Увидев такси, Виктор механически сел в машину и так же механически произнес:

– Мытищи.

– Какая улица? – спросил водитель.

Сигалова бросило в жар: он подумал, что всё еще находится в морфоскрипте, но перестал это осознавать. А поскольку Индекс воспринимался как реальность и не имел стандартных элементов управления, то и проверить было невозможно.

– В Мытищах куда конкретно? – уточнил таксист.

Виктор осмотрелся, как будто это могло что-то прояснить. Нет, кажется, это был не Индекс… Ну конечно, нет. Сигалов не чувствовал никакого давления, а про Мытищи брякнул потому, что только о них и думал.

– Давайте так сделаем… – промолвил он. – Едем, и по дороге я вспоминаю адрес. Если получается – хорошо, если нет – поворачиваем домой.

– Оригинальный вы пассажир. Что ж, давайте покатаемся, у меня рабочий день не скоро заканчивается.

– А у меня вообще никогда, – вполголоса обронил Сигалов.

Некоторое время он еще сомневался в затее, но чем дальше отъезжал от офиса, тем отчетливей понимал, что поступил правильно. В скрипте его вела воля Индекса – настойчиво тащила в Мытищи, ничего не проясняя заранее. И там Виктор не колебался ни секунды, он знал, что в нужный момент найдется и улица, и дом, – либо по каким-то приметам, либо в виде всплывших воспоминаний. Здесь, в реальности, подсказок ждать было не от кого, но всё же Сигалов рассчитывал, что скрипт оставил у него в памяти какие-то следы. Пусть это проявится как интуиция – не важно, лишь бы доехать и понять, куда его влекло.

– Музыку включу, не возражаете? – осведомился водитель.

В салоне зазвучал джаз, легкий до прозрачности. Виктор вспомнил, какое рейв-месиво долбило у таксиста в Индексе, и окончательно успокоился. После пары композиций пошли новости – сразу, без рекламы. Диктор тараторил о том, что руководство «Гипностика» заявило, будто падение акций компании является результатом спланированной атаки недобросовестных конкурентов и что высший менеджмент «Гипностика» требует обратить внимание на невыясненные обстоятельства гибели скандально известного трейдера Георгия Зубаткина.

«Ну хоть вы-то нервы не трепите, – с тоской подумал Сигалов. – Мир летит в пропасть, а вы всё о деньгах…»

Глядя в окно, он поймал себя на том, что еще не прощается с городом, но уже готовится к этому – и готовится встретиться с новой Москвой, засыпанной пепельным снегом, Москвой с пустыми черными окнами и протоптанными в сугробах тропинками между единственно важными объектами: где пить, где жрать и где прятаться.

– Не вспомнили? – спросил таксист.

– О чем? Ах да… Нет, не вспомнил. Поедем на улицу профессора Овчинникова.

– Домой?

– Почти…

Женщина с коляской всё еще прогуливалась у подъезда. Виктор не стал с ней здороваться, она на него тоже не взглянула.

Выйдя из лифта, Сигалов увидел ровно то, что и ожидал: лесенку из желтых полосок на двери, за которой когда-то жил его брат. Один край нижней ленты отклеился и валялся на полу – точно так же, как в Индексе. Хотя нет, это в Индексе стало точно так же, как в реальности, а здесь-то ничего не менялось уже пять лет.

Виктор тяжко вздохнул: и зачем приехал? Что хотел тут найти?

Он постоял в коридоре еще немного, посмотрел на закрытую соседнюю дверь и мрачно сказал:

– Правильно, обойдемся без обмороков.

Он спустился вниз и, едва оказавшись на улице, услышал возле подъезда детский голос:

– Жираф есть не хотел! А черепаха хотела! Черепаха всё съела!

Отступать было поздно: соседка, болтавшая с подругой, уже отвернулась от коляски и теперь смотрела прямо на него.

– Кирилл?.. Ты?!

– Нет, нет! – резко ответил он. – Не Кирилл! Да не надо падать!

Виктор не успел ее подхватить, и она завалилась на газон.

– Как там Мальвина твоя, не объявлялась пока? – спросил Шагов, плотоядно поглядывая на бутылку «Джека Дэниэлса».

Виктор тоже посмотрел на виски, потом на два приготовленных стакана и изобразил рукой полный отказ.

– Не объявлялась. И она не моя.

– Переживаешь?

– Не так чтобы очень, но… на ее месте осталась дырка. – Сигалов похлопал себя по сердцу. – И заполнить ее нечем.

Алексею надоело облизывать взглядом закрытую емкость, и он со вздохом переставил ее на полку.

– Ты опять в этот скрипт намылился… – сказал он без удивления.

– Не надоел я тебе еще?

– Я вроде даже привык. Жду, когда официально оформишь меня кондуктором. Тем более что ставка у нас твердая. – Шагов снова покосился на то место, где стояла бутылка, и убрал со стола стаканы.

– Вообще, да: ты больше похож на безработного, чем на крутого инженера. Как ни заеду – ты всё дома.

– Отгулы, – не углубляясь, пояснил Алексей. – Кстати! Ты говорил, Мальвина твоя – из Движения?

– Не моя. Но кажется, она с ними.

– Кажется ему! А проморолик ты для кого скреативил?

– Сляпал, было дело.

– И ты даже не знаешь, что он в топе второй день? – Шагов лукаво улыбнулся.

– Слышал что-то об этом… Не интересовался.

– Я сам его три раза загружал.

– Да что в нем такого особенного?!

– Вот в этом и загадка. Интриги нет, мотивации нет, экшена нет, – загнул Алексей три пальца, начиная с мизинца, и у него получился пистолетик из указательного и большого. – Только чистый драйв. – Он ткнул этим пистолетиком в Сигалова. – Стоишь среди прекрасных людей и хочешь быть таким же прекрасным.

– Ну, это я под впечатлением от… – Виктор умолк.

– От чего? – спросил Шагов.

– Джентльмены это не обсуждают.

– Как скажешь, родной. Но судя по результатам, впечатления остались очень даже. Да, я чего вспомнил-то!.. Говорят, эти клоуны какую-то акцию готовят. Вот прям глобальную, говорят.

– Нарисуют вместо одного плаката четыре? – с сарказмом проговорил Виктор.

– Тоже думаю, что ерунда. Но их присутствие как-то раздражает.

– Прекрати смотреть новости, и присутствие закончится. – Сигалов вдруг вспомнил, что Мальвина во время последней встречи тоже рассказывала о каком-то крупном мероприятии, и это ему не понравилось.

– А, и еще «Гипностик» твой волну поднять пытается, – заявил Алексей. – Я только не понял, чего они хотят. Акции у них падают, делом бы занимались.

– «Гипностик» тоже не мой, – отозвался Виктор и чуть не добавил: «Это компания Кирилла», но вовремя прикусил язык. – Я тоже ничего не понимаю…

В последние дни всё действительно как-то слиплось – или Сигалову только казалось? Но если и Лёха это отмечал, значит, не казалось. Всё навалилось со всех сторон, и всё такое мелочное… Если бы люди знали, как мало им осталось жить в тепле и при ясном солнце… Виктор думал об этом постоянно, даже когда не думал вообще ни о чем. Подспудно он продолжал перебирать причины, которые могли бы привести к глобальной катастрофе, и, похоже, уже приблизился к той стадии тихой истерики, когда опасность мерещится везде и всюду.

– Ладно, чего рассиживаться… – Сигалов поднялся из-за стола. – Ты, Лёх, извини, что я тебя так эксплуатирую, но когда-нибудь я тебе всё расскажу.

– Обещал уже, повторяешься.

– Значит, расскажу два раза, – отшутился Виктор и направился в кабинет.

– Я одного никак не пойму… – сказал ему в спину Шагов. – Ты проходишь тот же самый путь до полицейского участка, попасть в который заведомо невозможно. Ты испытываешь радость от самого процесса, что ли?

– Какой участок? А, в скрипте! Нет, давно уже нет. Там много путей, и с каждым разом всё интересней. – Сигалов надел немуль и уселся в кресло.

– Не балуйся там, – напутствовал Шагов.

– Так и до клаустрофобии недалеко… – заметил Виктор, озираясь в зеркальной кабине лифта.

Капитан Коновалов сосредоточенно убирал коммуникатор в глубокий карман плаща и реплику арестованного пропустил мимо ушей, но голос услышал.

– Что говоришь? – Он повернулся к Сигалову.

– Наручники снимите, Игорь Сергеевич. Неудобно. – Виктор протянул ему руки.