«Больше я не могу таиться, – заговорил Робин. Он запинался, и его губы дрожали. – До сих пор было легко – даже забавно – заниматься… другим, если вы меня понимаете…» Мне не составляло труда понять его. Самым удивительным была абсолютная искренность насчет его цели – то есть меня. Ему, казалось, и в голову не приходило, что я могу верить в еще одно понятие, входящее в мой раздел алфавита, – моногамию.

«Но теперь я не хочу ничего скрывать, – продолжал Робин. – Пускай весь мир знает, что мне нужны вы, Джойс! Полночи я хожу по своей комнате, повторяя ваше имя! Я думал, что такое всепоглощающее желание не может остаться без ответа, и ожидал услышать ваши шаги по гравию, увидеть, как открывается дверь, и входите вы, глядя на меня своими сияющими глазами. Конечно, я знал, что веду себя как дурак – с женщинами можно только делать вид, будто теряешь из-за них голову. Но я не в силах совладать с собой. Больше всего на свете я хочу вас, Джойс!» – И он протянул ко мне дрожащие руки.

Я не осмеливалась смеяться, находясь в присутствии хищного зверя. Моей целью было предотвратить кризис хотя бы до среды, когда должна была состояться церемония. Поэтому я невнятно пробормотала: «Со мной раньше не случалось ничего подобного. Мне никогда не говорили, что желают меня больше всего на свете». К счастью, в этот момент Эвелин Девениш сбежала по ступенькам террасы и направилась через лужайку к нам. На сей раз Робин Уэбстер произнес «ш-ш!». Я сразу ускользнула в пустую гостиную, потрясенная сильнее, чем ожидала.

Несколько минут я сидела там, наблюдая за танцующими снаружи парами, а потом ко мне присоединилась Дайана. Она села рядом со мной, смущенно улыбаясь, и быстро заговорила: «Я собираюсь кое-что рассказать тебе, Джойс, о чем еще не говорила никому из моих друзей. Но ты пока должна хранить это в тайне. Не хочу, чтобы люди лезли со своими советами в дела, которые их не касаются. Пускай никто ничего не знает, пока все не будет кончено. Я собираюсь замуж за Робина Уэбстера».

Я была ошарашена, и мое лицо, несомненно, это отразило, так как Дайана быстро добавила: «Ты удивлена, но ты его не знаешь. Он просто чудо!»

«Но ты уверена, что… – сбивчиво запротестовала я. – Ведь ты богата, а он… К тому же у него уже есть подруга, не так ли?»

Я была не слишком тактична, но была так ошеломлена, что не смогла придумать более подобающую фразу. Однако Дайана нисколько не обиделась и спокойно восприняла мой протест.

«Я знаю, о чем ты, – отозвалась она. – Робин проводит много времени с Эвелин Девениш. Но он любит меня. – Я чувствовала, что ее уверенность нельзя поколебать никакими доказательствами. – С тех пор как ты приехала, Джойс, он и к тебе проявляет внимание. Но это всего лишь уловка, чтобы никто не догадался о наших планах».

«И когда же вы собираетесь пожениться?» – спросила я.

«В будущем месяце, – ответила Дайана, и на ее лице появилось странное выражение – наполовину гордости, наполовину страха. – Я не могу всего тебе рассказать. Но мы избраны – он, я и еще несколько человек. Это страшная тайна. Сначала я боялась – возможно, и сейчас побаиваюсь. Но назад ходу нет. Речь идет о вере – те, кто ее не разделяет, могут изгнать нас и забросать камнями. Но таких, как мы, много – не только здесь, но и в Париже, в Италии. В конце концов, тех, кто прав, всегда… – она с трудом подобрала нужное слово, – карают, верно? Эта древнейшая вера в мире – она проповедует страсть вместо самоотречения, и для тех, кто ее придерживается, мир становится теплым и ярким, а не серым и холодным».

Дайана говорила тихим, хриплым от избытка эмоций голосом, ее лицо дрожало, грудь бурно вздымалась, словно после состязания в беге, а руки вцепились в платье. В уютной гостиной с окнами, выходящими в сад, за которым поблескивала река, рядом с библиотекой, где звучала пластинка с незамысловатым фокстротом, передо мной сидела фанатичка, охваченная экстазом. Внезапно она прижала руки к глазам и разразилась слезами.

«Я боюсь… боюсь…» – вскрикнула Дайана голосом, полным безнадежного отчаяния, и выбежала из комнаты, прежде чем я успела произнести хоть слово.

У меня появился проблеск надежды. Де Мирандоль и Эвелин Девениш вполне искренне поклонялись дьяволу. Я хорошо знала, что этот культ существует не только в мире джунглей, но и в мире гостиных. Невротичка Эвелин и разочарованный дегенерат де Мирандоль были предназначены для него. Но Робин Уэбстер – другое дело. Он был всего лишь хитрым манипулятором, который пользовался этим культом в своих целях. Конечно, он мог жениться на Дайане Тэсборо, но ему была нужна не жена, а крепостная. Считая его верховным жрецом Сатаны, она стала податливой, как глина в руках скульптора. Единственная надежда сокрушить его планы заключалась для меня во внезапных слезах Дайаны и словах, которые за ними последовали. Она боялась – следовательно, ее можно было спасти. Но как? Я все еще думала над этим, когда дверь в коридор открылась и вошла Эвелин Девениш. Лицо ее было бледным и напряженным.

«Я встретила Дайану в слезах возле этой комнаты. Что вы ей сказали?» – осведомилась она.

«Занимайтесь собственными делами», – ответила я.

«Именно это я и собираюсь делать». – Эвелин бросила на меня странный взгляд и вышла на террасу.

Джойс заказала еще кофе и, только выпив его и закурив сигарету, смогла продолжить рассказ.

Но Ано остановил ее:

– Давайте сначала кое-что проясним. У меня есть вопросы.

– Да? – Джойс склонилась вперед, слегка нахмурившись.

Она сознавала, что ее история вызывает немало вопросов, на которые нелегко ответить. Например, почему некоторые мужчины, вызывающие отвращение у представителей своего пола, пробуждают слепую любовь в женщинах? Почему идолопоклонство и ложные боги существуют вечно? Почему добро отвергают ради зла? Джойс не могла этого объяснить. Но Ано не стал озадачивать ее столь сложными проблемами.

– Когда вы впервые оказались на террасе Шато-Сювлак, то увидели там де Мирандоля и мадам Девениш?

– Да.

– И они… э-э… просветили вас насквозь?

– Да.

– И в тот же вечер Робин Уэбстер сразу «положил на вас глаз»?

Джойс покраснела.

– Боюсь, что да, – робко отозвалась она.

– Я не хочу вас расстраивать, – виновато сказал Ано. – Просто мне нужно упорядочить факты. А теперь, как говорит мистер Рикардо, пожалуйста, продолжайте.

Но мистер Рикардо протестующе возвысил голос:

– Безусловно, Джойс, вы не должны позволять ему вас расстраивать. Ано упорядочил все факты давным-давно. Ему нужно упорядочить идиомы, и могу вам обещать, что он будет ими пользоваться в самых неподходящих случаях.

Ано снисходительно махнул рукой.

– Ну-ну, такие фразы весьма удобны для употребления. Пожалуйста, продолжайте, мадемуазель Уиппл!

Джойс возобновила повествование. Теперь ее проблема заключалась в том, как спасти Дайану против ее желания, как разогнать эту нечестивую шайку, заставив ее членов прятать свои лица и имена где-нибудь на задворках мира, и как сделать это, не навлекая на Дайану позор и бесчестье.

– Всю ночь я металась на кровати, но к утру так ничего и не придумала. Но я приняла одно решение. Мне следует точно знать, что произойдет в будущую среду в доме мосье де Мирандоля. Я должна точно представлять себе все подробности церемонии, дабы никто не усомнился, что я говорю правду. Иными словами, я должна присутствовать в доме виконта во время ритуала и точно выяснить, кто из Шато-Сювлак участвует в этих ужасных оргиях. Конечно, я сознавала, что мой план очень опасен – я имею в виду, опасен для меня. Но мне казалось, что, обзаведясь неопровержимыми доказательствами, я смогу, уже находясь в безопасности, заставить их согласиться на мои условия под угрозой разоблачения. О, я понимаю, что это не слишком смелый замысел, но мне было нужно спасти Дайану, не причинив ей вреда.

– Мадемуазель, – мягко произнес Ано, – лично я могу только позавидовать вашей «трусости».