Чёрт побери, а эта дура в самом деле не планирует сдаваться. Её зрачки, что постепенно заполняют потемневшую синюю радужку, переполнены страстью, вожделением, праведной злостью, но нет в них и намёка на повиновение и добровольное прекращение борьбы.

Хотя, честно признаюсь, после вчерашней встречи, когда я оставил её одну захлёбываться в трясине своей похоти, я ожидал увидеть её физически ослабленной и всё так же жаждущей получить меня.

Но я этого не вижу.

Она стоит передо мной воинственная, гордая, злая, как дьяволица, и до умопомрачения красивая. И знаете… лично меня это поистине поражает и в некотором смысле даже восхищает, но голодного зверя, который не прекращает попыток выбраться наружу, распаляет до такой степени, что он призывает меня сейчас же приковать её цепями, засунуть в рот кляп и грубо взять силой, чтобы раз и навсегда отбить у вздорной сучки всякое желание сопротивляться.

— Не отдашься мне? — я прыщу издевательским смехом, скрывая под ним те нечеловеческие усилия, что мне приходится прикладывать, чтобы не набросится на неё уже сейчас. — Умерь свой пыл, детка, разве я требую от тебя отдаваться мне? В нашей программе на сегодня всего лишь приятное времяпрепровождение на торжественном приёме, за которое ты ещё и заработаешь денег, но хочу отметить, что для той, кто не хочет меня, ты как-то чересчур часто заводишь разговор о сексе со мной. Сделай исключение и ответь мне сейчас честно, — я цепляю пальцем её подбородок, приподнимаю его, заставляя посмотреть мне в глаза. — Поделись, как именно я доставлял тебе наслаждение в эротических фантазиях, в которые ты погружалась всю эту ночь, пока удовлетворяла себя своими проворными пальчиками? — закусывая губу, с удовольствием замечаю, как Николина густо краснеет, выдавая себя с головой.

— Единственное, что я представляла в своих фантазиях, — это то, как будет прекрасна моя жизнь, когда ты из неё исчезнешь, — но она упрямо продолжает гнуть свою лживую линию, резким движением отрывая мою руку со своего лица.

— Да что ты говоришь? А вчера мне показалось, что я и есть вся твоя жизнь. Если бы не моё благоразумное отступление, ты точно накинулась бы на меня прямо на улице, наплевав на дождь, людей и вообще весь окружающий мир. Разве я не прав? — самодовольно ухмыляюсь, фокусируясь на едва заметных заострённых сосках, нежность которых мой язык до сих пор прекрасно помнит.

— Этого больше не повторится! — раздражённо выпаливает она и скрещивает руки на груди, лишая меня возможности созерцать её восхитительные формы.

— О да, детка, я вижу, что ты изрядно подготовилась к сегодняшнему вечеру, — отмечаю её подпитанною злостью «устойчивость».

— Я тебе не детка!

— А кто тогда… крошка? — нарочито дразню я, наслаждаясь, как она пылает своим милым негодованием на фоне сумрачного небесного свода.

— Адам! Не называй меня так! — почти что шипит моя дикая кошечка. — И прекрати смотреть на меня подобным образом!

— Подобным образом? Это каким же? — хитро улыбаюсь, всем нутром желая поскорее заткнуть её дерзкий ротик членом.

— Как будто раздеваешь меня глазами!

— А ты хочешь, чтобы я раздел руками?

— Нет!

— Может, губами?

— Нет!!! — она не говорит, а прямо-таки выкрикивает ответ, опаляя меня своим гневно-возбуждённым пламенем, прожигающим всё нутро инстинктом подмять под себя её непокорное тело и вонзиться, пропуская через каждую пору на коже всю силу её сопротивления.

Дьявол, это уже начинает пугать даже меня. Если она будет продолжать в том же духе, не уверен, что смогу дотерпеть до вечера.

— Во-первых, никогда не смей повышать на меня голос. Подобное я точно терпеть не намерен, — взяв в узды внутреннее буйство, произношу строгим тоном, отбивающим всякое желание пререкаться. — Во-вторых, тебе стоит помнить, что ты сейчас находишься на работе, а я никто иной, как твой начальник, поэтому хочешь ты того или нет, но придётся как-то урегулировать свой бунтарный нрав. Ты должна сейчас остыть и расслабиться. Вечер ещё не начался, а ты уже на взводе. Мне хочется сегодня наслаждаться приёмом, а не выслушивать там твои истерики, — сухо добавляю я, направляясь к бару.

— В таком случае ты выбрал себе в спутницы самую неподходящую кандидатуру, — заметно растеряв весь свой воинственный запал, угрюмо проговаривает Николина. — Возможно, внешне ты придал мне лоску, но я совершенно незнакома с безупречными манерами высшего общества. Я не знаю, как вести себя в кругу людей подобного рода. Ты же видел, где я живу. Мне не место среди чопорных, правильно воспитанных дам и джентльменов, с которыми я даже не знаю, о чём разговаривать.

— Разговаривать буду я, а тебе просто нужно утихомирить свою буйность и постараться не накинуться ни на кого из гостей с кулаками. Справишься с этим — и всё пройдёт отлично, — заверяю я, наполняя бокалы отменным коньяком многолетней выдержки.

— Нет, Адам, дело не только в этом. Ты меня абсолютно не знаешь, но поверь мне на слово: я — самый невезучий и неуклюжий человек на свете!

— Поверить тебе на слово? — насмешливо изогнув бровь, кидаю на неё взгляд исподлобья. — Той, кто не перестаёт врать ни на секунду?

— Адам, я не шучу: я настоящая ходячая катастрофа! Обладательница выдающегося таланта — влипать в проблемы даже там, где их нет, и потому, если ты не хочешь, чтобы я выставила тебя в невыгодном свете, настоятельно рекомендую тебе передумать и отпустить меня домой!

— Ты сейчас скажешь мне всё, что угодно, лишь бы я позволил тебе не ехать со мной.

— Нет, в этот раз я точно говорю правду, — произносит Николина и сильно прикусывает губу, с запозданием осознавая смысл сказанных слов.

— Так, значит, ты признаёшь, что до этого ты всё-таки врала мне?

— Нет… нет, Адам! Я никогда тебе не врала, — торопливо оправдывается она.

— Ты делаешь это прямо сейчас: врёшь о том, что врала, — откровенно издеваюсь я, заставляя её теряться ещё больше.

— Да нет же!

— С каждым днём усовершенствуешь свой уровень патологической лгуньи.

— Адам, прекрати! Я просто не так выразилась.

— Ну да, конечно, так я теперь и поверил, — своим серьёзным взором нервирую её до предела, сам при этом еле сдерживая смех.

— Да, боже, Адам! Ты невыносим! Забудь к чёрту те слова и сконцентрируйся на том, что я тебе говорю о своей невезучести! — сокрушается она, хмуря свои изящные бровки. — Ты однозначно просчитался, когда вместо девушки своего статуса решил взять с собой меня. Я в самом деле прошу тебя одуматься и поехать на приём одному, или, вон, позови лучше Рейчел: она образованная, элегантная и однозначно умеет уверенно держаться в светском обществе. Да и я готова дать голову на отсечение, что она не просто согласится составить тебе компанию, а будет визжать от счастья так громко, что её с космической станции без усилителей услышат. — Закончив свой пылкий монолог и поубавив сердитость, Николина смотрит на меня почти умоляющим взглядом, давая понять, что под «защитной» злостью скрывает не только свои развратные мыслишки, но и сильнейшее волнение перед предстоящем мероприятием.

Но, как и всегда, я остаюсь абсолютно бесстрастен к нелепым страхам, просьбам и предрассудкам, что обычно витают в девичьих головках, и не собираюсь менять своих решений. Тем более Рейчел сегодня уже получила свою порцию счастья, которую теперь жажду не только ощутить сам, но и услышать те же сладостные крики от моей необузданной дикарки.

— Ты едешь со мной, и это не обсуждается, — безапелляционным тоном заявляю я, что тут же заставляет Николину ещё сильнее насупиться. — Тебе не стоит переживать за мою репутацию. Про то, что ты — «ходячая катастрофа», мне стало понятно ещё в нашу первую встречу, но я уверен, ты не сможешь сотворить ничего столь невообразимого, с чем я не смогу быстро разобраться. Прекрати думать о лишних глупостях и просто расслабься. Рядом со мной тебе не о чем волноваться.

— Ага. Как же — не о чем. Тебе легко сказать: расслабься. Ты же даже представить не можешь, как тяжело находиться с тобой рядом и ни на секунду не прекращать бороться за свой здравый разум!