– Слышал, что в Движении много подростков с проблемами и взрослых без работы, то есть опять же с проблемами, – сказал Сигалов. – Ты не подходишь ни под одну из этих категорий.
– Обормотов хватает, но это даже хорошо: пусть нас всех такими и считают. Ленин тоже проходил по статье «мелкая шушера», пока матросы не захватили телеграф.
Это наивно-героическое «Ленин тоже» выдавало в Мальвине набитую дуру, однако дурой она вовсе не была. Сигалов пришел к выводу, что она скорее глумится, чем говорит всерьез, но Мальвина опять отвернулась, и Виктор снова не понял, прав ли он.
Они болтали еще долго, пока не стемнело. Сигалов ждал обещанную луну, но она так и не появилась. Домой он ехал со странным ощущением, словно за спиной выросли крылья, но к каждому оказалась привязана маленькая гирька.
Прощаясь, он спросил у Мальвины:
– Так зачем же мы поднимались на крышу? Почему не могли поговорить на земле? Попили бы кофе, то-сё.
– Когда-нибудь ты узнаешь. Очень-очень не скоро, в идеале никогда. Но, наверно, всё-таки узнаешь…
Замечтавшись, Виктор чуть не пролил сок мимо стакана. Некстати тренькнула трубка – пришел новый счет за квартиру. С кучей просроченных платежей он уже разобрался, и ему как приличному члену общества снова присылали не бумажные конверты, а сообщения на коммуникатор.
Сигалов постоял со стаканом в руке и уверенно направился в комнату. Связь умницы Мальвины с лицемерным отребьем из Движения его и тяготила, и забавляла. Возможно, он судил предвзято, потому что не особенно ориентировался в теме. Это он и собирался исправить.
Вначале Виктор хотел поискать информацию в визуальном режиме, но, пока шел к столу, успел об этом забыть и по привычке нацепил немуль. Официальных ресурсов Движения он не нашел – ни одного, и это было странно. Каждый школьник, едва освоив грамоту, первым делом создавал большой вселенский мегапортал имени себя самого, единственного и неповторимого, а целая общественная организация с фундаментальной идеологией не считала нужным даже выразить свою позицию. Кое-какие материалы нашлись, но всё это было не из первых рук – восхищения, осуждения и прочие обсуждения от посторонних людей. Движение как будто нарочно питало сеть мифами и слухами, а свой истинный лик являть не спешило. Возможно, в этом и был какой-то резон, во всяком случае, Сигалов чувствовал себя не заинтригованным, но в определенный момент бесплодные поиски ему надоели.
– Передержали интригу – потеряли клиента, – сказал он вслух со всем цинизмом, на какой только был способен, и тут же отвлекся на репортаж о цунами.
Несколько минут он простоял на пляже, замирая от ужаса при виде надвигающейся водной стены. Цунами успело уничтожить его раз десять, но Виктор вновь возвращался к началу сюжета, чтобы поймать лицом сперва холодную морось, затем тяжелые, как пули, брызги и уже после – превратиться в ничто под ударом лавины.
Он вообразил, как говорящая голова в телевизоре бубнит про высоту волны, и расхохотался в голос. Это было то же самое, что попасть на пир богов, но всему обилию блюд предпочесть старый черствый сухарь.
Незаметно его внимание переключилось на строительство орбитального кольца. Циклопические конструкции, по сравнению с которыми цунами казалось рябью в пруду, Сигалова не заинтересовали, зато он с удовольствием повисел над ночной стороной Земли, пытаясь угадывать в светящихся пятнах названия городов и каждый раз подавляя контекстные подсказки, сообщавшие об ошибке. Отношения с географией у Виктора не сложились еще со школы.
Вдоволь наигравшись в забаву «почувствуй себя снова двоечником», Сигалов вдруг заметил на периферии знакомое изображение и неосознанно перешел в другой раздел.
«Яхта, затонувшая сегодня в территориальных водах Чили, действительно принадлежала Георгию Зубаткину, скандально известному биржевому трейдеру, уличенному в использовании инсайдерской информации. Как только возникли первые подозрения, господин Зубаткин скрылся, что считалось косвенным подтверждением его вины, однако в международный розыск он объявлен не был. Комиссия по ценным бумагам не успела провести ни одного допроса, формально Зубаткин был невиновен. Более детальное изучение истории операций выявило целый ряд подозрительных случаев. Сделка с акциями «Гипностика» оказалась лишь верхушкой айсберга. Однако адвокат Зубаткина считает, что это как раз довод в защиту его клиента. Версия о том, что рядовой трейдер получал закрытую информацию от высшего менеджмента десятка крупнейших компаний, не выдерживает критики. Также адвокат указывает на то обстоятельство, что его клиент за последние месяцы провел несколько удачных сделок не только с акциями, но и с металлами. В частности, второго апреля Зубаткин воспользовался резким падением цен на серебро, что принесло ему, по предварительной оценке, более ста миллионов рублей».
Сигалов вынырнул из омута биржевых котировок, которые стремились окружить его со всех сторон и заключить в клетку.
«Серебро, резкое падение, уровни неизвестны», – было сказано в записке Зубаткина за второе апреля, Виктор хорошо это помнил. Были и другие послания, довольно много, но в памяти осталось только про «Гипностик» и еще почему-то про серебро. Он вообще не понимал, о чем могут говорить эти сообщения. Если человек заработал вагон денег, почему бы не оставить об этом дневниковую запись? Пусть и в странном виде, на каком-то выгоревшем фото – ну и что? Для человека с сотней миллионов в кармане это минимальная прихоть.
Глядя на биржевой график, Сигалов беспомощно хлопал глазами. Догадка вертелась где-то рядом, за ней не нужно было даже тянуться – только заметить под собственным носом. Однако вместо догадки возникла пульсирующая метка «непроверенная информация», и Виктор от безысходности перешел в новый раздел.
«Накануне трагедии местные подростки заметили на берегу туристов в серых гидрокостюмах. Со слов свидетелей, у дайверов была необычная лодка и странное снаряжение. Что, по мнению чилийских детей, считается странным, а что необычным – источник не уточняет. Кроме того, показания подростков расходятся в количестве туристов. Местная полиция на всякий случай проводит следственные мероприятия.
Тем временем поиски выживших не принесли результатов. Глубина в районе исчезновения яхты, принадлежавшей Георгию Зубаткину, составляет от восьмисот до девятисот метров, что сильно затрудняет спасательные работы. Находился ли на борту кто-то еще, кроме самого Зубаткина, также пока неизвестно».
Окончание последней фразы засело у Виктора в голове и бродило по кругу, вгоняя его в транс, пока перед глазами снова не возник отчет о звездном часе Жоры Зубаткина: «Серебро, резкое падение, уровни неизвестны». Почему – неизвестны?.. Если запись была посвящена прошедшим торгам, то как эти проклятые уровни могли быть неизвестны Зубаткину, который второго апреля не стонал в сортире, намешав джина с пивом, а неистово трудился на ниве нисходящего тренда?
Сигалов без проблем вспомнил запись, касавшуюся «Гипностика», уж ее-то он вызубрил на совесть: «В 11:00 начало падения, минимум на 200 пунктов. В 12:40 дно. Дальше не знаю».
Опять «не знаю»?.. Как это – «не знаю»?!
Записи на фотографиях оставлял не Зубаткин, – нахлынуло долгожданное прозрение. Оно давно терзало Виктора, но не могло оформиться и вот наконец соизволило. Как дважды два: это писал тот самый крот, имя которого Сигалов должен был выяснить, но после выгрузки Индекса признался куратору, что всё провалил, и сообщил лишь координаты яхты да еще для очистки совести передал название директории с чудными картинками – «МЁД».
Шмелёв. Фамилия всплыла в памяти сразу же. Она засела там, где-то в самой глубине, еще в тот момент, когда Виктор изнемогал на яхте, путая себя с лысым счастливчиком Жорой, любителем блондинок и чудовищных алкогольных экспериментов. С деньгами, в отличие от спиртного, Зубаткин рисковать не любил и действовал наверняка, следуя подсказкам некоего Шмелёва.
«Шмелёв – мёд», это было глупо. Знал ли трейдер Зубаткин, что шмели не приносят мёда? Или ему было по барабану, и директорию он назвал, исходя из простейших ассоциаций?
