– Правда? – прошептала Шарлотта.

– Да, – кивнула Куинс. – Осуществите свое желание, Шарлотта. Мисс Берк обладает многими преимуществами, но у вас есть что-то, намного более ценное.

– И что же это такое?

– Вы знаете, как заниматься с ним любовью.

– Не могу же я просто броситься на него! – Шарлотта села. – Я опозорю себя.

Но, возражая, Шарлотта вспоминала тысячу и один способ, которыми она и Себастьян дарили друг другу любовь – и не только у нее в спальне: тайные взгляды в зале оперы; поглаживание рукой его рукава во время верховой прогулки в парке; украдкой сорванный поцелуй.

Шарлотта знала, как он любил то французское выдержанное вино, которое Рокхест купил у контрабандиста в Гастингсе, ей было известно, что коллекцию Таунли он считал неповторимой, что мог цитировать стихотворения Кольриджа и обожал считать веснушки у нее на спине. Однако она не учла еще одну проблему.

– Себастьян, которого я, как Лотти, знала, был беспутным, беззаботным человеком, а мой Себастьян довольно... в общем, как любят говорить его сестры, скучный и чересчур рассудительный. Не знаю, соблазнит ли его то, что предлагала Лотти.

– Ему все еще это нравится, хотя он этого и не осознает. – Куинс улыбнулась. – Пока еще нравится. И я сомневаюсь, что мисс Берк – это та женщина, которая может дать ему шанс... Конечно, если вы сами ей позволите...

Шарлотта подняла глаза на Куинс, и острый укол ревности положил конец ее колебаниям. Мисс Берк целует Себастьяна? Прогуливается рядом с ним?

Нет! Никогда!

– Но разве я смогу... – Несмотря на внезапную храбрость, к Шарлотте вернулись мучительные сомнения.

– Неужели вы ничему не научились? – всплеснула руками Куинс. – Он изменился не больше, чем вы сами. Вы должны помочь ему открыть в себе ту раскрепощенность, которая пряталась все эти годы.

Помочь Себастьяну стать легкомысленным щеголем? Человеком, который любит читать в постели Кольриджа, скакать по полям на бешеной скорости, заключать пари, не моргнув глазом? Тем, кто позволяет чувствам руководить им? От одной мысли пробудить в Себастьяне такого человека на губах Шарлотты заиграла озорная улыбка.

– Вы в самом деле полагаете...

– Да! – не дала ей договорить Куинс. – Я так считаю!

Шарлотта замерла, поразившись своей забывчивости.

– Он должен жениться на мисс Берк, – сказала она, признавая собственное поражение, и повернулась спиной к Куинс, чтобы скрыть разочарование.

– Ради чего?

– Ради денег. Семья Марлоу на грани разорения.

– Тогда, как я понимаю, вы и это тоже должны изменить, – как само собой разумеющееся сказала Куинс, словно найти состояние за две недели было так же легко, как и голубое бархатное платье.

– Из этого ничего не выйдет. – Шарлотта направилась к чулану. – Тогда я жила жизнью Лотти, но теперь я просто Шарлотта. Моя мать никогда... – Она обернулась, но в комнате никого не было, Куинс исчезла.

А затем во внезапной тишине комнаты Шарлотта услышала тихий шепот:

– У вас есть все, что нужно, дорогая. Я вас уверяю.

– Как это может быть? – спросила Шарлотта, но ответа не получила. В досаде она снова плюхнулась на кровать и почувствовала под простыней что-то твердое и холодное.

Удивившись, она рассеянно сунула руку под простыню и пока пробиралась глубже, у нее в подсознании всплыло воспоминание. «Нет, этого не может быть». Она встала, откинула покрывало и окаменела – там, среди простыней, лежали бриллианты от Рокхеста.

Шарлотта медленно протянула руку и подняла тяжелые холодные камешки, все еще не зная, верить или нет, что это подношение последовало за ней домой. Однако они были вполне реальными и сияли и искрились в утреннем свете. Но если они были настоящими, то это означало, что кое-что возможно.

– Я же вам сказала, – снова раздался шепот, сопровождаемый тихим смехом. – Найдите им хорошее применение, дорогая, хорошее применение.

Взяв у Фенвика шляпу, перчатки и трость, Себастьян широкими шагами вышел через парадную дверь, непонятно почему стремясь спастись от совета матери, пока он не показался разумным и не пустил корни.

Однако его бегство было неожиданно прервано в тот самый момент, когда Себастьян спустил ногу с последней ступеньки на тротуар, потому что он столкнулся с ослепительным сиянием муслина.

Трость выпала у него из рук на землю, и Себастьян подхватил леди, чтобы не дать ей упасть.

На краткий, как вспышка, миг к Себастьяну словно вернулись воспоминания, и изгибы тела под муслином показались ему знакомыми, как собственные руки. То, как леди подходила ему, и слабый аромат фиалок, щекотавший ему ноздри, вывели его из задумчивости, подобно пушечному выстрелу. И неожиданно его исключительно важное дело, его строгое расписание были полностью забыты.

– Мои глубочайшие извинения, мадам, – пробормотал он, глядя сверху вниз на самую жалкую, самую уродливую шляпу из всех, какие он видел.

Себастьян не мог сказать, что он ожидал увидеть у себя в руках, – быть может, создание, способное окончательно и бесповоротно завладеть его чувствами, но, безусловно, не эту скромную маленькую девушку.

Но когда из-под потертых полей этой уродливой шляпки на него посмотрела пара глаз, он почувствовал, как их взгляд пронзил его сердце.

Голубые, ясные и светлые, они заворожили Себастьяна и показались ему такими знакомыми, что он не знал, что и думать, – потому что они принадлежали не кому иному, как маленькой старой деве, подруге Гермионы. Он бросил еще один взгляд – чтобы убедиться в ошибке – и обнаружил, что еще сильнее околдован завитками волос, выбившимися из-под шляпы. Когда ее волосы успели приобрести этот каштановый оттенок и, перестав быть похожими на воробьиное крыло, стали блестящими и горящими огнем?

И как они будут выглядеть, когда, освобожденные от шпилек, рассыплются по шелковым простыням. Как эти глаза будут смотреть на него с желанием и страстью, когда под его руками будет ее нагое тело, трепещущее от его прикосновений?

– Вы в порядке, милорд? – спросила девушка, глядя на него таким понимающим взглядом, что у Себастьяна создалось впечатление, будто она безошибочно читает его мысли.

Он так быстро отпустил ее, что девушка чуть не опрокинулась назад, но больше поддерживать не стал, решив не рисковать обнять ее и допустить еще более непристойные мысли о лучшей подруге своей сестры.

Господи, до чего неловко все вышло! Он выставил себя полным посмешищем, держа ее так... так неприлично... так развязно, и теперь, как полагал Себастьян, ему следовало извиниться за свое предосудительное поведение.

«О, черт бы побрал меня, как же ее зовут?» И затем ее имя само прорезалось в его памяти.

– Простите, Лотти. К сожалению, я вас не заметил. – А потом он обнаружил, что снова держит ее – на этот раз за локоть – совершенно без стеснения, прямо посреди Беркли-сквер, на виду у всех. Он снова отпустил ее (с большей неохотой, чем ему хотелось бы признаться) и растерялся, не зная, что еще сказать.

– Вам не за что извиняться, милорд. – Проскользнув мимо него, девушка направилась вверх по парадной лестнице, как грациозная очаровательная кошка, как Титания, входящая в свои владения.

Несколько мгновений Себастьян мог, разинув рот, только смотреть ей вслед, пока она через плечо не бросила на него еще один лукавый взгляд, как будто знала, что он еще будет стоять там и с вожделением смотреть на нее. Но что еще хуже, она, казалось, была абсолютно довольна собой и наслаждалась его непристойным вниманием.

Себастьян вздрогнул, поднял трость, торопливо поклонился и, словно за ним по пятам гнались французы, быстро зашагал по улице, направляясь к фешенебельному дому Берков на Гросвенор-сквер.

И только потянув шнурок колокольчика на дверях дома Берков, он осознал, как назвал девушку.

Лотти?

Имя звучало слишком знакомым, слишком интимным для простого приветствия.

Интимным. Да, это было именно то слово, которое ему не хотелось употреблять в одном предложении с именем... о, проклятие, как же ее зовут? Уилкокс? Уилсон? Уилмонт! Мисс Уилмонт – не Лотти и даже не Шарлотта, а просто и обыденно – мисс Уилмонт.