— Ничего подобного! — воскликнула Дина, немного оправившись от смущения. — Она ничуть не была разочарована или подавлена. Она была мертвенно-бледной от злости.

— Дина!

— О, папа, почему ты закрываешь глаза? Ты должен знать, что она собой представляет. Кому и знать, как не тебе!

— Дина, я должен настоять…

— Нет! — закричала Дина. — Нет! Сначала ты говорил, что я что-то делаю тайно от тебя, затем, когда я полностью откровенна и ничего не скрываю, тебе это тоже не нравится. Мне в какой-то мере жаль, что мы с Генри не выдержали всего срока, но мы почти выдержали, и мне и в голову не приходит считать, что в пятницу после полудня произошло нечто ужасное. Я не позволю, чтобы о нас с Генри пошли грязные слухи. Я прошу прощения, что была груба с господином Алленом и я.., что ж, это абсолютно очевидно, что я была не только груба, но и сказала глупость. Я хочу сказать, это очевидно потому, как он это воспринял.., я хочу сказать.., о, черт! Ой, папа, прости меня.

Аллен с трудом сдержал смех.

— Дина! Дина! — повторял ректор.

— Да, что ж, мне действительно жаль. И теперь господин Аллен будет думать невесть что об этой встрече в пятницу. Я могу также сказать вам, господин Аллен, что, по нашему с Генри мнению, мисс Прентайс немного не в своём уме. Это хорошо известное явление у старых дев. Она пыталась подавить своё естество и.., и.., пыталась сделать это с помощью религии. Тут ничего не попишешь, папа, но это так. Но она потерпела неудачу. Она становится все более и более мрачной, и когда видит двух нормальных, здоровых людей, любящих друг друга, то приходит в ярость.

— Это я потерпел неудачу, — сказал ректор, с отчаянием глядя на свою дочь.

— Нет. Ты — нет. Просто ты не понимаешь этих двух женщин. Ты — ангел, но далёкий от современности ангел.

— Мне было бы интересно узнать, — заметил Аллен, — как ангел может долететь до наших дней. Специальные крылья у него, что ли?

Дина улыбнулась.

— Что ж, вы знаете, что я имею в виду, — сказала она. — И я права в отношении этих двух леди. Если бы вы слышали мисс Прентайс! Это было просто-напросто стыдно и противно. Она вся дрожала и как будто задыхалась. И говорила нам самые ужасные вещи. Она грозилась рассказать одновременно тебе, папа, и эсквайру. Она предположила… О, это было невероятно. Что ещё хуже, она брызжет слюной, когда говорит.

— Дина, дорогая!

— Ну, папа, это правда. Я обратила внимание на лиф её дурацкого платья, и это было отвратительно. Она либо брызжет слюной и плюётся, либо проливает чай на платье. Честно! И, в любом случае, она была полна яда — я имею в виду то, что она говорила.

— Кто-нибудь из вас пытался остановить её? — спросил Аллен.

— Да, — сказала Дина.

Она резко побледнела и быстро добавила:

— В конце концов она проковыляла мимо нас и пошла вверх по дороге.

— Что сделали вы?

— Я пошла домой.

— А господин Джернигэм?

— По-моему, он пошёл на Клаудифолд.

— По крутой тропинке? Он не пошёл вместе с вами?

— Нет, — сказала Дина. — Он не пошёл со мной. А что в этом такого?

* * *

— Я не могу понять, — заметил ректор, — какое отношение эта грустная история может иметь к трагедии.

— Я обещаю, — сказал Аллен, — что любая информация, которая не будет иметь отношения к делу, не получит дальнейшего выхода. Нас совершенно не интересуют факты, не связанные напрямую с самим происшествием.

— Что ж, это не имеет отношения к делу, — заявила Дина.

Она вытянула вверх подбородок и сказала громко:

— Если вы думаете, что мисс Прентайс заставила нас почувствовать смущение и неловкость и это является мотивом для убийства, вы ошибаетесь. Мы нисколько не боимся ни самой мисс Прентайс, ни того, что она может сказать или сделать. Ни для меня, ни для Генри это не имеет никакого значения.

Нижняя губа Дины дрожала. Она добавила:

— Мы просто рассматриваем её с точки зрения психоанализа, и нам её немного жаль. Только и всего. Она издала звук, похожий на всхлип. Ректор сказал:

— О, моя дорогая, какая чепуха. Дина отошла к окну.

— Что ж, — мягко произнёс Аллен, — давайте продолжим разговор и все проанализируем несколько по-иному. Что каждый из вас делал в субботу после полудня? Это было вчера.

— Мы оба были здесь, в доме, — ответила Дина. — Папа пошёл спать, а я повторяла свою роль.

— В котором часу вчера вечером вы пришли в ратушу?

— Мы вышли из дома в половине седьмого, — сказал Коупленд, — и пошли по дорожке через наш сад и рощу.

— Там кто-нибудь был?

— Да. Там была Глэдис Райт, так ведь, Дина? Она одна из лучших наших помощниц и отвечала за программки. Глэдис находилась в вестибюле ратуши. Кажется, остальные девушки либо уже были там, либо пришли вскоре после нас.

— Вы можете мне точно рассказать все, что вы делали до момента убийства?

— Конечно, могу, — подхватил ректор. — Я убедился, что один экземпляр пьесы и велосипедный звонок, которым я должен был воспользоваться, лежат на своих местах, затем я сел в кресло на сцене, чтобы не мешать подготовке остальных и следить, чтобы никто из зрителей не заходил за кулисы. Я был там до тех пор, пока Дина не позвала меня поговорить с мисс Прентайс.

— Вы ожидали, что мисс Прентайс не сможет играть?

— Честно говоря, нет. Наоборот, она сказала мне, что палец её почти не болит. Это было вскоре после её прихода.

— Вам было сложно убедить её отказаться от игры на рояле?

— Да, на самом деле сложно. Она была настроена решительнейшим образом, но её палец оказался в очень плохом состоянии. Играть больной рукой невозможно, и я сказал ей, что буду очень недоволен, если она станет упорствовать.

— И, исключая это время, вы ни разу не покидали сцены?

— О! О да, я до этого подходил к телефону, когда мы пытались дозвониться до миссис Росс. Это было в половине восьмого. Телефон в ратуше соединён с нашим, а горничная Мэри глуховата и подолгу не берет трубку.

— Мы все были как ненормальные, — раздался голос Дины. — Эсквайр, Генри, папа и я — мы все стояли вокруг телефона и слушали указания мисс Кампанула. Хотя она не говорила, а рычала. На эсквайре не было брюк, только шерстяные розовые кальсоны. Мисс Прентайс подошла к нам, но когда увидела эсквайра, закудахтала, как курица, и убежала. Больше никто не обратил внимания на вид эсквайра, даже мисс Кампанула. Мы все так волновались из-за опоздания других актёров. Папа уже собирался идти домой, чтобы позвонить оттуда, когда мы наконец дозвонились до Мэри.

— Затем я вернулся на сцену, — добавил ректор.

— Я не могу сказать вам точно, что я делала, — сказала Дина. — Я была везде.

Она внимательно вглядывалась в окно.

— Вот идёт Генри.

— Почему бы вам не встретить его? — предложил Аллен. — Расскажете ему, как я вас тут третирую.

— Нет, вы не третируете, но я пойду, — сказала Дина. Она открыла окно и перелезла через низкий подоконник прямо в сад.

— Прошу прощения, — произнёс Аллен, когда окно захлопнулось.

— Она хорошая дочь, — грустно прошептал ректор.

— Вне всякого сомнения. Господин Коупленд, вы понимаете, в каком странном положении мы находимся? Если предполагаемой жертвой была мисс Прентайс, нам необходимо проследить за каждым её движением, её разговорами.., да если возможно, то даже за её мыслями в течение этих последних дней. Мы находимся в необычном положении, имея, несомненно, живую жертву при совершенном убийстве. Существует даже возможность, что убийца может предпринять вторую попытку.

— Нет! Нет! Это было бы слишком ужасно.

— Я уверен, что, как сказала ваша дочь, вы многое знаете об этих двух женщинах, то есть о фактической и, насколько мы понимаем, о подразумевавшейся жертве. Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь, что могло бы пролить свет на эту тёмную путаницу чувств?

Ректор сжал кулаки и устремил взгляд на огонь.

— Я очень сильно обеспокоен, — сказал он. — Но не вижу, чем мог бы вам помочь.