Как и надеялся Ривас, пленные девушки, услышав этот бессмысленный набор звуков, мгновенно завизжали, а застигнутый этим врасплох Найджел повернулся к фургону.
Ривас распрямился, как сжатая пружина, одним движением выхватив из рукава металлическую полосу и замахиваясь ею; когда его правая нога коснулась бетона, он уже набрал приличную скорость. Найджел услышал это и оглянулся, но Ривас уже налетел на него. Со всей своей силы, помноженной на энергию разгона, он ударил тяжелым болтом Найджелу в переносицу. Голова Найджела только еще начинала запрокидываться назад, когда Ривас отпустил свою импровизированную палицу и, врезавшись в тело противника, вместе с ним повалился на пол. Первым делом он сорвал с Найджела его шляпу, и когда он, перекатившись за безжизненным телом, вскочил на ноги, рогатка уже была в его руке, и он целился в Леденца – тот выхватил нож и сделал пару шагов вперед, но застыл на месте, увидев, что Ривас натянул резинку до отказа.
– Брось нож, – задыхаясь, приказал Ривас. Нож лязгнул о бетонный пол.
– Что ты сделал с Найджелом? – всхлипнул старик.
– Возможно, чуть переусердствовал, – сказал Ривас, успокаивая дыхание. – Открой фургон.
Старик не пошевелился.
– Так вот что значила твоя белиберда? Вещание?
– Вот именно. Я могу убить тебя и открыть его сам.
Старик сделал шаг к фургону.
– Выходит, ты избавильщик.
– Из тех, наемных, – согласился Ривас. Он медленно поворачивался, продолжая целиться рогаткой в старика, но отступил на пару шагов назад и на мгновение опустил оружие, подобрав с пола нож. Он успел сунуть его в ножны и снова натянуть резинку с камнем прежде, чем тот успел хотя бы обернуться на движение.
Когда Леденец снова повернулся к фургону, Ривас скосил взгляд на Найджела. Один глаз того остался широко открытым и смотрел куда-то в потолок, другой зажмурился, а между ними темнела глубокая вмятина. Вытянутая рука Риваса начала трястись, и ему остро захотелось оказаться как можно дальше от этого места.
Леденец забрался на корму фургона, повозился с замком и отворил дверь. Ривас подошел ближе. Внутри стояли, щурясь на оранжевый свет костра, три девушки. Все трое неуверенно улыбались, все еще веря в то, что Ривасова имитация продвинутого, вещающего после причастия, была настоящей.
Он вгляделся в их лица. Ури среди них не было.
– Выходите, девушки, – устало произнес он. – Вы свободны.
Улыбки исчезли с их лиц, но они все же спустились и бесцельно побрели к костру.
– Лезь туда, – приказал Ривас Леденцу. – И медленно, осторожно приведи сюда четвертую.
Старик скрылся в темноте. Спустя полминуты оттуда послышалось робкое: «Она мертва».
– Тащи ее к двери.
– Ты меня убьешь.
Может, и убью, подумал Ривас. Однако вслух он сказал только: «Не говори ерунды. Для меня это только работа».
Из темноты послышались шорох, возня, сопение, потом он разглядел тело, подталкиваемое к порогу. Темные волосы...
– Покажи мне ее лицо.
Леденец приподнял ее за волосы и повернул лицом к Ривасу. Это была не Ури.
Ривас даже не подозревал о том напряжении, что сковало его, пока оно не отпустило немного.
– Не та, которую я ищу, – сказал он Леденцу. – Лезь обратно внутрь и закрой за собой дверь.
На лице старика блестели слезы.
– Но ты же не можешь запереть меня здесь! Стены сколочены на совесть. Я умру с голоду, лучше уж застрели сразу...
– Успокойся, я не собираюсь запирать дверь. Так, навалю какого-нибудь хлама перед ней, чтобы слышать, если ты выйдешь. Мертвую девушку можешь выкатить наружу или оставить с собой – как знаешь.
Леденец потащил ее обратно.
– Не могу быть один, – буркнул он, закрывая дверь.
Ривас ослабил резинку, потом смотал ее и убрал рогатку в карман. Из кучи хлама у стены он притащил старую кровать и прислонил ее к двери.
– Вот так, – громко произнес он. – Если она упадет, пока я буду поблизости, я услышу, вернусь и уж тогда точно убью тебя, идет?
Старик что-то бормотал внутри, но, возможно, он обращался к мертвой девушке. Во всяком случае, прямого ответа Ривас не услышал.
Ривас забрался на козлы, забрал бутылку валюты и спрыгнул обратно на пол. За время поездки он обратил внимание на то, что упряжь лошадей отличается от обычной: помимо обычных пряжек она застегивалась кое-где шпильками, а каждая лошадь была оседлана легким английским седлом. Осторожно, чтобы не разбить, он поставил бутылку на пол и подошел к правой передней лошади изучить упряжь внимательнее.
Каждая из шпилек имела на шляпке металлическое кольцо; он выдернул шпильку из гнезда, и постромки упали на землю. Он улыбнулся почти сочувственно. Вы, ребята, были готовы ко всему, подумал он: и к пастырям Соек, и к бой-шершням, и к необходимости переправляться вплавь... и даже, как видно, к возможности бросить свой фургон и удирать верхом, не перепрягая лошадей. Впрочем, уверен, впредь старина Леденец будет разборчивее в выборе попутчиков. Ривас выдернул еще одну шпильку и попытался вспомнить, на какую длину ему лучше отпускать стремена.
– А где сойер? – послышался голос у него за спиной. Он вздрогнул, едва не врезался в лошадь и обернулся.
Девушка была высокого роста, светловолосая. Силуэт ее вырисовывался на фоне догорающего костра, так что выражения ее лица он не видел. Впрочем, будучи хорошо знакомым, с Сойками, не сомневался в том, что ничего такого особенного он и не увидел бы.
– Мне очень жаль, мисс, – сказал он. – Поблизости таких нет. – Он посмотрел поверх ее плеча. – А куда пошли двое остальных?
Она пожала плечами.
– Что ж, удачи им. – Он вернулся к бутылке и сунул ее в карман, потом выдернул последнюю шпильку, отпрягая лошадь от фургона. – И тебе тоже, – добавил он, прикидывая, можно ли от нее добиться, чтобы она его подсадила в седло.
– Куда ты собираешься?
Он раздраженно повернулся к ней. Ну почему она не умотала со своими подружками?
– На юг.
– На юг? – спросила она, внезапно оживившись. – В Шатер Переформирования?
– Нет, черт подрал, я... – Он осекся. А почему бы и нет? Можно ли мечтать о лучшей легенде, чем роль Сойки, которую оторвали от стаи и которая только и жаждет, чтобы ее вернули обратно или определили в другую стаю? Тем более в обществе самой что ни на есть настоящей Сойки? – То есть да, конечно, – поправился он.
– Тогда, может, отправимся в путь сейчас же? – предложила она. – Я чувствую себя ужасно одиноко без остальных.
– Да, – согласился Ривас, обводя свою лошадь за повод вокруг соседки, чтобы отпрячь еще и ту. – Мне хотелось бы убраться отсюда как можно быстрее.
Девушка равнодушно огляделась по сторонам, уделив мертвому телу Найджела не больше внимания, чем забытой свинине. Совершенно очевидно, домом для нее служило место, где были Сойки, а все остальные места не имели для нее никакого смысла, поскольку их там не было, так что годились разве на то, чтобы миновать их, не оглядываясь. Ривас вычитал где-то, что жабы различают только два типа объектов: муху и все, что нельзя считать мухой. Похоже, восприятие у этой девицы точно так же ограничивалось двумя категориями.
– Потому что здесь никого нет, – устало пояснил он. Она улыбнулась и кивнула, так что он решил развить мысль. – И потом сейчас еще достаточно светло, чтобы сократить расстояние между нами и Шатром Переформирования на милю-другую. – Он протянул ей повод второй лошади. – Верхом ездить умеешь?
Улыбка исчезла с ее лица.
– Да, – коротко ответила она, принимая повод.
Он сообразил, что этому она, должно быть, научилась прежде, чем сделалась Сойкой, в отвергнутой прежней жизни, и что, хотя она использует это свое умение, чтобы вновь вернуться в лоно своей церкви, она не испытывает по этому поводу ни радости, ни гордости.
– Ладно, – сказал он. – Если я упаду, вернись за мной. Не удостоив его ответом, девушка задрала вверх левое колено, сунула обутую в сандалию ногу в стремя и без видимого усилия взлетела в седло; Ривас обратил внимание на то, что ноги ее под грубым холщовым балахоном длинные и стройные. В Венеции за нее дали бы неплохие деньги, подумал он, – а хорошо все-таки, что я спас ее от этого... Тьфу, какого черта я глазею на девчачьи ноги, когда мне нужно искать Ури?