Лесков выдвинул несколько вариантов проведения экспедиции. Первое предложение заключалось в том, чтобы офицеров и команду отправить сухим путем из Петербурга в Петропавловск-на-Камчатке и вооружить имеющуюся там шхуну. Второй вариант предусматривал доставку экспедиции на Камчатку на попутном судне. Но наиболее желательной он считает постройку особого брига, предназначенного только для целей экспедиции.

«Третий способ, — писал Лесков, — требует, правда, больших издержек, чем второй, но зато издержки сии вознаградятся совершенно многими и важными выгодами. В сем случае бриг придет на Камчатку в начале весны; тотчас приступит к делу… Бриг может противостоять надежно бурям и льдам, хотя бы принужден был зазимовать среди последних; не станет с окончанием каждого лета возвращаться в Петропавловскую гавань для зимования… Не потратится напрасно время на пустые и частые переходы; более успеет сделать, и, следовательно, скорее окончит. Даже, наконец, если бы правительство нашло нужным нарядить в следующем году новую экспедицию для описи северных полярных стран, оно могло бы уже послать только одно отсюда судно, приказав бригу соединиться с оным…».[155]

Начальник морского штаба решил летом 1824 года отправить Лескова с 10 матросами на попутном шлюпе «Смирный», ограничив его задачи лишь описью восточного побережья Камчатки.

Крузенштерн знал о том, что проекты Романова и Лескова лежат без движения в делах морского министерства. Он решил действовать в правительственных сферах и доказать, как важно не только в научном, но и в политическом смысле обследовать северные берега Русской Америки.

18 октября 1823 года мореплаватель писал Румянцеву:

30 октября 1823 года Румянцев посылает ответ на письмо Крузенштерна, которое он «прочел с большим удовольствием и вниманием»:

Он надеется, что, может быть, в конце концов русским, как соседям Северо-Западного прохода, удастся успеть в его исследовании.

Оглохший, полуслепой старик собирается в дорогу и из Гомеля едет в Петербург, чтобы беседовать с Крузенштерном о снаряжении новой экспедиции для завершения поисков сообщения между Тихим океаном и Атлантическим. Он недавно получил от капитана Муравьева известие о том, что Хромченко и Этолин описали значительное пространство северо-западных берегов Американского континента. Этот успех его «много радует», и он надеется послать отважных мореходов на «важный поиск» — открытие Северо-Западного прохода.

Через несколько дней Крузенштерн получает весть из Англии, что капитан Парри благополучно возвратился из своего плавания. Английский исследователь провел две зимовки в Канадском архипелаге, открыл пролив Фьюри и Хеклы, но путь между двумя океанами, который он искал со стороны Гудзонова залива, так и остался загадкой. Одновременно лейтенант Франклин совершил сухопутную экспедицию по реке Коппермайн и убедился, что она вливается в Ледовитый океан, по берегу которого он дошел до залива Батерст. Поход был труден, и путешественники чудом остались живы.

Сообщая обо всем этом Румянцеву, Крузенштерн писал, что искать Северо-Западный морской путь надо со стороны Берингова пролива, «ибо в существовании сообщения обоих океанов сомневаться нельзя».[157]

Н. П. Румянцев.

Анализируя плавание Парри, Румянцев высказал замечательную мысль, которую через три четверти века блестяще подтвердил Руал Амундсен:

Крузенштерн пишет о том, что необходимо мореходов Хромченко и Этолина, находившихся в Русской Америке, употребить для «северных поисков»…

Н. П. Румянцев решает принести еще одну жертву ради географии и просит своего ученого наставника составить план будущей экспедиции в форме письма Российско-Американской компании.

Крузенштерн видит два способа осуществить новую экспедицию. Первый состоит в том, чтобы дослать небольшое, водоизмещением около 250 тонн, судно в Берингов пролив и, дождавшись, когда льды откроют путь на восток, плыть, плыть и плыть от мыса Ледяного до Баффинова, а быть может, даже до Гудзонова залива. Он напоминает о том, что капитан Васильев во время своих плаваний в 1820 и 1821 годах к мысу Ледяному наблюдал «сильное течение к востоку: обстоятельство, доказывающее неоспоримо свободное сообщение» Восточного океана с Западным. Не надо упускать из виду еще одного обстоятельства: берег около мыса Ледяного не заперт неподвижным льдом. Стоит путешественникам дождаться продолжительного южного ветра, который вместе с течением отгонит льды от северных берегов Русской Америки, и они не встретят «препятствий к тому, чтобы пройти вдоль них к востоку».[159]

Письмо И. Ф. Крузенштерна к Н. П. Румянцеву, в котором из ложен план завершения исследований по отысканию Северо-Западного морского пути.

Второй способ завершения поисков Северо-Западного прохода, в существовании которого уже не приходится сомневаться, он видит в отправке сухопутной экспедиции от берегов залива Коцебу к устью реки Маккензи. «Сей способ, — продолжает Крузенштерн, — не обещает столь блистательных успехов, но он также может принесть большую пользу, ибо посредством подобной экспедиции мы можем иметь достоверные сведения о положении берега, о состоянии льдов близ оного и о течении моря».[160]

Он отдает предпочтение сухопутной экспедиции. Ее снаряжение обойдется гораздо дешевле и осуществить ее можно силами и средствами, находящимися в распоряжении главного правителя Русской Америки капитана Матвея Ивановича Муравьева.

Румянцев согласен со своим советчиком. Он просит Крузенштерна передать директорам Российско-Американской компании предложение об отправке экспедиции на его средства. Михайло Булдаков, Андрей Северин и Иван Прокофьев изъявляют готовность «участвовать в сем предприятии, полезном для наук, славном для имени русского, сколь силы и средства наши позволяют».[161] Однако они хотят знать о цели нового путешествия. Такое письмо обижает Румянцева. 9 июля он пишет из Москвы: «Вам известно, что я не корыстолюбец, а слуга всеобщего блага».[162] Румянцев напоминает, что он чуждается личных прибылей и больше всего заботится о познании принадлежащих России северных пределов Америки. Поэтому он готов дать 20 тысяч рублей на снаряжение экспедиции.