— Я уверен, что так и есть.

— Когда вы приходили ко мне вчера, у меня жутко болела голова и я едва ли могла о чем-либо думать. Вы спрашивали меня, выходила ли я из дома в пятницу вечером?

— Да. Вы сказали мне, что не выходили.

— Мне казалось, что я была дома. Честно, я не понимаю, что на меня нашло в тот момент. Я была дома практически весь вечер, но выходила примерно на полчаса. Я ездила отправлять письмо, но совершенно забыла об этом.

— Это не очень важно.

— Мне необычайно полегчало от этих ваших слов, — сказала она и засмеялась. — Я боялась, что вы будете сердиться на меня.

Она чересчур выделяла некоторые слова, как будто сама себя пародировала. Она сделала особое ударение на слове “сердиться”, состроив при этом гримасу и очень широко раскрыв глаза.

— И это все? — спросил Аллен.

— Нет, не все, — ответила она решительно. — Дело в том, что по пути туда я проезжала по Чёрч-Лейн, мимо ратуши. Чёрч-Лейн проходит по холмам, вы знаете, и ведёт к моему коттеджу.

— Да.

— Итак, в одной из комнат горел свет.

— В котором часу это было?

— Я вернулась назад в одиннадцать. Скажем, без двадцати минут одиннадцать. Нет, немного раньше.

— Вы можете сказать, что это была за комната?

— Да. Я это поняла. Слишком далеко для женских уборных, и, в любом случае, они были с занавесками.

Мисс Прентайс, которая сама очень целомудренная женщина, сказала, что нехорошо не иметь занавесок. Комната, в которой живёт Билли Темплетт, находится в дальней стороне здания. Значит, это была уборная эсквайра. Господина Джернигэма. Но самым интересным было то, что свет вспыхнул на несколько секунд, а затем погас.

— Вы абсолютно уверены, что это не было отражением ваших передних фар?

— Абсолютно. Это было довольно далеко от меня, справа, и нисколько не походило на отражение. Стекло довольно толстое. Нет, жёлтый квадрат засветился и погас.

— Понятно.

— Возможно, это не имеет никакого значения, но это было на моей совести, и я подумала, что лучше откровенно об этом рассказать и полностью признаться. Тогда я не придала этому значения. Это могла быть Дина Коупленд, которая пришла навести порядок, или кто-нибудь из старушек. Но так как теперь каждое мелкое событие пятницы кажется очень важным…

— Гораздо лучше информировать полицию обо всем, что вы помните и что может иметь хоть малейшее значение, — сказал Аллен.

— Я надеялась, что вы это скажете. Господин Аллен, я так обеспокоена, а вы такой человечный и неофициальный, я не знаю, осмелюсь ли спросить вас кое о чем. Мне очень неловко.

Едва ли манеры Аллена могли быть более официальными, когда он ответил:

— Я здесь представляю закон, вы знаете.

— Да, я знаю. Что ж, когда сомневаешься, спроси у полицейского. — Она очаровательно улыбнулась. — Нет, но честно, я ужасно.., страшно запуталась. Это касается Билли Темплетта. Я уверена, что вы уже слышали все местные сплетни и поняли, что милые жители в этой аристократической части мира имеют довольно примитивное мышление. Без сомнения, вам уже известны все эти лживые слухи о Билли Темплетте и обо мне. Что ж, мы большие друзья. Он единственный человек во всей округе, который интересуется не только охотой и чужими делами, и у нас много общего. Конечно, будучи врачом, он должен смотреть на женщину как на комплект внутренностей и коллекцию жалоб. Я никогда не предполагала, что его практике может повредить то, что он чаще будет видеться со мной, чем со старой миссис Каин и другими старейшинами деревни. О, дорогой господин Аллен, вот в чем трудность. Можно мне ещё сигарету?

Аллен дал ей ещё одну сигарету.

— Я хочу вас спросить, пока ещё окончательно не потеряла самообладания. Вы подозреваете Билли в этом бесчеловечном преступлении?

— Судя по развитию событий, — сказал Аллен, — кажется абсолютно невозможным, чтобы доктор Темплетт имел к этому какое-либо отношение.

— Это правда? — спросила она и посмотрела на него взглядом острым, как нож.

— Для полицейского является серьёзным правонарушением умышленное введение в заблуждение свидетелей.

— Прошу прощения. Я знаю это. Это огромное облегчение. Вы помните то письмо, что показывали мне вчера? Анонимное письмо?

— Да.

— Оно было адресовано мне.

— Да.

— Я признаюсь, что отрицала это. Но вы — большая умница, не так ли?

Она опять засмеялась. Аллен подумал при этом, многие ли говорили ей, что она смеётся, как девочка, и забывала ли она когда-нибудь об этом сама.

— Вы хотите изменить ваши показания, относительно письма? — спросил он.

— Да, прошу вас. Я хочу объяснить. Я показала письмо Билли, и мы обсудили это и решили не обращать на него внимания. Когда вы показали мне это письмо, я предположила, что вы нашли его где-нибудь в ратуше, и так как я знала, что оно никакого отношения к убийству не имело, то захотела защитить бедного Билли.

Поэтому сказала, что ничего об этом не знаю. А затем он вошёл, и я подумала, что он поймёт мой намёк и.., что ж. Все получилось очень плохо.

— Да, — согласился Аллен. — Все получилось очень плохо.

— Господин Аллен, что он сказал вам вчера вечером, когда вы ушли вместе? Он был.., он злился на меня? Он не понял, что я пыталась помочь ему, да?

— Я думаю, да.

— Он должен был знать! Это нелепость, которая все запутывает.

— Боюсь, что ваше объяснение такое же запутанное.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что вы знали, куда доктор Темплетт положил письмо и что скорее всего мы найдём его где-то в ратуше. Я имею в виду, что вчера вы говорили первое пришедшее вам на ум с целью выпутаться из неловкого положения. Затем вы вспомнили об отпечатках пальцев и поэтому пришли ко мне с историей об альтруистических мотивах. Когда я сказал вам, что доктор Темплетт, по имеющимся у нас сведениям, не подозревается в убийстве, вы пожалели, что раскрыли свои карты. Я думаю, что сразу могу распознать испуганную женщину, когда вижу её перед собой. И вчера вы были очень напуганы, миссис Росс.

Сигарета потухла у неё в руке. Рука непроизвольно дёрнулась, и окурок упал на пол. Она подняла его и бросила в огонь.

— Вы не правы, — сказала она. — Я сделала это для него.

Аллен не ответил. Она продолжала:

— Я подумала, что это она написала. Убитая женщина. И я думала, что старая Прентайс собиралась играть.

— Доктор Темплетт не говорил вам в субботу утром, что для мисс Прентайс было физически невозможно играть?

— Мы не обсуждали это. Билли не делал этого, я тоже. Мы прибыли на место около восьми часов.

— Вы прибыли вскоре после семи тридцати, — поправил Аллен.

— Что ж, в любом случае, было слишком поздно сделать что-нибудь с роялем. Зал был заполнен. Мы ни минуты не оставались одни.

— Миссис Росс, когда вчера я спросил вас об эпизоде с окном, почему вы не сказали мне, что видели, как кто-то промелькнул за стеклом?

Судя по всему, этот вопрос поразил её, но не слишком обеспокоил. Она посмотрела на Аллена, как ему показалось, размышляя, как будто взвешивала его вопрос и тщательно обдумывала ответ. Наконец она произнесла:

— Я полагаю, Билли вам рассказал это. Это был всего лишь мимолётный взгляд сквозь толстое стекло. Окно было только приоткрыто на два дюйма.

— Мне кажется, вы были встревожены мыслью о том, что за вами подглядывали. Думаю, вы заметили эту тень в окне только после того, как некоторое время находились с доктором Темплеттом на сцене, и этого времени было вполне достаточно, чтобы серьёзно вас скомпрометировать. Я полагаю, что вы велели доктору Темплетту закрыть окно и опустили занавес, чтобы гарантировать ваше уединение.

Она склонила голову набок и посмотрела на него из-под ресниц.

— Вам следует выступить в Женском институте, там с восторгом выслушали бы эту историю за чаепитием.

— Я буду придерживаться теории, — продолжил Аллен, — что вы ничего не сказали доктору Темплетту об этой тени, так как не хотели тревожить его, но это было не так уж молниеносно и мимолётно, чтобы вы не узнали наблюдателя в окне.