Поцелуй опьянял своей невинностью, Эллиот, не отрываясь от ее губ, еще сильнее прижал ее спиной к широкому стволу дерева, склонившегося над водой. Эванджелина покорно подчинилась ему и оказалась распластанной между ним и деревом.

Так невинно, так сладко и так нечестно с его стороны. Эллиот, прогнав угрызения совести, еще крепче поцеловал ее. «Проникни в глубину рта — всего один разок», — снова прошептал дьявол. И в этот момент Эванджелина тихо вздохнула, и ее губки соблазнительно раскрылись. Эллиот с отработанным мастерством воспользовался этой возможностью и провел языком линию между ее губ, которые мгновенно раскрылись в ответ. Однако когда его язык погрузился глубоко внутрь, она удивленно распахнула голубые глаза.

Это удивление не ускользнуло от Эллиота. Поэтому он еще крепче прижал ее к себе и почувствовал, как пальчики Эванджелины нетерпеливо вцепились в ткань его сорочки. Теперь он начал целовать ее по-настоящему, глубоко проникая языком в рот, исследуя его глубины, безжалостно, почти грубо, словно потеряв наконец терпение и позволяя страсти вырваться наружу. В конце концов невинный поцелуй перешел в неистовую атаку на ее губы, что заставило девушку прижаться затылком к стволу дерева еще сильнее, исключая всякую возможность вырваться. Да она и не пыталась, и вскоре Эллиот смутно осознал, что она отвечает на его поцелуй.

Хотя он не раз мечтал об этом мгновении, страстность ответной реакции Эванджелины превзошла его самые необузданные фантазии. Она начала отвечать на нетерпеливые движения его языка, что доставляло ему невообразимое наслаждение. Ее руки скользнули за его спину, заставляя его прижаться к ней еще крепче. Пульсация крови в его виске распространилась теперь по всему телу.

«Еще! Пожалуйста! О Господи, только не это! « У Эллиота задрожали колени. Из соблазнителя он быстро превращался в соблазняемого, потому что, когда он сделал слабую попытку оторваться от ее губ, Эванджелина продолжала отвечать ему, обняв его за шею и отказываясь прервать поцелуй. Его руки сами по себе начали ласкать ее грудь. Он сжимал эти нежные холмики, с восторгом ощущая, как они наполняют его ладони.

Да, она его хочет. Он это чувствует. Она нетерпеливо прижалась к его напрягшемуся мужскому естеству, и ноздри ее миловидного носика затрепетали. Наверняка она понимает, что делает с ним!

— Остановись, Эванджелина, — наконец прошептал он. — Ради Бога, остановись…

Совсем недалеко от них раздался взрыв веселого детского смеха, возвращая их обоих к реальности. Он убрал руку с ее груди. Эванджелина застыла в напряжении, потом в последний раз провела губами по его губам и, скромно потупив глаза, выпустила его из объятий.

В Эллиоте продолжала бушевать кровь. Но при мысли, что еще немного, и он бы лишил ее невинности средь бела дня, задрав юбки и прислонив спиной к дереву, ему стало не по себе. И совсем не имело значения то, что она, возможно, сама позволила бы ему сделать это.

В его сердце шевельнулось что-то похожее на стыд. Однако Эллиот так давно не испытывал ничего подобного, что не был уверен, сможет ли распознать это чувство.

— О Господи! — шепнула Эванджелина, хватаясь рукой за ствол дерева, чтобы удержаться на ногах. Она провела по лбу дрожащей рукой и с каким-то благоговением взглянула на него.

Эллиот заставил себя отступить на шаг. То, что он сделал, было ужасно. Ужасно потому, что она целомудренная девушка, а он подлец, каких свет не видывал.

— Эви… мисс Стоун, — хрипло произнес он. — Не знаю, что на меня нашло. Такая непростительная вольность. Я прошу у вас прощения!

Помедлив, она отошла наконец от дерева и отряхнула юбки, как будто можно было этим жестом расставить все по своим местам.

— Извините, — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Но я сама…

— Не по своей воле…

— Едва ли, — прервала она его с нервным смешком. — Я бы так не сказала!

— Послушайте, мисс Стоун, — сказал Эллиот с вымученной улыбкой, — я не могу использовать ваше невинное любопытство для оправдания своего отвратительного поведения. Мне нельзя доверять. Позвольте проводить вас к семейству. — Он протянул ей руку.

Эванджелина даже не попыталась взять ее. Вместо этого она судорожно глотнула воздух и пытливо заглянула в его глаза.

— Мистер Робертс, вам, наверное, часто приходилось целовать женщин?

Черт возьми, ну и вопрос! Эллиот надеялся, что удастся ответить на него, честно глядя в глаза.

— Да… время от времени… мне приходилось целовать женщин.

— Не сомневаюсь. Вы чрезвычайно хорошо это делаете. А у меня очень мало опыта, почти никакого. Мне не с чем сравнивать… ох, пропади все пропадом! — Эванджелина, подобрав подол юбки одной рукой, а другой взяв его за руку, направилась к дорожке. — Не обращайте внимания. Нам действительно пора возвращаться.

Как ни странно, Эллиоту теперь не хотелось возвращаться к веселой компании детей, обществом которых он наслаждался всего несколько минут назад. Он стоял на дорожке, продолжая держать Эванджелину за руку. Рука была теплая и нежная, маленькая, но сильная. А сама Эванджелина была такая миниатюрная, ростом ему по плечо. Он мог бы без труда унести ее в высокую траву и заставить заняться с ним любовью.

Заставить? Эта мысль вновь вызвала отвращение. Однако он не мог снова не удивиться готовности Эванджелины подчиниться его желанию. Может быть, она с такой же готовностью приняла бы его в своей постели? Мысль, конечно, шокирующая, но ведь она сама соблазняла, была страстной и нетерпеливой. Хотя Эванджелина не была похожа ни на одну из его обычных любовниц, ее раскрепощенность, принятая на континенте, сильно отличалась от норм поведения жеманной английской девушки. Более того, она была слишком открытой, слишком доверчивой.

Ему вдруг захотелось оградить ее от чего-то, предупредить. Приличным женщинам опасно целоваться с маркизом Рэнноком. Неужели она этого не знала? Ну конечно, не знала. Откуда ей знать? Он вернулся в Чатем, чтобы объяснить все, признаться в грехах, но пока не смог этого сделать. Поэтому добропорядочная мисс Стоун имела все основания думать, что целуется с обаятельным и честным Эллиотом Робертсом.

Эллиот давно заметил, что большинство женщин, с такой готовностью согревавших своим телом его постель, старались потом, чтобы их не увидели в его обществе. Однако вот она, Эванджелина, стоит, крепко держа его за руку, и с улыбкой смотрит в его хмурое лицо. И он уже знал, что кожа у нее пахнет лавандой, а волосы шелковистые на ощупь. Проклятие! Он не должен был знать такие подробности. Не должен, но хотел.

— Мистер Робертс, — окликнула его Эви, — можно попросить вас об одном одолжении: не могли бы вы называть меня по имени, когда мы одни?

«Когда мы одни». Эти слова имели глубокий смысл. Эллиот кивнул. Потом, сообразив, что требуется ответить как-то по-другому, быстро прикоснулся губами к ее лбу.

— Конечно, Эванджелина, — решительно ответил он, — а вы меня зовите просто Эллиот.

Эллиот уже давно перестал удивляться методам обучения, которые использовались в классной комнате Чатем-Лоджа. Уроки там представляли собой причудливую смесь откровенных бесед, непринужденных обсуждений, прогулок по окрестностям и оживленных споров. На стенах и дверях классной комнаты висели карты всех государств, причем некоторые из них были даже неизвестны Эллиоту. На полках, обрамляющих стены, стояли толстые, роскошно переплетенные книги с такими названиями, как «Анализ прикладной тригонометрии», «Иллюстрированный сравнительный анализ этрусской римской архитектуры», «Подробное исследование византийской культуры и литературы». И это были только те книги, названия которых он смог прочитать. Тома книг на иностранных языках были еще более устрашающего объема, но и они, судя по их виду, неоднократно читались. Этот дом был поистине жилищем интеллектуалов! Эллиот, которому отец не позволил получить университетское образование, опасаясь «тлетворного влияния» просвещения, был поражен и заинтригован.