Хотя наблюдать за ним было забавно. Он казался воодушевленным и непривычно ребячился, парадируя своих тогдашних собеседников. Ничего томного, властного и интригующего в нем в тот момент не наблюдалось. Еще бы футболку надел, а то это проигрывание грудными мышцами сбивало с толку.

Дом все также ходил из стороны в сторону. За последние часы меня столько раз бросало в пучину разнообразных чувств, что развалить этот дом на части прямо на мою голову, мне было бы все равно.

«И когда он успел так накачаться?» — задумалась я. — «Хотя я впервые увидела его без футболки, но мне всегда он казался обычным бычком. Вы только посмотрите на него: он и отличник, и красавчик и атлет — возьми, да дай…. Что за ерунда в голову лезет? Совсем одурела, пора бы на боковую».

— Я спать, — сказала я и поднялась из-за стола.

Ветер взвыл пуще прежнего и дом, казалось, надломился, точно печенька. Я села на место.

Игнат протянул мне бутылку.

— Выпей, а то в углу всю ночь просидишь, — сказал он и пошел подкинуть дров в печь.

Я выполнила то, что он сказал, и залпом заглотила чуть меньше половины бутылки. Собственно, как говорится, до дна!

За окном снова раздался вой. Стены пошли ходуном. Я испугалась и поджала ноги. Опять вой. Свет мигнул несколько раз и погас.

— Ну, все, нам конец! — выпалила я, дрожащим голосом.

- Не драматизируй. Сейчас выйду, посмотрю, может, у соседей тоже света нет. Если так, значит, скорее всего, дело в подстанции.

— Хорошо, — согласилась я и обняла колени.

— Ага. Фонарик включи, а то я прибор ночного видения дома оставил.

— Смешно, — укусила его я.

— Я знаю. У меня все хорошо с чувством юмора, если ты не заметила.

— Не заметила.

— Заметишь еще.

Он накинул куртку и ботинки, а после попытался выйти. Дверь не подчинилась.

— Завалило нас, Аня, — сказал он. — Остались мы только вдвоем на отшибе, без света, интернета и надежды.

— Совсем дурак. И это я по-твоему драматизирую?

— Я же шучу, — усмехнулся он и скинул с себя лишние вещи. После сделал звонок.

Предупредив отца о том, что выйти мы не можем, Игнат проверил печь и включил на телефоне медленную музыку.

— Делать нечего, может, потанцуем? — предложил он.

— Я не танцую, — ответила я.

— Ты весь первый курс по клубам шаталась, — подметил он.

— И что?

— Да ничего. Перед отморозками клубными тоже так ломалась? — спросил он как-то надменно.

— Ты чего несешь? — возразила я. Слова его, честно признаться, звучали очень обидно.

Игнат силой поднял меня со стула и поставил перед собой. По дому разнеслись латиноамериканские мотивы, что перемешивались с треском дров и песнями стихии.

Он прижал меня к себе, вложив мою руку в свою, а другой рукой скользнув вниз по моей спине.

— Повторяй за мной, — зашептал он и я подчинилась.

Показалось, что песня, которую он включил, играла по кругу. Мы делали плавные шаги, и я на свое удивление каким-то чудом не наступала ему на ноги.

Стало жарко.

— Зря ты подкинул дров, — сказала я. — Изжаримся же.

Тогда он отступил на полшага и легким движение сорвал с меня футболку, оставив в одном лишь бюстгальтере.

— Теперь мы на равных, — сказал он.

— Не совсем, — угораздило меня ответить. Я и подумать не могла, что все обернется так.

В следующую же секунду на пол упал мой бюстгальтер, точно он — осенний лист. Губы Игната впились в мою грудь, а руки вцепились в бедра, словно два капкана — и больно, и сладко одновременно. Я почувствовала, что налилась труднопреодолимым желанием, потому будучи не в силах сдерживать себя, оттолкнула его из последних сил, от греха подальше.

— Да что же ты творишь? — выкрикнула я, вытянув перед собой руки. Они дрожали, точно тонкие веточки на ветру. Подобрав вещи я, держа язык за зубами, проследовала в свою комнатку.

Я завалилась на нее лицом вниз с вещами в руках. Холодная подушка чуть прояснила сознание. Учащенное дыхание стало замедляться. Сердце успокаивалось. Но следующий выпад Игната оказался фатальным.

Он взобрался на кровать, нависнув надо мной точно отвесная скала. Перевернув меня, как игрушку, он вырвал из моих рук вещи и бросил их на пол. После стянул с меня штаны, и нижнее белье. Его рука скользнула по моему бедру. По всему телу пробежала дрожь. Такая дрожь, как при температуре — тебе вроде и холодно, но внутри все горит.

Пытаясь зацепиться хоть за одну здравую мысль, я и заметить не успела, как его голова оказалась промеж моих ног.

«Плевать, что будет дальше» — твердил мне какой-то внутренний демон, — «только не останавливайся».

— Я на тебя заявление напишу, — прошептала я, пытаясь остановить этого внутреннего демона и Игната. — Ты же мой брат.

От услышанного глаза его сощурились, и на лице нарисовался довольный оскал.

Расстегнув ширинку, он спустил брюки.

— Так я твой брат?

— Да.

— Скажи это?

— Что?

— Назови меня братиком.

— Иди к черту.

— Назови меня братиком, — приказал он и щипнул налившуюся кнопку.

— Братик, — вырвалось из меня, точно говорила не я, а кто-то другой.

Игнат вцепился в шею и резко погрузился в меня, заставив взвизгнуть.

После нескольких толчков я оказалась не в силах сопротивляться, даже ради приличия. Я чувствовала, как из глаз льются слезы и это явно были не слезы наслаждения.

Его поцелуй притупил нахлынувшее чувство стыда. Кровать заскрипела и, казалось, дом начал сотрясать уже от моих стонов.

Я проснулась следующим утром от прикосновений холодных рук. Открыв слипшиеся глаза, я увидела над собой мать. Она не то чтобы была недовольна, казалась, она пребывала в каком-то дичайшем ужасе.

— Ты совсем стыд потеряла? — раскричалась она. И тут я вспомнила прошлую ночь.

— Что там? — послышался голос отца Игната.

Я приподнялась и нашла себя полностью обнаженной.

— Не входи, — остановила его мать и вытолкнула из комнаты.

— Почему она раздета? — прошептал мужчина.

— Не переживайте так, — послышалось из большой комнаты где была кухня и печь. — Она вчера так перепугалась, что слишком много выпила. Я уснул на диванчике раньше нее и что бы там вы не увидели, я этого не видел, — сказал Игнат.

Я не помню, как прошел тот день. Все делали вид, что ничего не произошло, и праздновали годовщину. Мне никто не наливал. Честно признаться, у меня и без алкоголя все плыло перед глазами.

Игнат игриво лыбился моей маме, периодически нарываясь на ласковое поглаживание своей никчемной башки.

Найдя себя на все той же кровати уже далеко за полночь, только в этот раз одетой и измотанной, я клятвенно решила для себя, что больше и словом с этим выродком не обмолвлюсь. В этот раз уж точно.

«Как он мог так поступить?»- думала я «Ну, понятное дело, что признаваться родителям в произошедшем никто не собирался, но он же мог меня разбудить или, на крайний случай, если я и была настолько пьяна, одеть. Он ведь мог сделать хоть что-то, чтобы меня защитить. А сейчас все выглядит так, будто он меня подставил…. Он меня подставил?»- я приподнялась, вцепившись пальцами в одеяло. — «Он меня подставил. Он этого и хотел. Только зачем?».

Подо мной были все те же простыни. Простыни, пропахшие моей самой яркой ночью и самой большой ошибкой.

Родители ютились в соседней комнатке. Игнат благородно поскрипывал диваном. Так, в мутных раздумьях наступило утро. Мне казалось, что я совсем не спала, но стремительно пролетевшие часы говорили об обратном.

За завтраком мама залилась рассказом о ее первой встрече с отцом Игната. Она казалась такой счастливой, и я почувствовала себя последней сволочью из-за всего того, что умудрилась натворить.

— Итак, Игнат Петрович, — обратилась она к Игнату, — мы тут с твоим отцов Петром Игнатовичем посовещались и решили, что нечего тебе жить отдельно от семьи. Я, конечно, все понимаю. Но у нас и покушать всегда приготовлено и до университета не далеко. Давай-ка ты к нам?