Постепенно все находившиеся на крыше вернулись к прерванным занятиям, а по мере того, как совершала свой круг по рукам бутылка, и взгляды на него делались все менее подозрительными. Человек с рыболовным змеем запустил-таки его в воздух и теперь расхаживал по крыше взад-вперед, насвистывая какую-то странную мелодию. Другой следил за перемещениями шлюпки, занося результаты наблюдений в маленькую записную книжку; третий – с биноклем – обнаружил в одном из соседних окон нечто, поглотившее все его внимание. Кудрявый юнец продолжал беспокойно оглядываться по сторонам, словно никак не мог дождаться кого-то. Ривас просто смотрел на море.

Он видел довольно много всяких судов: три широких, с высокими надстройками, перестроенный паром, судя по всему, служивший плавучим кафе, и множество рыбацких лодок, сгрудившихся на темно-синем клочке морской поверхности, известном как подлодочная яма или Бывшая Эллейская База. Все они забросили туда сети на фосфоресцирующих рыб-мутантов, за которых в некоторых кругах платили бешеные деньги. Однако ни одно из этих суденышек не походило на то, ради которого он сюда пришел; к тому же на ум ему пришло, что он ведь так толком и не рассмотрел ту посудину, что привезла его сюда из Ирвайна.

Беспокойный кудрявый юнец сунул голову в проем, через который попал сюда Ривас, потом подошел к северному краю крыши и заглянул вниз.

– Эй! – окликнул он остальных, распрямившись и повернувшись к ним. – Никто не слышал, не говорил ли тот старик, с которым я был, куда он ушел?

– Нет, сынок, – заплетающимся языком отозвался тип с рыжеватой бородой. – Я вообще от него слова не слышал.

Далеко слева, у самого горизонта, Ривас разглядел еще одно приближающееся судно. Солнце только-только начало сползать с зенита, так что ему пришлось сощуриться от слепящих бликов.

Корабль напоминал баржу, ощетинившуюся странными выступами и плавниками. У него имелась в наличии вся парусная оснастка, но Ривас не сомневался в том, что это та самая баржа, которую он ждал здесь. Теперь все, что ему оставалось, – это проследить, где она ошвартуется.

Парень снова перегнулся вниз.

– Эй! – крикнул он.

Ривас как раз собирался попросить у одного из соседей на минуту бинокль, когда тот добавил: «Леденец!»

Огромным усилием воли Ривас позволил себе всего только посмотреть на юнца, который продолжал беспокойно оглядываться по сторонам. Он попытался вспомнить, как выглядел тот старик, что ушел при его, Риваса, появлении. Боже мой, подумал он. Не слишком высокий, волосы седые – очень даже может быть, тот самый. И ведь он не позволил мне разглядеть его лицо, хотя мое, должно быть, видел. И парень предупреждал меня, чтобы я не охотился за оцыпляченными девицами!

Лучше исходить из того, что это тот самый, – и быстро делать ноги. Прямо сейчас.

Пока он как бы невзначай пятился от парапета, в поле его зрения снова попала та баржа в море, и ему показалось, что он видит свешивающиеся за борт тросы.

И тут что-то ударило его по голове с такой силой, что он всем весом опрокинулся на парапет, один конец которого сорвался с крепления. Вся чугунная конструкция развернулась подобно открывающейся наружу двери и со страшным скрежетом наклонилась вниз.

Цепляясь не столько руками, сколько ногами, Ривас почти вниз головой висел на том, что всего секунду назад было парапетом, а теперь превратилось в раскачивающуюся над бездной лестницу-стремянку. Он услышал вопли по меньшей мере еще двоих, падающих вниз, в море, в паре ярдов над его головой цеплялся за парапет третий, а за его брыкающимися ногами виднелось искаженное яростью лицо старого Леденца собственной персоной, возбужденно подпрыгивавшего на краю крыши и выжидавшего удобный момент для нового выстрела по Ривасу из рогатки, которую он, без сомнения, приобрел в память о дорогом покойном Найджеле.

Рогатка хлопнула, человек над Ривасом взвизгнул и задергался. Не дожидаясь нового выстрела, Ривас отцепился от чугунного переплета и полетел в море, пытаясь развернуться в воздухе так, чтобы врезаться в воду ногами вперед. На лету он услышал свист камня, пролетевшего совсем близко от его головы.

Вода показалась ему при столкновении крепче бетона. Удар вытряхнул из легких весь воздух, и он вяло замахал руками в облаке пузырьков. Бог его знает, как глубоко он погрузился. Он даже не знал, где верх, а где низ, до тех пор, пока взбаламученные пузырьки не успокоились немного и не потянулись в одном направлении. Тогда он замолотил руками и ногами, устремляясь вслед за ними.

Первое, что он сделал, вынырнув на поверхность и смахнув с глаз мокрые волосы, – это задрал голову, чтобы посмотреть вверх. Глаза его тут же расширились от ужаса, ибо оттуда летел, вращаясь на лету и увеличиваясь с каждым мгновением, Леденец. Казалось, он падает прямо на Риваса.

Собрав остаток сил, Ривас лихорадочно поплыл к берегу. Поднятый им плеск тут же заглушил увесистый шлепок – Леденец врезался в воду в паре футов за его спиной, и поднятая его падением волна накрыла Риваса с головой, снова выбив то немногое количество воздуха, которое он успел набрать в свои контуженные легкие.

Пробежав над ним, волна разбилась о массивные бетонные колонны, судя по всему, поддерживавшие все это вывешенное над водой здание. Между колоннами были натянуты старые сети и гамаки; с дюжину раскачивавшихся в них ребятишек смотрели на Риваса с неподдельным ужасом. Даже полуоглушенный Ривас обратил внимание на то, что все они были лысые, а подплыв ближе, заметил на их шеях характерные складки, а между пальцами ног – полупрозрачные перепонки. С громким плеском, гулко отдававшимся эхом в колоннах, он поплыл к ближайшей незанятой сети, врезался в нее и тут же развернулся лицом к продолжавшим разбегаться кругам воды. Левой рукой он выхватил нож и расслабился, позволяя сжавшимся от напряжения легким расправиться.

Смогу ли я убить его? Придется, подумал он. Вопрос только в том, способен ли я еще на такое.

До него дошло, что лицо его мокро не только от воды, и он, не выпуская ножа из здоровой руки, ощупал ею голову. На макушке обнаружилась длинная глубокая ссадина, словно он пытался расчесать волосы на прямой пробор, пользуясь для этого ножовкой. Он вздрогнул при мысли о том, что скорее всего не ощущал бы уже ничего, придись попадание на дюйм-другой ниже. Опуская руку, он заметил, что нож испачкался в крови. Ограничится ли все только этой кровью?

Наконец ему удалось сделать глубокий вдох. Что ж, хоть дышать ты можешь, подумал он. Вот только долго ли это продлится? С ясностью, которой он даже не ожидал от своего воображения, он увидел, как его рука делает выпад ножом, целясь старику в горло, ощутил, как лезвие вспарывает сопротивляющуюся плоть, увидел, как безжизненное тело опрокидывается обратно в воду и вокруг него расплывается темное пятно, увидел круглые глаза ребятишек...

Медленно-медленно, почти машинально он сунул нож обратно в ножны и опустил рукав.

Взгляд его оставался прикованным к тому месту, где вода продолжала кипеть всплывающими пузырьками. Он ощущал себя совершенно спокойным – и не только от усталости. Он вспомнил свое нападение на Найджела со спины пять дней назад и то встревоженное выражение, которое появилось у Найджела на лице за мгновение до того, как дубинка Риваса размозжила ему лоб.

Пузыри почти исчезли, и на их месте снова катились длинные, ленивые волны... и Ривас вдруг с облегчением понял, что старый Леденец больше не всплывет. Что ж, подумал он, это был прыжок так прыжок, а он все-таки старик... как знать, может, он и плавать-то не умел. Может, он просто хотел размозжить мне башку своим башмаком, прежде чем утонуть...

И все из-за Найджела. Тьфу.

Вдруг он вспомнил про баржу, которую видел несколько минут назад. Боже мой, подумал он, отцепляясь от сети, мне же надо увидеть, куда она причалит! Убедиться, правда ли Сойеров «храм в городе-побратиме» и есть Дворец Извращений. Он огляделся по сторонам, увидел в тени за колоннами лестницу и поплыл к ней.