Сирена сбросила платье и накладки, стерла с лица на­рисованные морщинки. Руки ее дрожали при мысли о том, что придется предстать перед Трейгером без маски. Боже, зачем только она согласилась? Должно быть, в минуту помрачения рассудка, решила Сирена, натягивая свое пла­тье и причесывая волосы. Проклятие, ей ни к чему очеред­ная стычка. Будь ее воля, она предпочла бы любое наказание перспективе выслушивать лживые увертки Трейгера. Что ж, Сирена позволит ему высказаться, а затем сообщит, что требует расторжения брака любой ценой. В конце концов, она дала обещание Анне и сдержит его.

С этой мыслью Сирена заперла Барона в спальне, ко­торой пользовалась в последнее время. Когда она появи­лась на пороге, Трейгер вскочил, завороженный прекрасным видением.

Сирена настороженно застыла в дверях, готовая со­рваться с места и бежать при малейшей угрозе. В воздухе повисло напряженное молчание, от которого кожа Трейгера покрылась мурашками. Хотя он много раз представлял себе это мгновение, Сирена оказалась еще обворожитель­нее, чем образ, хранившийся в его памяти. Несмотря на намерение оставаться на месте, Трейгер невольно сделал шаг к ней, испытывая неодолимое желание коснуться ее шелковистой кожи. Сирена стала его наваждением. Он должен завоевать эту женщину, которая подарила ему тело, но не отдала сердце и душу.

Сирена подняла руку, останавливая его, и скомандова­ла холодным тоном:

– Выкладывай что хотел прямо оттуда!

Трейгер опустил голову, собираясь с мыслями, прежде чем облечь их в слова.

– Сирена, я догадываюсь, почему ты убежала из Уайт-Плейнса, и могу себе представить, что ты думаешь обо мне…

– Переходи к сути. Я не позволю морочить себе голову.

– Я оставил тебя в Уайт-Плейнсе, потому что дей­ствовал по приказу Вашингтона. Мне было поручено про­следить за деятельностью Ангуса Болдуина. Ты оказалась совершенно права. Майор снабжал британцев сведениями о силах патриотов. Я встретил его, когда он выходил из ставки Уильяма Хау. Майор пригрозил разоблачить меня перед британцами, если я воспрепятствую его подлой дея­тельности. Кроме того, он угрожал, что сообщит генералу о твоем пребывании у повстанцев. Думаю, Болдуин дер­жал эту карту в рукаве, выжидая, пока награда за твою голову возрастет.

Сирена молчала. Трейгер нахмурился и тяжело вздох­нул, прежде чем высказать свое предположение:

– Остается только гадать, не он ли донес на тебя как на сообщницу Натана. Я заявил Болдуину, что не намерен поступаться своими убеждениями ему в угоду. Естествен­но, что после этого только один из нас мог остаться в живых. Он выхватил пистолет, но я опередил его. На вы­стрелы прибежали солдаты, и мне пришлось уносить ноги.

Казалось, что Сирена его не слышит. Трейгер сделал глоток бренди и повернулся к огню.

– Мне пришлось через тайный ход пробраться в твою комнату и отсидеться там, пока патруль не прекратит поис­ки убийцы Болдуина. Я был ранен в плечо, потерял много крови и так устал, что заснул у тебя в спальне. На следу­ющее утро я намеревался поговорить с твоим отцом, чтобы сообщить ему, где ты, и выяснить, имел ли он отношение к заговору против тебя с Натаном.

Трейгер перевел дыхание. На лице Сирены не дрогнул ни один мускул. Она напряженно ждала чудовищных под­робностей об убийстве отца.

– Ночью меня разбудил звук выстрела. Сначала я решил, что мне это приснилось, но потом вспомнил, где нахожусь. Я не убивал твоего отца. Когда я вошел в каби­нет, он лежал на полу лицом вниз, а парадная дверь была настежь распахнута. Я погнался за убийцей, однако он ус­пел скрыться в темноте. Мне ничего не оставалось, как продолжить свой путь.

Облегчение Сирены было так велико, что слезы навер­нулись ей на глаза и скатились по щекам. Она поверила Трейгеру, хотя и не ожидала, что муж сумеет убедить ее в своей невиновности.

– Ты узнал, кто выдал Натана?

Трейгер кивнул:

– Да, косвенным путем. Выяснилось, что его кузен, Сэм Хейл, известный своей приверженностью к лоялистам, приметил Натана, когда тот покидал на рассвете гос­тиницу, чтобы встретиться с другом. Сэм предупредил британцев, и Натана арестовали. Но мне так и не удалось узнать, кто донес на тебя как на сообщницу Натана. Мож­но предположить, что это один из тех, кто был на балу и мог что-либо выгадать, обвинив тебя в измене. – Трейгер замолчал, но решил быть честным до конца. – Только твой отец мог внести ясность в это дело. Сомневаюсь, что теперь мы узнаем, имел ли он отношение к объявленной на тебя охоте, а также кто лишил его жизни.

Трейгер решительно пересек комнату, не в силах про­тивиться желанию прикоснуться к Сирене, пропустить между пальцами медово-золотистые пряди, вдохнуть ее сладкий аромат.

– Мне следовало бы перекинуть тебя через колено и хорошенько отшлепать за то, что ты устроила мне эти бе­зумные гонки, – пробормотал он.

Если таково было его представление о наказании, то, с точки зрения Сирены, муж нашел весьма своеобразный способ добиться от нее послушания. Сильные руки сжима­ли ее талию, жаркое дыхание обдавало трепетавшую на шее жилку. Сирена разрывалась между небесами и адом, противясь неистовой пляске ощущений, которые рождала его близость. Кожа ее горела, мысли смешались, «Это выше моих сил, – беспомощно думала Сирена. – Разве могу я признаться ему в своей любви, как советует Анна, если знаю, как бесцеремонно он поступит, когда потеряет ко мне интерес?»

Трейгер целовал ее жадно и нетерпеливо, лишая сил сопротивляться. Оторвавшись наконец от губ Сирены, он улыбнулся и обвел указательным пальцем контуры ее чув­ственного рта.

– У тебя вкус бренди, – прошептал Трейгер, лаская взглядом ее лицо. – Вот уж не думал, что старушка по­зволяет тебе баловаться крепкими напитками.

– Вероника сама предложила мне выпить, чтобы не­много расслабиться перед нашей встречей, – ответила Сирена слегка дрогнувшим голосом, и в ее глазах сверкну­ло лукавство, когда она подняла ресницы навстречу удив­ленному взгляду Трейгера.

– Могу себе представить, как твоя бабушка произно­сит проповедь о пользе воздержания, хотя сама не прочь опрокинуть стаканчик-другой. Похоже, что у нее для себя одни правила, а для всех остальных – другие.

– У Вероники независимый характер, – весело воз­разила Сирена. – По-моему, она имеет полное право го­ворить, что думает.

– Признаться, порой мне хотелось, чтобы она умолк­ла. – Трейгер рассеянно кивнул, теряя интерес к разгово­ру: держать Сирену в объятиях было слишком большим искушением, чтобы рассуждать о сварливой вдове с брит­вой вместо языка.

– Я соскучился по этим искоркам в твоих глазах. Боже, как я тосковал по тебе!

Сирена оторвала его руки от своих бедер и отошла на безопасное расстояние.

– Тебе следовало бы радоваться, что избавился от меня, – выпалила она. – Ведь ты женился с единствен­ной целью защитить меня, но теперь Вероника позаботится обо мне и предоставит убежище.

Трейгер нахмурился, раздраженный столь неуместным в данный момент проявлением независимого нрава Сирены. Проклятие! Если обернуть вокруг нее американский флаг, то получится отличный образ для портрета мятежницы.

– И долго ты собираешься прятаться за юбками ба­бушки? – саркастически поинтересовался он. – Ты не осмеливаешься высунуть нос наружу, а Вероника, как я слышал, собирается отплыть домой на первом же корабле.

– Возможно, она пробудет здесь дольше, чем тебе кажется, – запальчиво ответила Сирена. – Бабушка не оставит меня, пока я в ней нуждаюсь.

– Для тебя здесь нет будущего, Сирена. Ты не мо­жешь свободно приходить и уходить, когда пожелаешь. Если ты останешься в поместье, прячась днем, то засох­нешь на корню и пропадешь. Боюсь также, что слишком долгое общение с Вероникой не пойдет тебе на пользу, разве еще больше отточит твой язычок.

Сирена посмотрела на него в упор.

– Я должна остаться, чтобы сохранить поместье. Хо­дят слухи, будто патриоты остро нуждаются в деньгах и не чураются того, чтобы продать собственность лоялистов, которые погибли в боях или эмигрировали в Канаду.