— А ножки какие! Обалдеть! Покруче, чем у многих моделей, что я встречал!

— Прекрати это!

— А то что? Опять врежешь мне, Никс? Знаешь, сейчас я уже и не против. Даже отбиваться не буду, если ты потом как следует пожалеешь.

— Марк, пожалуйста, не неси чушь, — с мольбой во взгляде просит дикарка, на что Эндрюз резко захлопывает свою варежку, будто впадая в ещё большую оторопь, но этот короткий отрезок времени блаженной тишины он так же быстро нарушает:

— У меня нет слов! Ты сказала мне «пожалуйста»? Вы точно не подсыпали мне какой-то дряни в бокал и всё, что я вижу и слышу в самом деле правда? — он рассеянно оглядывает братьев, что безучастно наблюдают за разговором. — Если ты ещё и извиняться научилась, то я, без сомнений, сейчас валяюсь вконец обдолбанный в каком-нибудь притоне и просто-напросто галлюцинирую. Не могу поверить, что наша буйная девчонка, оказывается, умеет нормально разговаривать и выглядит как конфетка! Причём очень вкусная и сладкая конфетка, которая так и просится попробовать её, — и с этими словами смертник начинает тянуть свои лапы к Николине, порываясь обвить её за талию, но моя рука схватывает его за грудки и притягивает к себе раньше, чем я успеваю хоть о чём-нибудь подумать.

Марк ощутимо напрягается от моего выпада, но скорее от неожиданности, чем от нахлынувшего страха (это чувство у него явно атрофировано), а Николина, оба Мэрроу и множество других любопытных зрителей зала настороженно смотрят на нашу потасовку, но меня это сейчас совершенно не колышет.

Довёл меня, кретин! Плевать, кто он такой — его с ней рядом больше не будет!

— Нет, Эндрюз, ты по-прежнему пребываешь в сознании, но я могу лично гарантировать тебе, что, если ты ещё хоть раз сегодня попадёшься мне на глаза или подойдёшь к Николине, твоё тело окажется не в излюбленном тобой наркотическом притоне, а сразу же в сточной канаве. Ты меня понял? — цежу сквозь зубы так тихо, чтобы было слышно лишь ему одному, но по перепуганному взору дикарки полагаю, что каждое моё слово достигло и её слуха тоже.

— Это только предупреждение или сразу же угроза?

Даже сейчас отморозок пытается показать, что воспринимает происходящее как шутку, но напряжённая линия челюсти и холодный отблеск в сером взгляде выдают крайнюю степень недовольства и постепенно зарождавшуюся в нём боязнь.

— Ни то, ни другое, Эндрюз. Если не внемлешь тому, что я тебе сказал, это будет твоим грёбаным будущем, и даже твой влиятельный папочка не сможет мне помешать это сделать, — произношу я пробирающим до мозга костей низким тоном и грубо отталкиваю от себя наглеца, который в своём нетрезвом состоянии едва удерживает себя от падения.

С радостью вмазал бы ему для закрепления эффекта, но, думаю, ему и моих слов будет достаточно.

Марк приглаживает заломы на рубашке, которые оставил мой захват, и, смеряя меня неприязненным взглядом, обращается к дикарке:

— Неплохого ты себе нового защитника нашла, — натянуто произносит Эндрюз, наконец растеряв весь свой легкомысленный настрой. — Старый-то в курсе?

— Марк, я же сказала, что всё объясню. Прошу тебя, не выдумывай ничего и не рассказывай… — взволнованно проговаривает Николина, едва справляясь с дрожью в голосе.

— Ты меня плохо расслышал? — вмешиваюсь я, больше не выдерживая его присутствия и её жалких попыток оправдаться.

— Марк, пойдём покурим. Заодно и побеседуем, — Эрик подходит к Эндрюзу и протягивает ему новый бокал, словно приманку.

— Да уж, похоже, тебе есть что мне рассказать, — он криво усмехается, выхватывая из рук Мэрроу напиток. — А вот тебе, Никс, объясниться со мной, по всей видимости, не удастся. С жизнью расставаться я пока ещё не планирую, так что… прибереги силы для долгих разговоров со своим братцем. Уверен, когда он узнает, что ты от него скрываешь, он будет обескуражен даже больше, чем я, — с некоей воодушевлённостью произносит он и на пару с Эриком наконец радует меня своим уходом, теряясь в праздничной толпе.

— Всё, дамы и джентльмены, представление окончено, можете спокойно возвращаться к своим светским беседам, — в официальной манере объявляет Тони, распуская собравшуюся вокруг нас любопытную публику.

Николина продолжает стоять на месте и какого-то хрена непрерывно смотрит вслед ушедшему Эндрюзу, что вконец доводит меня до неистовства.

— Раз он свалил, может, ты объяснишь мне, что тебя связывает с этим идиотом? — спрашиваю, подойдя к ней вплотную.

От клокочущей в теле злости мой голос звучит глухо и ещё ниже, чем обычно, что заставляет Николину всхлипнуть и сразу же поднять на меня свой мерцающий немой паникой взгляд.

И что же именно эту сучку так сильно напугало?

— Я тебя внимательно слушаю, — тороплю дикарку с ответом, жёстко надавливая пальцами на её подбородок.

Не собираюсь больше ни секунды притворяться и быть с ней ласковым и нежным.

К чёрту!

Я не такой и вообще не понимаю, почему всё это время на приёме старался очаровать её в прямом смысле этого слова и был с ней тем, кем не являюсь. Точно умом тронулся! Никак иначе.

Она уже моя. Мне ничего и делать больше не надо, а даже если в её белокурую голову опять придёт идея препираться, я просто сразу же куплю её, с корнями вырвав из неё всю дурь.

— Я не обязана тебе ничего объяснять, — не менее мрачно отвечает она.

— А ему обязана?

— Это тебя тоже не касается.

— Вот, значит, как?

— Да. Я же не задаю тебе вопросы о твоих женщинах.

— Ещё бы ты это делала. Не забывайся, детка. Кто ты, а кто — я.

Я замечаю, как она вздрагивает, словно от удара, а затем, судорожно сглотнув, продолжает:

— Не волнуйся, я прекрасно всё помню, а вот ты — сделай мне одолжение и не лезь больше в мою жизнь.

— Я ещё даже не начинал.

— Но тем не менее уже сделал достаточно, — надломленно парирует Николина, и на долю секунды мне кажется, будто она сейчас заплачет, но влажный блеск в её глазах быстро сменяется чем-то демоническим. — А теперь вы мне разрешите выйти на воздух, мистер Харт? Или я весь вечер должна, как собака, не отходить от вас ни на шаг?

Я намереваюсь ответить, что именно это она и должна делать, но внезапно вставший рядом с нами Тони меня останавливает:

— Пусть идёт, Адам. Позволь ей освежиться перед началом развлекательной программы. И тебе самому не помешало бы остыть, — миролюбивым тоном просит он.

Пребывая в далеко не уравновешенном состоянии и утопая в такой же стихийной буре её глаз, у меня не получается точно определить, сколько времени проходит до момента, когда я всё-таки решаю прислушаться к словам друга и отпускаю дикарку.

— У тебя пятнадцать минут, Николина, — глядя на неё со снисхождением, жестом подзываю к себе первого попавшегося охранника.

— Я к вашим услугам, мистер Харт.

— Проведите мисс Джеймс до террасы в северной части особняка и проследите, чтобы никто к ней не приближался.

Мужчина понимающе кивает и терпеливо ожидает действий дикарки, что всем своим хмурым видом показывает мне, что вновь чем-то недовольна. Несказанно радует, что делает она это молча и совсем недолго, после чего смиренно отправляется к выходу из зала.

— Что это вообще было? — с предельным недоумением спрашивает Тони.

— Это ты мне скажи, что за придурки водятся в кругу ваших с Эриком друзей? — огрызаюсь я, залпом допивая содержимое стакана.

— Да тихо ты, Адам. Не кипиши. Марк — в целом парень неплохой, просто в чрезмерном стремлении нагадить репутации отца его частенько заносит, — на кой-то чёрт оправдывает недоумка Тони. — Но вообще, задав вопрос, я имел в виду вовсе не его дурное поведение.

— А что тогда?

Друг пристально смотрит на меня, как на незнакомца.

— Ты чего так прицепился к девчонке? Мне даже самому моментами страшно становится от твоих плотоядных взглядов в её адрес. Какой-то одержимостью попахивает, что на тебя никоим боком непохоже. Неужели эта скромница настолько хороша в постели, что сумела вздурить тебе голову?