Дыши, Николь! Дыши! Сейчас совсем неподходящее время для срыва.

Чтобы добраться до этой уединённой террасы с видом на живописный сад, пришлось пройтись через всю территорию дома, и потому здесь не слышен ни единый звук действующего в особняке торжества. Только тихое жужжание насекомых, щебетание птиц и свистящие порывы ветра, играющие с моими волнистыми прядями.

На террасе нет никого, кроме меня и приставленного ко мне охранника, который остался сторожить свой объект возле входа, и потому в стремлении выпустить пар, чтобы не натворить ещё больше неприятностей, не щадя рёбра ладони, я наношу множество сильных ударов по бетонной поверхности, стараясь переключиться с ярости на телесную боль.

И только когда мне удаётся это сделать и немного прийти в себя, перед моим взором наконец предстаёт совершенная красота цветущего сада, пестрящего разными красками всевозможных видов цветов, деревьев и кустарников, что омываются изумрудными водами декоративного водоёма, посреди которого из огромной мраморной чаши бьёт раскидистый фонтан.

Я опираюсь на полукруглую балюстраду и, восторгаясь шедевром ландшафтных дизайнеров, приступаю глубоко вдыхать вечерний майский воздух, благоухающий свежестью, ароматами цветов, сладкими нотками недавно скошенной травы и хвоей.

— Успокоилась, или мне опять помочь? — внезапный шёпот возле щеки заставляет меня содрогнуться, а сердце подпрыгнуть до горла и, вернувшись на место, ускорить свой темп.

— Чёрт!.. Адам! — поперхнувшись от испуга, шиплю я, ощущая, как крепкое мужское тело заслоняет собой все пути отхода. Он прижимается к моей спине вплотную, замыкая меня в клетке своих рук, опустив ладони на перегородку.

— Я думал, ты меня почувствуешь на расстоянии, но, видимо, нешуточная драка с бетоном была чересчур увлекательной, — иронизирует он, с новым вдохом склоняя голову к моим волосам.

— Ты давно здесь стоишь? — озадачиваюсь я.

— Достаточно, чтобы понять, что ты в конец ненормальная, — его голос, как всегда, окрашен спокойствием, но я чувствую, как сильно опускается и поднимается его грудь от тяжёлого дыхания, а энергия, исходящая от его тела, бьёт агрессивным током.

— Я никогда и не говорила, что я адекватная, поэтому будь добр хотя бы сейчас оставить в меня покое. Ты сам дал мне пятнадцать минут отдыха.

Чтобы отвлечься от навязчивого желания потереться о него своим телом, вскидываю голову вверх и концентрирую внимание на густо усыпанное звёздами небо, что ежесекундно всё сильнее прячется за покровом туч.

— Я позволяю тебе здесь отдыхать уже полчаса, — томно сообщает Адам, царапая кончиком языка мочку моего уха.

— Значит, я должна быть ещё и признательна за твою щедрость? — язвлю я, стараясь справиться с накатившей волной возбуждения, от которого ноги слабеют, подкашиваясь в коленях, а по коже пробегает огонь.

— Безусловно, но прибереги свою благодарность на вечер — выразишь её вместе со всеми остальными своими желаниями, а пока…

Я жмурюсь, всеми силами подавляя вибрирующий стон в груди, когда он припадает губами к моей шее рядом с ключицей и медленно скользит всё выше и выше…

— Скажи мне, что именно так сильно разозлило тебя, дикарка? Неожиданная встреча со своим дружком? Его вызывающее поведение? Или то, что я помешал вам мило побеседовать?

От обманчиво бархатной интонации его голоса вслед за возбуждением во мне нарастает тревога, а ощущение горячего дыхания на моей шее напоминает лезвие ножа, что в любой момент способно перерезать мне горло.

— Всё вместе, — выдыхаю честный ответ.

Я не вижу его лица, но по неодобрительному рычанию, резонирующему на моей тонкой коже, мне становится предельно ясна степень его раздражения.

— Кто он? — спрашивает остро и свирепо, отчего я осознаю, что мне сейчас лучше ему не врать.

— Знакомый.

Но мой короткий ответ совсем не удовлетворяет Адама.

— Либо ты сама рассказываешь, какие отношения связывают тебя с этим недоумком, либо я всё узнаю своими путями.

— Тогда, полагаю, ты можешь сразу же приступать к самостоятельному расследованию, ведь, что бы я сейчас ни сказала, ты вряд ли мне поверишь.

Вздрагиваю, когда Адам одним плавным движением поворачивает меня на сто восемьдесят градусов к себе и, приподнимая моё лицо за подбородок, вынуждает встретиться с ним взглядом.

— А ты попытайся хоть раз быть максимально честной — а там дальше я уже решу: верить тебе или не верить.

В приглушённом освещении террасы чернота его глаз кажется ещё более пугающей, осязаемой, манящей… Но тлеющие угли моей только что обузданной ярости позволяют мне не поддаться его искушению, напрочь забыв о том, с каким превосходством он смотрел на меня ещё совсем недавно.

— Хорошо, Адам, я отвечу тебе, только чтобы ты отвязался от меня, но это будет первый и последний раз, когда я делюсь с тобой своей личной информацией! Марк Эндрюз — редкостная скотина, которую я искренне мечтала бы никогда не видеть и не знать, но, так как он является парнем моей подруги и лучшим другом моего брата, мне приходится мириться с его присутствием в своей жизни! Вот и все наши с ним отношения! — объясняю я, переводя свой взор с его глаз чуть левее, на вьющиеся вдоль стен лианы.

— Хм… — несколько следующих секунд Адам что-то загадочно обдумывает про себя, удерживая меня на тонкой проволоке своего пытливого взгляда. — Хорошо. Если это правда, зачем тогда нужно было так нервничать, а теперь ещё и злиться? — спрашивает он с подозрением.

— Я злюсь на тебя! — выпаливаю в довольно грубой манере.

— На меня? — Адам недоумённо сводит брови.

— Да! Если бы не твоё непонятное желание совать нос в мою жизнь, я смогла бы избежать проблем, что ждут меня с братом, когда Марк расскажет ему о моей работе.

— В этом тебе нужно винить не меня, Николина, а исключительно свою дурацкую привычку беспросветно врать всем и каждому, — невесело усмехается он.

— Иногда бывает, что просто нет другого варианта, как только солгать, — вырывается с моих уст с чрезмерным отчаяньем, что не ускользает от его слуха.

Взгляд Адама в миг наполняется каким-то жутким, маниакальным блеском, и он властным жестом обхватывает моё лицо, наклоняясь ко мне настолько близко, что теперь в его глазах я вижу своё отражение.

— А теперь… будь честной ещё раз и признайся мне: этот мнимый брат всё-таки является кем-то большим для тебя, не так ли? В машине ты опять соврала мне?

Его вопрос морозным инеем оседает на моих губах, пробирается внутрь и, добираясь до сердца, протыкает его ледяным копьём страха. Но я не выдам ему сокровенную правду. Ни за что. Никогда. Мои чувства к Остину зарыты так глубоко, что даже Адам не сможет до них докопаться.

— Нет, я тебе не врала, а всё потому, что не понимаю, почему должна была это делать. Как и сейчас не нахожу веских причин для каких-либо оправданий, — смахиваю его руку со своего лица. — Ты — мой самопровозглашённый начальник на этот вечер, но на этом всё, Адам. У меня нет никакой необходимости отвечать на вопросы об отношениях с мужчинами в моей жизни. И давай договоримся обо всём прямо здесь и сейчас: сегодня каждый из нас получит друг от друга то, что так сильно желает, но после… Я хочу, чтобы ты забыл о моём существовании, и обещаю тебе: я сделаю то же, — скрывая дрожь в голосе, я строго выдвигаю своё требование, выполнить которое будет правильней всего в нашем с ним коротком, но столь похожем на огненное торнадо знакомстве.

Игнорируя бешеные удары пульса в висках и подступающий горький ком к горлу, я намереваюсь обойти его и вернуться обратно в зал, но не проходит и доли секунды, как Адам отрывает меня от земли и, несмотря на мои никчёмные порывы отбиться, насильно усаживает на балюстраду.

— Что ты… Боже!.. — моя попытка возмутиться превращается в протяжный стон, когда он разводит коленом мои ноги, удобно устраивается между бёдер и, крепко сжав ладонями ягодицы, прибивает меня к своему возбуждённому паху.

— Всё сказала?! — злостно бросает Адам до предела ожесточённым голосом. — А теперь послушай и ты меня, идиотка. Ты мне все нервы истрепала своим несносным характером и вечной ложью. Я по горло сыт всем этим мучительным ожиданием, ведь ни с кем и никогда я так долго не возился, как с тобой, и потому ты точно непроходимая дура, раз думаешь, что мне хватит одной ночи, — он до боли мнёт мою попку, затем поглаживает и вновь сжимает, ещё сильнее вбиваясь в меня своей выдающейся твёрдостью, вытесняя из головы все благоразумные мысли, оставляя лишь один-единственный вопрос: что из двух сейчас твёрже — каменная ограда под моим задом или его член между моих ног?