С похолодевшим сердцем Шарлотта снова и снова пробегала глазами по строчкам письма.

«Поезжай к своей кузине.

Признайся ей во всем. Если она не носит ребенка, то тогда, возможно, наше дитя могло бы оказаться ей очень кстати... делать вид, что это ребенок сэра Нестора».

Шарлотта едва перевела дух, не желая верить пугающему смыслу отвратительного предложения Уильяма. Пол у нее под ногами покачнулся, и она стала снова просматривать более ранние письма, сопоставляя даты и торопливо подсчитывая месяцы.

Семь месяцев. Первое письмо написано за семь месяцев до ее рождения.

И внезапно два мира, в которых она существовала, соприкоснулись, и многие обстоятельства приобрели смысл.

Например, почему ее мать всегда относилась к ней с таким презрением.

Ее мать. Шарлотта не была уверена, что когда-нибудь еще сможет назвать так леди Уилмонт.

«Большинство вещей – самых важных – осталось тем же самым, – сказала ей Куинс. – Но время подобно саду: его то морозит зима, то нежно ласкает весна, и никогда не знаешь, что пустит корни и зацветет».

В той жизни план Уильяма осуществился, а в этой леди Уилмонт, очевидно, презирала свою кузину и не желала с ней знаться, как и со всеми остальными родственниками по линии Аппингтон-Хиггинс, и предоставила Финелле и ее ребенку самим пробиваться в этом мире.

Неудивительно, что в то утро Финни с такой злостью отнеслась к письму Авроры и что бывшая леди Уилмонт была готова оставить свою ложу, чтобы только не сидеть рядом с Шарлоттой – живым олицетворением семейного позора.

Шарлотта молча собрала все письма, связала их в стопку и положила на письменный стол Финеллы, а потом привела в порядок комнату, плотно задернула шторы и тихо вышла.

Ей хватило сил дойти только до лестницы, и она села на ступеньки, потому что ноги не держали ее, словно она выпила бутылку бренди Кимптона.

Горе, глубокое и безграничное, охватило Шарлотту, и она дала волю слезам, оплакивая потерю всего, что знала, своей жизни, своего имени – потому что на самом деле она была не Шарлотта Уилмонт и даже не Лотти Таунсенд.

И что дальше?

Шарлотта не могла не задуматься о том, не кончит ли она свои дни, как Финелла, в пьяном ступоре, с пожелтевшими и истлевшими воспоминаниями о прошлом, которое лучше всего забыть.

Себастьян не пришел к Шарлотте ни в эту ночь, ни в следующую, и к третьему вечеру она думала, что сойдет с ума. Что же ей делать?

Почти настолько же ужасным, как отсутствие Себастьяна, было открытие, что Финелла – ее мать. У Шарлотты возникла масса вопросов: женился ли Уильям на леди Порции? как и когда Финелла занялась своим ремеслом? И почему она позволила дочери сделать то же самое?

Однако каждый раз, когда Шарлотта открывала рот, чтобы спросить, она останавливала себя. Финелла была вне себя из-за женитьбы лорда Кимптона, и Шарлотте меньше всего хотелось бередить старые раны и подталкивать леди к еще одной попойке.

Даже сейчас, стоя вдвоем в холле, они испытывали неловкость, и Шарлотта подозревала, что Финелла чувствует себя в какой-то мере виноватой за исчезновение Себастьяна.

– Нечего весь вечер расхаживать здесь, – сказала ей Финелла, роясь в своей сумке. Разодетая в пух и прах, с ног до головы в украшениях, собственных и позаимствованных из коллекции Лотти, она все равно имела такой потрепанный и усталый вид, который не могли скрыть никакие драгоценности. – Он не будет проводить здесь все время... – Она замолчала, но Шарлотта могла представить себе недосказанное: «...если он вообще придет».

– Он придет, – убежденно сказала Шарлотта.

– Сегодня у леди Ратледж званый вечер для дебютанток. Он будет на нем. И кроме того, если верить слухам, там должно быть сделано объявление о помолвке.

– О помолвке?

– С мисс Берк. – Финелла крепко завязала шнуровку на сумке. – Лотти, нельзя не видеть правду. Он женится на этой девушке. Я удивлена, что объявление не сделано до сих пор, потому что он не появлялся здесь с...

С момента пьяного представления Финеллы, с тех пор как он обвинил Шарлотту в заигрывании с Рокхестом, с того момента, как все пошло наперекосяк.

– В общем, несколько дней, – подытожила Финелла и, снова развязав шнурок сумки, продолжила бесплодные поиски чего-то внутри.

– Куда ты собираешься? – Шарлотта была не готова провести еще одну ночь в одиночестве.

– Сегодня среда. – Финелла сморщила нос.

– Среда?

– Господи, Лотти, это дело с Трентом сделало тебя такой же рассеянной, как миссис Димбелтон с той стороны улицы. Сегодня среда. – Она немного подождала, а потом тяжело вздохнула. – В среду по ночам я играю в вист. Сегодня мы собираемся у миссис Кемпбелл, потому что миссис Ван Хорн в последнее время плохо себя чувствует.

Шарлотта кивнула, вспомнив, что Финелла уже говорила об этом раньше – о своих еженедельных играх в вист с другими пожилыми куртизанками с Литл-Тичфилд-стрит. Несколько самых знаменитых красоток своего времени теперь проводили ночи за игрой в вист и беззастенчиво плели байки о щедрости и искусстве бывших любовников, выставляя напоказ драгоценности, как будто сидели в лучших ложах оперы. Они собирались в доме миссис Ван Хорн, потому что, как она заявляла, у нее был любовник высшего ранга – приближенный ко двору герцог, который оставил ей приличную пожизненную годовую ренту. То, что она пережила старика Лотарио больше чем на сорок лет, служило постоянным источником раздражения для его потомков, а даме приносило уважение среди подобных ей.

– А ты? – спросила Финелла. – Что ты собираешься делать нынче ночью? – Она посмотрела на огромную вазу, наполненную оранжевыми розами, которые доставили раньше днем, – от Рокхеста. – Ты нарядилась ради графа?

– Нет, – ответила Шарлотта, – сегодня должен прийти Себастьян.

– Он прислал записку? – уточнила Финелла, зная, что этого не было, так как не пропускала ничего, что происходило в доме.

– Нет, но он сказал, что вернется, и мне кажется, что именно этой ночью он явится, чтобы принести извинения.

– Ох, Лотти, – простонала Финелла, – нельзя так вести себя, или ты кончишь в Темзе с набитыми камнями карманами, как Сара Уиттинг в прошлом году.

– Финелла, он непременно придет. – Шарлотта расправила плечи, не желая верить ни во что другое, кроме того, что Себастьян ее любит и обязательно вернется. – А если нет, то у него, безусловно, есть серьезная причина...

Еще до того как Финелла успела фыркнуть, колокольчик над дверью зазвенел, и обе женщины замерли.

– Себастьян, – как заклинание прошептала Шарлотта и бросилась вперед. Она распахнула бы дверь, если бы Финелла не схватила ее за локоть:

– Не спеши так, иначе он поймет, что стоит у тебя на первом месте. – Наученная горьким опытом, она недовольно вздохнула и, оттащив Шарлотту назад, медленно сосчитала до двадцати, так что каждое число болезненно ударяло по быстро забившемуся сердцу Шарлотты, а потом неспешно отворила дверь.

Поднявшись на цыпочки, Шарлотта взглянула поверх украшенной перьями шляпы Финеллы и, к полному разочарованию, увидела, что вместо Себастьяна перед дверью стоит невысокий мужчина в простом темном пальто.

– Миссис Таунсенд? – спросил он.

– Кто ее спрашивает? – Упершись кулаками в бедра, Финелла преградила ему дорогу.

– Мистер Бридж. Из «Ранделл и Бридж», мадам. У меня пакет для миссис Таунсенд.

– Я миссис Таунсенд. – Драгоценности? У Шарлотты от изумления открылся рот.

– Да, да, это вы. У меня для вас подарок. – Расстегнув пальто, он достал длинную узкую коробку. – Позволите? – Он кивнул в сторону холла.

Как всегда корыстолюбивая, Финелла потянула беднягу ювелира внутрь, словно закатывала потерянный бочонок выдержанного бренди.

– Конечно, мистер Бридж. К сожалению, я вас не узнала.

– Миссис Берли, – поздоровался он, не уделив Финелле особого внимания и пристально глядя на Шарлотту. – Мне велено передать это лично вам. – Он вложил коробку в дрожащие руки девушки. – И сказать, что его милость приносит вам искренние извинения.