- Лучшие твои дружинники, сотники, все костьми лежат у Сурицы-реки, а ты жив-здоров! Отсиделся в Северомирске, как лис в норе, - продолжал обвинять Изяслав.

Он говорил, и возмущенный ропот наполнял помещение.

- Мне князем приказано было город защищать да княгиню! – едва перекрикивая этот шум, уже не так уверенно отвечал воевода.

- А ты и рад! – пальцем ткнул в него Изяслав. - А мои Бугровцы со мной стояли, землю нашу кровью своей напоили!

- Напраслину не возводи, князь! – подался вперед воевода. - Я с Всеволодом не в одном сражении побывал, пока твои бугровцы товары свои стерегли…

Но ему не дали говорить. Бугровские опять зашумели, загалдели так, что невозможно было перекричать.

Володар замер у входа, медленно начиная постигать смысл того, что произошло нынче в Северомирске, а поняв, ужаснулся. Невольно подсчитал он в уме, что на одного его дружинника приходится по двое-трое бугровских. Значит, стоит только захотеть Изяславу – живым из гридницы не выйдет никто.

Мысли эти прервал Изяслав, который с такой сильно ударил кулаком по столу, что загромыхала посуда и попадали на пол высокие кубки с золотистым пивом.

- Иди, Володар, - неожиданно примирительно заговорил князь. – Вижу, горе застит очи тебе. Потому прощаю неразумные речи.

Воевода только поклонился слегка, ничего не отвечая, и, придерживая меч, чтоб не бряцал об одежду, вышел вон вместе со своими воинами.

Забава не знала, что происходит в гриднице. Всю ночь она искала в Яви Всеволода. И плакала, и просила его откликнуться, но по-прежнему ничего не слышала в ответ. Рано утром ее разбудил шум за окном. Окончательно проснувшись, она схватилась за голову: с улицы раздавался громкий стук молотков. Стучали так, что тряслись стены.

- Раска, - осипшим голосом позвала Забава служанку, которая, видимо, только вошла. - Что за стук, скажи, за окном?

Женщина что-то суетливо и бестолково начала переставлять на столе, словно тянула время и не хотела отвечать княгине.

- Вот охальники, напугали! – бормотала она, - не бойся, княгинюшка! От воров это, от дурных людей защита.

- Какая защита? От каких воров? – приподнялась на кровати Забава, у которой вдруг потемнело в глазах.

- Князь Изяслав приказал, чтоб тебя защитить, - присаживаясь рядом с княгиней и протягивая ей серебряный ковш с водой, отвечала Раска.

- Что ты говоришь! – оттолкнув ее руку так, что расплескала воду, Забава вскочила с кровати и метнулась к окну.

С улицы тесовыми досками заколачивали ее окна. Одно уж было совсем закрыто, два других – еще наполовину.

Не помня себя, Забава кинулась к двери, да чуть не упала, споткнувшись о все ту же Раску, которая бросилась ей под ноги, обняла и не давала идти.

- Не надо, Забавушка, не пустят тебя! – завыла служанка.

Дрожащими руками отодвинув ее, Забава подошла к двери и толкнула. Дверь поддалась, и княгиня уже хотела выйти, но два чужих воина преградили путь.

- Не велено выпускать, - сказал один, холодно глядя на нее сверху вниз.

- Как смеете! – не своим голосом воскликнула Забава. – Я княгиня северомирская…

- Нам князь приказал, - все так же спокойно и равнодушно пробасил дружинник, – токмо служанку выпускать, а боле – никого.

Дверь закрылась, и Забава осталась стоять в полутемной комнате.

- Раска, - медленно развернувшись к женщине, позвала она, - как же это? А воевода что? А Ратибор?

Служанка подошла, обняла ее за плечи и, отведя к кровати, ответила:

- И не знаю, что сказать… Беда одна не приходит! Помер воеводушка-то наш, пропал, голубчик.

- Как? Куда пропал? – Забава схватила ее за руки, не замечая, что делает больно.

- В колодце утоп, - зашептала Раска. - Вроде хмельной больно был, ночью пошел воды испить и не вернулся.

- Да как хмельной, Раска! –не верила Забава. - Сроду я не помню, чтоб он лишнего…

- Вот и жена воет, кричит, что не мог он! А на голове-то вроде рана, и руки содраны в кровь!

Забава, словно оглушенная происходящим, встала с кровати и подошла к столу. Еще не до конца понимала она происходящее, но страшная догадка мелькнула в голове. Вспомнились вдруг слова Мокоши, что нельзя допускать шакала в волчью стаю.

Не замечая ее отчаяния, служанка продолжала:

- А может, и вправду, брага всему виной. Вон сколько бочек для народа выставили. У нас столько отродясь не было! Видать, из самого Бугрова везли. Да серебро раздают монетами иноземными. Щедро раздают!

Слова ее прервал надрывный стон. Забава, вся сжавшись, осела на пол.

- Княгинюшка! – закричала было служанка, собираясь уже звать на помощь, но Забава повернула к ней перекошенное от боли лицо и резко оборвала:

- Молчи!

Она сидела, кусая губы, прислушиваясь к тянущей боли внизу живота и стараясь дышать ровно. Перепуганная Раска опустилась перед ней на колени и во все глаза глядела на свою госпожу.

Когда боль прошла, и Забава взглянула на служанку, у той в глазах светилась понимание.

- Батюшки! – воскликнула Раска, помогая Забаве встать. – А что ж все молчала-то? Тяжела ведь?

- Раска, - развернувшись к служанке и глядя ей прямо в лицо, заговорила Забава, - Никто о том знать не должен. Слышишь!

- Да как же? Ведь дитя это Северомирск наследует.. – недоумевала та.

Но княгиня не дала ей говорить:

- Никому! Ни единой живой душе! – умоляла она. – Если Всеволода ты любила, если мне зла не хочешь…

Раска обиженно опустила голову.

- Неужто плохо обо мне думать можешь? Я князю как мать была, а ты мне вместо дочери.

- Потому и прошу тебя, чтоб помогла. Видишь сама, что Изяслав делает, - кивнула Забава в сторону заколоченных окон. И грустно добавила:

- Как же наши-то это допускают?

- Да что наши! – обреченно вздохнула служанка. – Наших двадцать, а тех – пятьдесят, и всё едут, едут каждый час. А Ратибора нигде нету. Уж и спрашивала, и искала. И не знает никто. Неужто убёг?

- Не верю, что мог он сбежать, - покачала головой Забава, - не про него это. Найди его, Раска, только тебе выходить позволено. Скажи: помощь его нужна.

Служанка собралась было возразить – уж больно не хотелось ей оставлять княгиню одну, но увидев, что та не передумает, коротко кивнула и вышла.

Она не появлялась весь день. Обед и ужин Забаве приносила Луша и как-то виновато, быстро спрятав глаза, тут же уходила.

Так прошел еще один день.

Ночью Забава опять не спала: молилась матушке Мокоши и все звала, и звала Всеволода. Никто не откликался на ее зов; только осенний ветер стучался в окно и далеко, у леса, жалобно выл волк.

С утра княгиня была уже на ногах – ждала вестей от Раски. Поэтому, когда отворилась дверь, думала, что пришла служанка и с надеждой и радостью встала ей навстречу.

Но в дверях, красивый да разодетый, стоял Изяслав.

Улыбаясь Забаве, прошел он в горницу и присел на лавку, указывая на место подле себя.

- Утро доброе, княгиня, - сказал так, будто не врагами вечор расстались они, а добрыми друзьями.

- И тебя, князь, пусть Доля стороной не обойдет, - отвечала Забава, оставаясь стоять и не опуская глаз.

Он не смог выдержать этого прямого взгляда. Поднялся и отвернулся к окну. Такое негодование поднялось в груди Забавы, что не могла дольше молчать.

- Доколе, князь, в остроге будешь меня держать? – гордо вскинув голову, спросила она.

Изяслав повернулся к ней, сцепив за спиной руки, и княгиня увидела, что у него дергается щека.

- Для тебя же, Забава, лучше это. Народ мой за смерть князя отомстить может, - сказал холодно.

- За смерть князя! – воскликнула она, пристально глядя в его глаза, - если умер Всеволод, где прах мужа моего? Где дружина северомирская, что в Бугров с ним ушла?

- Всеволод сам пожелал, чтоб прах его на том поле развеяли, где он победу одержал, - снова отворачиваясь, отвечал Изяслав. - В память о том у Сурицы курган насыпан. Издалека видать.

Забаву сбивало с толку его спокойствие. Это было страшнее, чем если б Изяслав начал злиться. Значит, все решено уж им, и поступки все продуманы. Князь лишь идет к своей цели.