Я в остолбенении смотрел на босса. Этот удар исподтишка застал меня врасплох и пригвоздил к месту. Странно, но за двадцать лет мне ни разу не пришло в голову, что меня могут заподозрить в исчезновении Питера и Джеми. В деле об этом не было сказано ни слова. Ирландия в 1984 году была страной скорее Руссо, чем Оруэлла: дети считались невинными созданиями, и предположение, что кто-то из них может быть убийцей, казалось противоестественным. Теперь мы знаем, что убить способен любой. В двенадцать лет я выглядел почти взрослым, в моих кроссовках нашли чужую кровь, переходный возраст всегда склонен к агрессивности. Я вдруг вспомнил лицо Кэсси в тот день, когда она вернулась от Кирнана: губы поджаты, точно она что-то скрывала. Мне захотелось сесть на стул.

— Теперь парни, которых ты посадил за решетку, могут потребовать пересмотра дела на том основании, что ты скрывал вещественные доказательства. Поздравляю, Райан, ты провалил все расследования, в которых когда-либо участвовал.

— Значит, я отстранен, — пробормотал я.

Губы у меня едва двигались. Мне вдруг представились толпы журналистов, они орут и ломятся в дверь моей квартиры, суют в лицо микрофон, называют Адамом, требуют, чтобы я рассказал какие-то жуткие подробности. Хизер все это понравится: мелодраматизма и страданий появится столько, что хватит на целый год. Боже милостивый.

— Нет, ты не отстранен! — рявкнул О'Келли. — Не отстранен, потому что я не желаю, чтобы репортеры разнюхали, почему я дал тебе пинка под зад. Сейчас главное — свести ущерб к минимуму. Ты больше не допрашиваешь свидетелей и не касаешься материалов дела; твоя задача — сидеть за столом и стараться не наломать больше дров. Мы сделаем все, чтобы не произошло утечки. А когда суд над Доннели закончится — если вообще будет суд, — твое участие в работе отдела приостановится.

У меня в голове застряло слово «приостановится».

— Очень жаль, сэр, — выдавил я, не придумав ничего умнее.

Что такое «приостановится»? Мне представилась сцена из фильма, где коп со стуком кладет на стол босса жетон и служебное оружие. Потом оператор дает крупный план и идут финальные титры.

— А пока подыщи себе какое-нибудь занятие. — сухо продолжил О'Келли. — Читай и сортируй телефонные звонки. Но если в них будет упоминаться старое дело, передавай Мэддокс или О'Нилу.

Он сел за стол, взял телефон и начал набирать номер. Я смотрел на него еще несколько секунд, пока до меня не дошло, что я свободен.

Я поплелся обратно в штаб: читать звонки не хотелось, я просто двигался на автопилоте. Кэсси, сгорбившись, сидела у видеомагнитофона, поставив локти на колени, и смотрела запись моего допроса Доннели.

Во мне вдруг что-то перевернулось. До сих пор я даже не думал, откуда О'Келли обо всем узнал. И лишь сейчас, когда я остановился на пороге штаба, меня словно ударило: иного пути просто не было.

Я понимал, что очень скверно обошелся с Кэсси, хотя мог бы возразить, что ситуация возникла неоднозначная. Но я не сделал и не мог сделать ничего такого, что заслуживало бы подобного поступка. Даже вообразить не мог такого предательства. «В аду нет ярости ужасней».[22] У меня стали подгибаться ноги.

Видимо, я издал какой-то звук или сделал невольное движение: Кэсси резко развернулась в кресле. В следующий момент она нажала «Стоп» и отложила пульт.

— Что сказал О'Келли?

Она все знала, она знала; последняя искра сомнения погасла. Что-то тупое и тяжелое ударило в грудную клетку.

— Как только следствие закончится, меня отстранят, — ответил я. Голос у меня был словно чужой.

Глаза Кэсси расширились.

— О Господи, — пробормотала она. — Черт, Роб… Но ты в отделе? Он… он тебя не уволил?

— Нет, не уволил.

Первый шок начал проходить, и холодная ярость пронзила меня как электрический ток. Меня стал бить озноб.

— Это нечестно. — Голос Кэсси дрогнул. — Я пыталась тебя предупредить. Звонила тебе вчера вечером раз сто…

— Но тогда уже было поздновато, разве нет? Надо было думать раньше.

Кэсси побледнела, глядя на меня с открытым ртом. Мне хотелось стереть с ее лица это изумленное, непонимающее выражение.

— Раньше?

— Раньше, чем ты решила посвятить О'Келли в мою частную жизнь. Теперь тебе полегчало, Мэддокс? Радуешься, что разрушила мою карьеру, за то что я был не слишком нежен с тобой в последнюю неделю? Этого достаточно, или у тебя припасены еще какие-то козыри в рукаве?

После паузы она тихо спросила:

— Ты думаешь, это я ему сообщила?

— Конечно. На свете всего пять человек знают об этом, и я очень сомневаюсь что мои родители или друг, которого я знаю с пятнадцати лет, решили позвонить боссу и сказать: «Да, кстати, вы в курсе, что настоящее имя Райана — Адам?» По-твоему, я идиот?

Она продолжала на меня смотреть, но что-то в ее взгляде изменилось, и я сообразил, что Кэсси взбешена так же, как и я. Резким движением она схватила лежавшую на столе видеокассету и с размаху запустила в меня. Я инстинктивно пригнулся; кассета ударилась о стену и шлепнулась на пол.

— Посмотри запись, — произнесла Кэсси.

— Не хочу.

— Посмотри немедленно, или, клянусь Богом, завтра твои фото появятся во всех утренних газетах.

Меня поразила даже не сама угроза, а то, что она произнесла ее вслух, — зря выложила свою козырную карту. Тут во мне что-то забрезжило — любопытство, переходящее в смутное предчувствие (если я не придумал его задним числом). Я поднял кассету, вставил в видеомагнитофон и нажал «Пуск». Кэсси молча смотрела на меня, скрестив руки на груди. Я развернул кресло и сел лицом к экрану и спиной к ней.

Это был вчерашний допрос Розалинды. Таймер внизу показывал 20:27; в соседней комнате еще сидели я и Дэмиен. Розалинда стояла в комнате одна, подкрашивая губы перед маленьким зеркальцем. На заднем плане слышался какой-то шум, и до меня не сразу дошло, что это такое: громкие беспомощные всхлипы Доннели и мой голос, безнадежно повторявший: «Дэмиен, ты должен объяснить, зачем ты это сделал». Кэсси включила громкую связь и перевела ее на мою комнату. Розалинда подняла голову, глядя в стекло с абсолютно бесстрастным выражением лица.

Открылась дверь, вошла Кэсси. Розалинда закрыла помаду и убрала в сумочку. Дэмиен продолжал рыдать.

— Черт! — выругалась Кэсси, взглянув на динамик. — Прошу прощения.

Она выключила связь; Розалинда ответила сухой улыбкой.

— Детектив Мэддокс допрашивает Розалинду Фрэнсис Девлин, — произнесла Кэсси в камеру. — Садитесь.

Розалинда не шевельнулась.

— К сожалению, у меня нет желания общаться с вами, — промолвила она ледяным тоном, которого раньше я у нее никогда не слышал. — Я предпочитаю говорить с детективом Райаном.

— Простите, но это невозможно, — усмехнулась Кэсси, пододвинув стул. — Он занят с другим свидетелем. Вы, наверное, слышали, — добавила она, с сожалением разводя руками.

— В таком случае я вернусь, когда он освободится. — Розалинда сунула сумочку под мышку и направилась к двери.

— Одну минутку, мисс Девлин. — В голосе Кэсси прозвучали жесткие нотки. Розалинда вздохнула и обернулась, презрительно подняв брови. — Может, объясните, почему вам вдруг расхотелось отвечать на вопросы, связанные с убийством вашей сестры?

Я заметил, как взгляд Розалинды метнулся к камере, хотя на губах по-прежнему оставалась холодная улыбка.

— Думаю, вы сами все прекрасно понимаете, детектив, — ответила она. — Рада помочь следствию всем, чем смогу. Я не хочу говорить с вами, и вам отлично известно почему.

— Давайте представим, что неизвестно.

— Мне с самого начала было ясно, что вам плевать на мою сестру. Вас волновал лишь флирт с детективом Райаном. Разве спать с напарником не против правил?

От вспышки ярости у меня перехватило дыхание.

— Боже милостивый! Так вот в чем дело? Только потому, что ты подумала, будто я сказал ей…

Розалинда говорила наобум, я никогда не намекал ни на что подобное ни ей, ни кому-либо другому, но Кэсси начала мне мстить, даже не позаботившись узнать…

вернуться

22

Цитата из пьесы «Скорбящая невеста» Уильяма Конгрива, английского драматурга XVII в. Имеется в виду ярость отвергнутой женщины.