Себастьян от изумления открыл рот, и Шарлотта, воспользовавшись случаем, освободила свою руку.

– Но, Шарлотта, ты устроишь скандал, если прочитаешь одно из этих стихотворений! – воскликнула Гермиона.

– Да, я знаю. – Она быстро заглянула за дверь и нагло подмигнула Себастьяну, а потом отпрянула и последовала за Гермионой к лестнице.

– Себастьян никогда в тебя не влюбится, если ты окажешься замешанной в скандале, – предупредила Шарлотту подруга.

– На твоем месте я бы не беспокоилась о брате. Ты увидишь, что он стал совсем другим.

Себастьяну хотелось бы с ней поспорить, но для этого ему пришлось бы покинуть свое убежище – и вызвать скандал, который так хотелось устроить мисс Уилмонт.

Он не изменился, сказал бы он им обеим, сказал бы ей.

О, но все же он стал другим.

Голоса девушек постепенно затихали, и Себастьян вдруг понял, что напрягает слух, чтобы еще раз услышать нежный голос Шарлотты, но до него донеслось лишь заключительное заявление сестры, которое буквально потрясло его.

– Полагаю, тебе лучше знать, – согласилась с подругой Гермиона, – ведь это ты влюблена в него.

«Это ты влюблена в него».

Это простое откровение заставило Себастьяна со всех ног броситься в ночь.

Мисс Уилмонт влюблена в него?

«Нелепая идея», – говорил он сам себе, шагая по холодным темным улицам Лондона.

Бодрящий воздух прочистил ему мозги, и к тому времени, как к нему почти вернулась прежняя манера поведения, Себастьян обнаружил, что стоит перед заведением «Уайтс». Ища убежища в своем клубе, Себастьян поклялся, что первое, что он сделает утром, – это принесет свои извинения леди, а потом забудет все произошедшее как не более чем минутное недоразумение.

Любит, как же! Он просто выбросит из головы мисс Уилмонт с ее шелковыми локонами и соблазнительной фигурой.

Но оказалось, что забыть божественную маленькую старую деву совершенно невозможно.

В бильярдной висел портрет Дианы кисти Арбакла, и если прежде Себастьян не обращал на него никакого внимания, то теперь увидел, что богиня охоты дерзко улыбается ему из дубовой рамы. Господи, было похоже, что моделью художнику послужила мисс Уилмонт – те же локоны, те же линии тела, тот же дерзкий, соблазняющий изгиб губ.

Себастьян намеренно повернулся спиной к улыбающейся красавице.

А потом в зале возникла страшная суматоха у книги для записи пари. Хотя Себастьян не принадлежал к тем людям, которые беззаботно заключают пари, – если он вообще их заключал, – но сегодня подошел к толпе щеголей и повес, внезапно почувствовав странное родство душ с этими веселыми и беспечными спорщиками и хвастунами.

– Ставлю пять фунтов на то, что мисс Уилмонт еще до конца сезона выйдет замуж, – заявил один из джентльменов.

– Но за кого? – спросил другой. – Сейчас именно в этом и состоит пари.

– Я женюсь на ней! – выкрикнул мужчина из-за карточного стола. – Уж если приходится надевать кандалы, то, по-моему, лучше взять в свою постель милую кошечку, а она, скажу вам, просто очаровательная крошка.

Со всех сторон посыпались сопровождаемые жестами добродушные подшучивания над достоинствами мисс Уилмонт, видимыми и невидимыми, и кратковременная веселость Себастьяна вдруг превратилась в полную противоположность.

Но как это могло быть? Ведь по характеру он не вспыльчивый, а уравновешенный и ответственный человек.

– Черт бы побрал этого Рокхеста! – воскликнул граф Лаймен и помахал бокалом, прося его наполнить, несмотря на то что, по-видимому, уже достаточно выпил. – Не понимаю, как он это делает. Открывает для общества сокровища, зарытые прямо у нас под носом. – Поднялся гул согласия, и Лаймен продолжил: – Я принимаю ваше пари, Кингстон, и увеличиваю ставку.

Все ждали, горя желанием услышать следующее предложение.

– Держу пари, что перехитрю Рокхеста и лишу его благосклонности леди. Я отведаю вкус ее губ раньше, чем Рокхест сможет завоевать ее сердце с помощью бриллиантов и других побрякушек.

Комнату наполнил смех, подкрепленный неприличными жестами, и настроение Себастьяна стало еще мрачнее. Бриллианты и побрякушки.

– Разве ее мать не Аппингтон-Хиггинс? – поинтересовался один из пожилых членов клуба.

– Да, да, конечно, – ответил другой подслеповатый престарелый повеса. – Эти леди Аппингтон-Хиггинс очень жизнерадостны. Большие кокетки, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Тогда моя задача будет совсем не такой трудной, – пошутил Лаймен, и по залу прокатилась волна грубого мужского смеха.

Себастьян никогда не мог понять, что его так задело, но одна мысль о том, что Лаймен везде будет рядом с Лотти, а совсем не это публичное обсуждение ее добродетели, вывела его из себя и лишила разума.

Невзирая на то что час назад он сам едва не обесчестил девушку, Себастьян не желал выслушивать подобные заявления, тем более от такого жалкого, омерзительного деревенщины, как Лаймен. Молниеносно пробившись через толпу, Себастьян схватил графа за горло и, подняв в воздух, прижал к стене.

– Внимательно послушайте меня, Лаймен, – обратился он к мужчине. – Если только вы приблизитесь к леди, я лично всажу, пулю вам в сердце.

В зале «Уайтс» никогда еще не бывало такой напряженной тишины.

Лаймен издавал булькающие звуки и задыхался, но ничего не мог ответить.

– Вы извинитесь за то, что порочите репутацию мисс Уилмонт. – Себастьян еще сильнее сдавил ему горло. – А потом покинете Лондон.

И опять Лаймен не мог дать вразумительного ответа, а только хрипел.

Ослепленный гневом, Себастьян не заметил, как кто-то подошел и встал с ним рядом, – Рокхест.

– Если вы хотите получить от него ответ, то, полагаю, вам стоит его отпустить, – посоветовал граф своим обычным вежливо-насмешливым тоном.

Гнев Себастьяна остыл, и виконт, переведя взгляд со спокойного лица Рокхеста на посиневшую физиономию Лаймена, сразу же отпустил мужчину. Лаймен глубоко втянул в себя воздух, а когда отдышался, из бледного тотчас же стал пунцовым.

– Как вы смеете, Трент!

Себастьян, который никогда в жизни не участвовал ни в одном сражении, не говоря уже о драке, не знал, что делать дальше, но в одном он был уверен: он не желал видеть Лаймена рядом с Лотти.

О, проклятие, он должен думать о ней как о мисс Уилмонт, иначе окажется в еще худшем положении, чем стоящий сейчас перед ним мужчина.

– Я требую удовлетворения за это публичное оскорбление, – прошипел Лаймен. – Мой секундант зайдет к вам завтра утром.

– Если вы такового найдете, – заметил Рокхест, решительно занимая место рядом с Себастьяном. – Учтите, что когда вы встретитесь с Трентом, я буду вместе с ним. – Граф обернулся к Себастьяну: – Если вы не возражаете.

– Очень вам признателен, – ответил Себастьян, удивленный предложением графа, и подумал, что, возможно, был несправедлив к Рокхесту. Отвернувшись от них обоих, Лаймен в слепой ярости пулей вылетел из «Уайтса», и после его ухода Себастьян оказался в центре внимания.

– Чертовски здорово, Трент, защищать леди.

– Думаю, так и следовало сделать.

– И спокоен, как всегда, – отметил кто-то. Себастьяна похлопали по спине, предложили выпить один бокал, потом другой, и не успел он оглянуться, как вместе с Рокхестом стал героем вечера: Рокхест – за открытие мисс Уилмонт, а Себастьян – за защиту ее чести.

К следующему дню эта история разрослась до неимоверных размеров, и мисс Шарлотта Уилмонт не просто пригасила блеск мисс Лавинии Берк как идеала великосветского общества, а полностью затмила его.

Когда на Куин-стрит доставили первый букет цветов, леди Уилмонт почти не обратила на него внимания, потому что все еще не могла оправиться от обиды за обманутые надежды на наследство тетушки Урсулы.

Но после того как колокольчик прозвенел в тридцать третий раз и холл, утренняя гостиная и столовая оказались заваленными цветами, а простой и прежде пустой поднос переполнился визитными карточками и приглашениями, она разогнала облака негодования и потребовала к себе Шарлотту, а Финелла притаилась в уголке.