Было далеко за полночь, когда скрипнул дверной замок и в проеме показалось бледное лицо Раски.
- Еле-еле угомонились! – посетовала она. – Думала и не дождусь! Да готова ли? – спросила служанка, оглядывая княгиню с ног до головы. – Поторопись! Луша с Ратибором уже у заставы ждут.
Забава неслышно выскользнула из горницы и огляделась. На лавке рядом с дверью увидела она двух дружинников, которые спали, привалившись к стене.
На цыпочках ступая по ковру, Раска повела Забаву через все комнаты в кухню, из которой был выход во двор. Отворив перед ней дверь на улицу, обняла на прощанье и вдруг расплакалась:
- Береги себя, доченька!
У княгини сердце заныло. Понимала, что до смерти себе не простит этой жертвы.
- Как же ты здесь останешься? – обнимая ее, спросила у Раски. - Ведь поймет Изяслав, что помогла мне…
- А чего нам старухам? – сквозь слезы усмехнулась женщина. - Я жизнь прожила. Ни детей, ни внуков… Всеволод мне заместо сына родного был, а мать ради своего дитяти и не то сделает.
И, отрывая от себя Забаву, встряхнула ее, чтоб привести в чувство.
- Иди, пусть боги хранят тебя!
Забава шагнула на освещенную луной мостовую, и дверь за ее спиной закрылась.
Княжеский двор спал. Было по-осеннему ветрено и морозно, и Забава с удовольствием подставила лицо холодному ветру. Пахло опавшей листвой, жильем и конским навозом, но это был запах свободы.
Не теряя больше времени, княгиня шагнула в тень и вдоль стен и заборов пошла к заставе, где ждали ее Ратибор и Луша.
Улицы Северомирска были пустынны, лишь дворовые псы, которым луна не давала уснуть, изредка поднимали лай. Запыхавшись от быстрой ходьбы, княгиня незамеченной подошла к заставе. Издалека приметила она трех запряженных лошадей, привязанных у забора. Дорога на Бугров была открыта. Только Ратибора с Лушей нигде не было.
Стоя в тени, Забава не решалась подходить ближе. Кони беспокойно переступали и всхрапывали, будто встревоженные чем-то. Наконец Забава вышла из тени, подошла и взяла под уздцы взволнованное животное, положила руку на шею, попыталась успокоить.
Конь притих, но два других стали еще сильнее метаться, пытаясь оторвать уздечки. Что-то сильно беспокоило их. Осмотревшись, Забава обошла коней и вдруг замерла. На земле лежал человек.
Забава упала на колени и, взглянув в его лицо, узнала Ратибора. Мужчина был едва жив, из груди его вырывалось хриплое дыхание, рубашка и даже земля рядом с ним оказалась влажной, и Забава почувствовала тошнотворный запах свежей крови.
Отчаяние затопило княгиню. Нужно было бежать, не медля ни минуты, но оставить умирающего Ратибора она не могла. Не раздумывая, положила Забава обе ладони на окровавленную грудь Ратибора и мысленно приказала: «Живи, Ратибор! Рано, рано тебе в Навь…». Сила потекла сквозь ладони, тело воина вздрогнуло, отзываясь и выбирая жизнь.
- Что, княгиня, не нравится мертвячинка? – совсем рядом раздался ненавистный голос.
- Князь! – испуганно воскликнула Забава, увидев, как из тени навстречу выходит Изяслав, а следом, будто тень князя, - воевода Колояр.
- Не захотела женой мне быть! Лучше подстилкой для мужика деревенского? – свестящим шепотом спросил Изяслав. - Смотри, - указал он на лежащего Ратибора, - так со всяким будет, кто меня ослушается да помочь тебе осмелится.
Видя, что она не отходит от Ратибора, обернулся и приказал Колояру:
- В дом веди, под замок. Завтра же жреца приведу, чтоб обряд сотворил. И моей будет.
Воевода подошел к Забаве, схватил ее и начал оттаскивать от Ратибора. Она забилась, пытаясь вырваться, с ненавистью закричала Изяславу:
- Никогда! Слышишь! Только тронь. Убью себя – рука не дрогнет!
Колояр рванул ее руки назад так, что заныли суставы. Тогда Изяслав близко подошел и положил ладони на талию, сжимая до синяков, ответил медовым голосом:
- А я руки-то твои свяжу, да учить буду любви да покорности до тех пор, пока не научишься.
- Голодом заморю себя! Все равно душу мою не получишь! - с ненавистью в лицо ему выкрикнула Забава.
- Голодом? А пащенка тоже заморишь? – скривил губы Изяслав. - Дитя Всеволода убьешь?
И сам же ответил себе, видя, как расширились в ужасе ее глаза:
-Нееет! Ты покорной будешь, сладкой и нежной, чтоб только жизнь ему сохранить. А иначе я своими руками из тебя его вытравлю. Поняла?
Что-то оборвалось внутри, будто сила, что всегда была при ней, отказалась служить. Княгиню затопило отчаяние. Она обмякла и упала бы, да Колояр поднял ее на руки и понес от заставы обратно в княжеские покои.
Собрав остаток сил, Забава решила обратиться к Моране да попросить богиню о смерти, но в последний момент всплыл перед очами добрый образ Мокоши.
Когда Колояр поставил Забаву на мостовую во дворе, Забава повернулась к Изяславу и бесцветным голосом сказала:
- В Перуновых горах капище есть разрушенное. Стану женой тебе, только дозволь сперва побывать там, дары богине отнести.
- Что за блажь? – недовольно скривился Изяслав. - В городе капище, подноси дары свои.
Униженно опустив голову, Забава продолжала умолять:
- Северомирцы Мокоши не кланяются, идола ее здесь нет. Если хочешь, чтоб по-доброму у нас сладилось, отпусти со своими людьми. В один день обернусь.
Изяслав недоверчиво посмотрел ей в лицо. Сердце забилось от радости. Наконец-то дождался покорности, наконец не он, а она его просит. Видя, что князь сомневается, Колояр, стоящий рядом, зашептал было, что нельзя идти на поводу у княгини. Но Изяслав неожиданно смягчился и согласно кивнул Забаве:
- Ладно, будь по-твоему. Только не с людьми – со мной поедешь. И смотри: коли побег задумала, - накажу.
Грубо втолкнув Забаву в ее горницу, Изяслав запер дверь. И снова княгиня осталась одна. Хотелось выплакать хоть часть боли, разрывавшей грудь, но слезы не шли – ей, готовой шагнуть за границу Яви, не о чем было жалеть. Мучило только то, что по ее вине пострадали Ратибор и Раска.
Изяслав велел рано утром быть готовой отправиться в капище, но давно рассвело, а никто к княгине не приходил. Сквозь заколоченные окна она слышала шум и голоса во дворе. Чтобы понять, что происходит и что за люди толпятся под ее окнами, Забава приникла к окну и вдруг среди шума четко различила пронзительные женские крики.
- Что? Совесть замучила? – раздался сзади насмешливый голос и, отпрянув от окна, княгиня увидела в дверях Лушу с подносом, на котором та принесла завтрак.
Девушка не стала ждать ответа, прошла в горницу и поставила поднос на стол.
- За твою ведь вину Раска страдает, - усмехнулась она.
Забава побледнела. И раньше догадывалась, почему не удался ночной побег, а теперь все стало ей ясно.
- Где Раска? – вскинув голову, спросила она. – Что с ней!
- А ты думала: Изяслав простит? – мягким, тягучим голосом пела Луша, подходя ближе. – Во дворе кнутом бьют служанку твою, чтоб другим неповадно было.
- За что, Луша? Что я сделала тебе? – развела руками княгиня.
- Ты-то что сделала? – удивленно спросила Луша, беря что-то блестящее с подноса и пряча за спину. – А не ты ли играла с Изяславом, хвостом вертела? А я его полюбила! Пусть же он знает, что нет никого на свете этом вернее меня.
Всей силой своей Забава ощущала опасность и злобу, надвигающуюся на нее, но отмахнулась от этого чувства как от назойливой мухи.
- Если б помогла мне, я б далеко нынче уж была и не мешала бы тебе! – попыталась она образумить Лушу.
- Ты мне уже тем мешаешь, княгиня, - подходя совсем близко, прошипела служанка, - что по земле этой ходишь! Пока ты живешь – чары твои на него действуют. Да уж недолго…
Она не договорила. Резко выпростала из-за спины правую руку, и над головой Забавы мелькнуло блестящее лезвие кинжала. Неведомо как княгиня успела перехватить руку Луши. Но служанка навалилась с нечеловеческой силой. Одной рукой она схватила Забаву за шею и словно клешнями сжала ее горло, другой направила кинжал ей в грудь.