— Эй?

— Уйди! Исчезни из моей жизни!

Ответа не последовало.

Не знаю, сколько прошло времени, но как только я выползла из ванной, то сразу же завалилась на кровать и так, спрятав под одеялом обмотанное полотенцем тело, я проспала до самого вечера.

Истерика вкупе с последними зрительными образами превратились в моем подсознании в ядовитую мешанину, что вылилась в весьма неоднозначное сновидение:

Я висела на обнаженном Игнате, связав свои ноги на его пояснице. От низа живота по всему телу разрастался жар. Я смотрела ему прямо в лицо, лица не было видно, но я точно знала с кем я.

Внезапно. Острой молнией кто-то взял меня сзади.

— Анечка, скажи мне, если он будет себя плохо вести, — послышался голос Петра Игнатовича.

— А я буду, — сказал Игнат и врезался зубами мне шею.

— Не беспокойся, Анечка, с твоей мамой я все уладил, — сказал отец Игната. — Она очень рада, что ты можешь быть нам так полезна.

Я чувствовала себя обязанной присутствовать там с этими двоими.

Обстановка внезапно сменилась и мы оказались в том загородном домике. Я удостоилась «чести» наблюдать идентичную картину, но только со стороны. К горлу подступило неистовое желание выблеваться. Опять и снова.

Таким блевотным кряхтением я ответила на упреки ворвавшейся в мою комнату матери. Она что-то тарахтела про магазин, а после, хлопнув дверью, удалилась. Но мне было плевать. Настолько плевать, насколько можно было себе это представить. Я прокручивала в голове все то, что мне снилось. Прокручивала того не желая. Оно само.

Мне стало стыдно и отвратительно от самой себя. Ладно, Игнат, такое еще можно было понять, но Петр Игнатович.

«Фу! Хватит!»- расплакалась я. — «Господи, — это и есть ад?».

Не успела я договорить, как в комнату снова влетела мать. Воткнув руки в боки, она сурово поглядела на меня.

— Ну что еще я сделала не так? — спросила я.

— Еще спрашиваешь? — удивилась она. — Сейчас твой староста сообщил мне сколько у тебя долгов. Что за девушка такая — позорище!

— Какой нафиг ста… — начала было я. — А этот.

— Ты курсовую написала?

— Когда?

— Что когда? — взбурила мать.

— Когда мне ее было писать? Сначала были праздники, потом ваша годовщина, потом твоему сыночку любименькому я комнату драила, будто у него у самого руки из жопы растут, — я начала злиться. — Хотя, судя по всему, так оно и есть и совесть его оттуда же. Не человек, а большая ходящая переполненная дерьмом срака.

— Это что такое? — мама побледнела от услышанного. — Это кто тебя такому научил?

— Дай-ка подумать, может тот, с кем вы бросили меня в заваленном снегом домике посреди вьюги?

— Прекрати! — топнула ножкой мама. — Что за детская ревность? Постыдись! Я тебя такой не воспитывала. Это все твой интернет, — сказала она, после развернулась ко мне спиной. — Чтобы завтра же все сдала.

Дверь комнаты с треском хлопнула.

Не удивительно, что после всех этих приключений мои одногруппники стали думать, что я больна.

Все пять пар с перерывом в полтора часа, я сидела на Камчатке и сверлила недовольным взглядом затылок Игната. Он любезничал со всеми без разбора. Каждая первогодка текла слюной, когда он проходил мимо.

Домой мы возвращались по отдельности, но на свой этаж поднялись вместе. Я молчала. Он молчал.

С кухни пахло чем-то вкусным — мама уже была дома и судя по обуви, отчим тоже. Я, махнув ей рукой, прошла в свою комнату и, хлопнув по включателю, застыла в оцепенении.

— Что за херня? — раскричалась я.

— Ты чего орешь? — подоспел Игнат и встал рядом со мной. — Ого! А где все твои игрушки? — удивился он.

Я бросила на него взгляд. Он и правда был удивлен. На удивление, неприятно удивлен.

— Твои игрушки на помойке! — выкрикнула мать с кухни. — Пора взрослеть.

Честно признаться, я думала, что после вчерашнего слез не осталось, но я ошибалась.

— Это все из-за тебя, — сказала я Игнату и вытолкала его из своей комнаты, громко хлопнув дверью. — Еще и влюбилась в тебя урода, — добавила я и тут же хлопнула себя по губам. Пару секунд спустя выглянула в коридор, надеясь, что его там нет. Его и след простыл. Зато подоспела мама.

— Вот будет своя квартира — будешь дверьми хлопать, — крикнула она и ушла.

Через полчала я с рюкзаком и дорожной сумкой наперевес слонялась по улицам, надеясь дозвониться хоть до одного знакомого, который мог бы приютить меня в этот дурацкий вечер.

Нет, меня не выгнали. Я ушла сама. В считанные дни дом, в котором я выросла, стал для меня чужим. Мама перестала быть мамой, и стала просто матерью. Даже не знаю, что стало тому первопричиной, ну уж точно не Петр Игнатович. Может, подковерные игры на работе и жажда карьерного роста сделали ее такой. Может, все дело в том, что я ее просто-напросто разочаровала.

На улице стоял мороз. Маленькими аккуратными снежинками с неба спускался серебряный туман. Снег забавно хрустел под ногами, но к тому моменту, как ноги начали мерзнуть, всякая забавность этих звуков сошла на нет.

Шел второй час моей вольной жизни. Зарядка телефона показывала сорок процентов — на морозе телефон быстро разряжался.

Тело мое дрожало и, казалось, я стала шагать, точно робот. Дотопав до торгового центра, я купила себе горячий капучино с собой и решила совершить попытку дозвониться до своих знакомых и напроситься на ночевку.

На дисплее высветились два пропущенных от отчима, одни пропущенный от матери и семь от Игната.

— Да пошли вы! — пробурчала я себе под нос, обратив этой репликой на себя подозрительные взгляды посетителей центра.

Натянув смущенную улыбку, я поспешила свалить из торгового центра и двинулась в единственное место, которое пришло мне в голову — в университет.

Осторожно миновав двух пьяных мужиков, один из которых, судя по штанам, обоссался, я подошла к зданию университета.

Еще несколько часов назад я, находясь в его стенах, думала как мне дальше жить бок о бок с Игнатом, а теперь стоя перед ним, промерзши насквозь, размышляла, как жить.

Телефон в кармане завибрировал. На этот раз я это заметила. Мне снова звонил Игнат. Я сбросила звонок.

С каждой минутой, которая тянулась, словно десять, мне казалось, что шум машин становился все тише и тише. Тут, не пойми откуда возникший, визг тормозов прорезал слух. Я испуганно обернулась. В нескольких метрах от меня, на университетской площади гудела машина Игната.

Он вылетел мне на встречу, оставив водительскую дверь открытой и напрыгнув на меня, заключил в объятия.

— Да ты вся дрожишь, — сказал он. — Быстро в машину.

Игнат выхватил у меня из рук сумку и стянул с плеч рюкзак. После взял за руку и усадил в машину, водрузив вещи мне на колени.

— Я не поеду домой, — отстучала я, дрожа.

- Я как знал, аренду еще на месяц продлил, — сказал он, задумчиво сдавая назад, чтобы выехать на дорогу. — Хорошо, что попросил у отца денег на ремонт, на первое время нам хватит.

— Нам?

— Нам. Посмотри на заднее сиденье.

Я глянула назад и увидела гору сумок и пакетов.

— Хорошо, что разобрать их не успел.

— Что случилось?

— Я рассказал им всю правду. Всю! Про домик и то, как социально оставил тебя обнаженной и прочее…. И…. меня выгнали из дома.

Я вздрогнула. Мне вдруг стало за него очень страшно, хотя стоило бояться за себя.

— Ты идиот? — спросила я, он ничего не ответил.

— Не надо было оставлять меня одного, — сказал он и замолчал.

Минут через пять мы въехали в незнакомый мне двор. Игнат завалился на руль, не глуша мотор.

— Игнат? — вопросительно произнесла я.

— Ты меня любишь? Ты и правда меня любишь? — протараторил он.

Я прикрыла рот ладонью, не зная, что ответить. Сердце мое застучало так быстро, что я и думать забыла о часах проведенных на морозе.

— Ответь, пожалуйста, — произнес он нерешительно.

— Слушай…