-то по-хозяйски он просунул ее руку под свой локоть и положил свои длинные, изящные пальцы на ее пальчики. Они снова неторопливо пошли по дорожке вокруг дома. И тут Эллиот, словно смирившись с неизбежным, начал говорить:

— Я вырос в Шотландии, мисс Стоун, в поместье неподалеку от города Эр. Но мать моя была англичанкой. Совсем юной девушкой она вышла замуж за моего отца, сурового пресвитерианина, который был намного старше ее. Это был брак по расчету. Я был единственным ребенком. Вот и все.

Эванджелина легонько пожала его руку:

— Э-э нет. Вы от меня так просто не отделаетесь. Ваши родители все еще живы? А еще какие-нибудь родственники у вас есть?

— Семья для вас имеет очень большое значение? — тихо спросил он.

— Да. Но вы не ответили на мои вопросы.

Эллиот помедлил, как будто размышляя, что именно следует сказать.

— Мать все еще живет в Шотландии. Отец умер, когда я был еше юношей.

— Простите, — прошептала Эванджелина, — это очень печально, мистер Робертс.

— Наверное, так оно и есть, хотя мы никогда не были близки. — Он пожал плечами и сменил тему разговора. — Расскажите, мисс Стоун, от чего умер ваш отец? Должно быть, вам его очень не хватает?

— Мой отец умирал долго, и сначала умерло его сердце, — тихо сказала она. — А потом достаточно было незначительной простуды — и его не стало. Доктор сказал, что он мог бы без труда выздороветь, но у него не было желания жить… Извините, я, наверное, кажусь очень сентиментальной. Расскажите лучше о своем отце, надеюсь, он дожил до преклонного возраста, мистер Роберте?

— Да, он был крепок, как старый дуб. Его унесла в могилу скоротечная чахотка, которой он сопротивлялся более года.

Эванджелина вздохнула.

— Вы очень сильно переживали его смерть?

— Больше, чем можно было бы предположить, мисс Стоун. Видите ли, его смерть знаменовала начало конца моей наивности. — Эванджелина почувствовала, как напряглось его тело, однако голос его стал тверже и увереннее, как будто он освобождался от тяжелого груза прошлого. — Но его сестры живы, так что у меня имеются две весьма эксцентричные незамужние тетушки, которые меня обожают. А еще у меня есть дядюшка по материнской линии, который проживает в Лондоне. Что касается остальных членов моей семьи… это длинная история и я, с вашего позволения, предпочел бы рассказать ее более подробно в другое время.

Он сказал это мягко, но настолько решительно, что она была вынуждена прекратить расспросы.

— Да-да, конечно, — сказала она смущенно. Почувствовав это, он наклонил к ней голову и заглянул в глаза.

— Я веду жизнь английского джентльмена, мисс Стоун, являюсь членом самых респектабельных клубов, в которых редко появляюсь, и получаю множество приглашений, которые обычно просто игнорирую. У меня есть престарелый дворецкий-шотландец, превосходный повар-француз и камердинер — весьма обидчивое существо среднего пола, к которому я очень привязан. Не подумайте, что это какая-нибудь противоестественная привязанность, нет. Мой резвый дядюшка проживает в Ричмонде вместе со мной, но редко бывает дома по причине своей чрезмерной… гм-м… популярности. Я же, напротив, больше практически не бываю в так называемом высшем обществе.

— Значит, вы затворник, мистер Робертс? — Ее вопрос прозвучал резче, чем она того хотела.

— Нет. — Короткий ответ завис в воздухе, требуя дальнейшего разъяснения, но его не последовало. Он остановил ее на дорожке и развернул к себе лицом. — Я не имел намерения ничего утаивать, — сказал он. — Такое объяснение вас устроит? — Даже в темноте она смогла прочесть по его лицу, что ему не терпится услышать ее ответ.

— Да, — сказана Эванджелина, подкрепив ответ кивком. Ей было приятно, что Эллиот чувствует ее настроение и не поленился удовлетворить ее любопытство.

Он поднял руку, чуть коснувшись ее щеки. На этот раз Эванджелина была уверена, что он намерен обнять ее и поцеловать, однако в последний момент его рука замерла, потом он грациозно наклонился и осторожно заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо.

Еще один милый жест. Эванджелину охватили противоречивые чувства: с одной стороны, облегчение, с другой — разочарование. Она расправила плечи и открыла дверь черного хода.

— Пора возвращаться, мистер Робертс. Завтра нам обоим надо рано быть в студии, чтобы не пропустить самое лучшее освещение.

— Да, — сказал он, не отводя от нее взгляда, но не делая попытки войти в дом.

— Значит, увидимся завтра утром, — сказала она с наигранной бодростью и, чтобы не сделать какой-нибудь глупости, торопливо вошла в дом и стала подниматься по черной лестнице. Оглянувшись через плечо, она увидела, как Эллиот, наклонившись к лампе, оставленной в коридоре, прикурил очередную манильскую сигару, потом развернулся и вышел на террасу.

Прошло около часа, когда Эванджелина услышала его мягкие шаги на главной лестнице, только после этого Морфей принял ее в свои объятия и она заснула беспокойным сном.

В течение последующих двух дней Эванджелина пребывала в отличном настроении. Садясь за мольберт, она работала с вдохновением. Проводя время со своими домочадцами, а следовательно, и в компании Эллиота, она часто и от души смеялась, что было совершенно естественно, потому что в его присутствии она чувствовала себя счастливой.

Она много времени проводила в обществе своего красивого гостя, который обычно улыбался своей ласковой снисходительной улыбкой.

Второе утро, как и первое, Эванджелина и Эллиот провели наедине друг с другом в студии. По правде говоря, его портрет мог бы быть закончен через пару дней. Однако Эллиот не торопил ее и не задавал вопросов. Поэтому Эванджелина тоже тянула время. В тот момент, когда она опустила последнюю кисть в банку с растворителем, в студию влетели Майкл и Тео, которые надеялись уговорить Эллиота прокатиться с ними верхом. Гас, которому не терпелось поскорее испытать ходовые качества своего только что приобретенного мерина, предложил прогуляться по лесному массиву и вернуться вдоль южной границы скромного поместья Чатем.