– Попробую, – неуверенно соглашается Азамат. – Хотя не удивлюсь, если он станет помогать только тебе.

– Почему это?

– Тебя легко полюбить. И ты почему-то понимаешь его лучше, чем я.

– А ты вообще пытаешься?

– Естественно, но я же не духовник, я не знаю, что надо делать, чтобы понимать чувства людей. Мне и с тобой было сложно, а ты никогда не пыталась скрыть от меня свои чувства.

– Ну, положим, духовник твой понимал меня существенно хуже, чем ты. И вообще, не наговаривай на себя. Ты прекрасно знаешь, что надо делать, чтобы понять человека, – надо поставить себя на его место.

– Так вот я ставлю, а получается чушь! Разве я бы стал отказываться от учебы после того, как даже силком вынудил смотрителя меня учить! Разве я воротил бы нос от игр и прогулок? Не понимаю!

– Значит, придумай, что могло бы тебя заставить так себя вести. Может, какой-то страх. Или неприятные воспоминания. Или, может, он считает, что это плохо для него кончится. Ты прав, ты должен понимать его лучше, ты муданжец и мужчина, я очень слабо себе представляю заморочки ваших подростков. Вспомни, чего ты боялся в его возрасте… ох. – Я зеваю чуть не до вывиха челюсти. – Мы сегодня только болтать будем или все-таки перейдем к чему-нибудь поинтереснее?

– Хм… Отчего бы не перейти… – мурлычет Азамат таким низким голосом, что кровать дрожит.

– Отлично, тогда стаскивай с себя все это барахло, – дергаю его за воротник. – Я помогу.

Совместными усилиями мы избавляем его от ассортимента натуральных материалов – а все прочие в его гардеробе я давно истребила. Я же не спешу вытряхиваться из тонкого халатика: у нас обычная ситуация, что я первая раздеваюсь, а муж старается оставить на себе как можно больше защитной ткани. Попробуем сегодня наоборот. Вот, уже нервничает, пытается уползти под одеяло. Приходится его оседлать и прижать к кровати, чтобы не дергался. Начинаю с поцелуев в шею – он это очень любит, особенно там, где еще остались следы шрамов.

– Лиза… я же… не мылся еще, – выдавливает он, пытаясь сохранить остатки рассудительности.

– Успеется, – отрезаю. От него действительно пахнет потом, все-таки на лыжах бегал полдня. Но мне нравится этот запах, он какой-то особенный, не противный и не очень резкий, это просто запах Азамата, так пахнет его подушка, и его любимая, изношенная до прозрачности синяя футболка, и его руки, когда он, вставая на рассвете, гладит меня по щеке, прежде чем уйти на весь день. Кожа у него на груди солоноватая, даже на шрамах, и это хорошо, значит, поры заработали. Целую его под мышку и глажу ладонью по животу, прислушиваюсь, чтобы уловить учащение дыхания. Да, это он тоже очень любит.

– Может, выключим свет? – предлагает он на тон выше своего нормального голоса.

– Мы договаривались, что я сделаю что-то новое и приятное для тебя, но не в ущерб себе, так? – напоминаю я, спуская ладонь ниже.

– Да, к-конечно.

Какая сговорчивость.

– Так вот, я хочу сегодня со светом. А чтобы он тебе не мешал, – распускаю широкий пояс от халата, – я тебе сейчас организую темноту.

И завязываю ему глаза.

– Лиза! – Он начинает смеяться. – Я глупо себя чувствую.

Я укладываюсь сверху и настойчиво целую его, пока он не перестает ухмыляться, одновременно трусь об него всем телом. Азамат такой высокий, что я не могу дотянуться всюду одновременно, приходится использовать всю длину тела.

Затем я отодвигаюсь и спрыгиваю с кровати. Азамат хмурится и щупает покрывало вокруг себя.

– Угадай, откуда я продолжу? – спрашиваю.

– Надеюсь, что оттуда, где остановилась. – Он поворачивается на звук очень точно, с такой ориентацией в пространстве голову ему особенно не задурить. Но какое зрелище, когда он лежит вот так, без ничего, посреди постели, волосы разметаны, да еще глаза завязаны. Сказка!

– Не угадал, это было бы слишком просто, – сообщаю я, заходя с торца кровати. Сажусь на покрывало и беру в руки Азаматову правую ступню. Он мгновенно поджимает пальцы. Провожу ногтем по подошве – ступня скручивается, Азамат издает какой-то то ли смешок, то ли хнык. Провожу там же языком.

– Ай, Лиза, ну ты что? Ты же не собираешься… ох.

Это я прикусываю его большой палец. Потом разминаю ступню массажем, пальчики разгибаются, и становится можно поцеловать под ними. Он вздрагивает, сжимает покрывало, борясь с желанием снять повязку.

– Зачем ты это делаешь?

– Зате-эм, – отвечаю, не отрывая губ от чувствительной подошвы, – что я хочу тебя всего, а не только то, что видно, когда штаны расстегнуты.

– Ну ты же не можешь хотеть мою ногу! – возмущается муж, не очень уверенно усмехаясь.

Вместо ответа я кусаю его за пятку. Пятки у него розовые и не очень жесткие. Боже, ну какой же он красивый! Набираюсь храбрости и так и говорю:

– Ты очень красивый!

Он фыркает, но не защищается, а на большее я и не могла рассчитывать.

– Ты мне нужен весь, – говорю и целую второй пальчик. – С ногами и с подмышками. – Целую еще один. – С внебрачными детьми и стервозными невестами. – Снова пауза на нежности. – И с неправильным воспитанием. Весь, понимаешь?

Он снова то ли вздыхает, то ли всхлипывает и тянется к повязке.

– Руки прочь! А то привяжу!

– Привязывай! – обреченно соглашается он. – Делай что хочешь!

В мои изначальные планы это вообще не входило, но разве ж можно отказать в такой потребности? К счастью, под руку подвернулся его же собственный ремень, правда, спинка кровати у нас цельная, не за что зацепить. Приходится пропустить ремень сквозь ручку окна, надеюсь, замок выдержит, а то там вьюга…

Исходно я всего лишь собиралась его всего как следует промассировать и обласкать, а потом попробовать какую-нибудь новую позу, подходящую нам по габаритам, но по ходу так увлеклась… В общем, сама и не заметила, как все закончилось пурпурной дымкой. Причем я ловила такой кайф, доставляя ему удовольствие, что сама довела себя до пика, чего не случалось уже много лет. Но он же такой потрясающе чувствительный, отзывается всем телом на каждое прикосновение и так трогательно дышит, и на груди у него выступают капельки пота просто от того, что я массирую ему внутреннюю сторону бедра. И этот его запах, такой родной и домашний, и огромные мускулы, скользящие под кожей, когда он приподнимается, ища ласки. Его волосы блестящие, скользкие, налипшие на лоб, боже – а лучше боги, эти, которые тут всем заправляют, – ну до чего же он красивый!!! И это уже у меня мутнеет в глазах.

Я падаю на него сверху, чтобы чувствовать, как восстанавливается его дыхание. Целую, и он не сразу отвечает на поцелуй – то ли еще не пришел в себя, то ли и правда сознание потерял на пару секунд, кто знает… Стаскиваю с него повязку, проверить – нет, ничего, моргает, правда, взгляд расфокусированный совершенно.

– Мхм… – говорит мой дорогой, потягивая за ремень, чтобы освободить руки. Окно жалобно трещит.

– Не дергай! – хохочу я, вскакивая, чтобы расстегнуть пряжку. К счастью, Азамат слушается, а то пришлось бы нам ночевать в гостиной. Руки он так и роняет на подушку над головой, и мне приходится их перекладывать, а то ведь затекут в таком положении.

– Что это было? – спрашивает он сонно, с блаженной улыбкой.

– Если расскажу, интрига пропадет, – ухмыляюсь я.

– Тоже верно, – покладисто кивает Азамат, с трудом удерживая тяжелые веки открытыми. – Надо в душ, да?

– Да неплохо бы. – Я оглядываю результат своих трудов. – И покрывало поменять…

Азамат с видимым усилием поднимается с кровати – это при его-то ловкости и энергии – и покорно топает в душ, прихватив меня по дороге за плечи. В кабинке он садится на пол и обнимает меня за ноги, пока я мылю и споласкиваю нас обоих.

– Знаешь, меня часто спрашивают… – произносит он медленно, – как у нас с тобой все происходит. Я не отвечаю, потому что не их дело, обсуждать постельные привычки женщины с другими мужчинами – низко и гнусно. Но иной раз так и хочется сказать какому-нибудь красавцу, мол, твоя жена тебя небось и руками не трогает, не то что…