Заголовки были умеренно-оптимистичны. В Ираке после продолжительных боев взята Эль-Фалуджа. «И разрушена наполовину», – как знал Гарольд. В Бирме освобождена столица Янгон. В Мексике результате ракетных и спутниковых обстрелов уничтожены 25 командных пунктов повстанцев, убито более 1200 террористов. О потерях среди мирных жителей данных не имелось.

«Ну по крайней мере они больше не говорят, что пострадавших среди мирных нет».

«В столице Российского Государства…» – он не дослушал, отключился.

Люди останавливались, смотрели и шли дальше.

А на гигантском экране диктор говорил про бандитов, насильников и убийц.

Кто-то из прохожих подключался к картинке ради подробностей, хотя мог сделать это хоть из дома, хоть с рабочего места. Хотя многие из них и работали дома. Что не делало их счастливыми и беззаботными само по себе. Начальник их все равно видел, а иногда они сами себя подгоняли не хуже начальника.

Кто-то обменивался парой слов с соседними зрителями, иногда вспыхивали споры, но большинство просто спокойно шло мимо.

Здесь, как и в публичном сегменте Сети, совсем не было паники. Все как всегда. Гарольд вспомнил хроники начала Первой Мировой. Что-то в мире стабильно и не меняется. Эйфория начала войны среди толпы в воюющих странах и скепсис профессионалов. Экзальтация священной борьбы с террористами, War on terror, уже прошла, и большинство было довольно апатично. А все, кто был активен – уже записались в те или иные группы, чтоб так или иначе помочь в наведении порядка.

Или наоборот. Но такие по понятным причинам не афишировали свою деятельность. СПБ и ее местные филиалы не дремали, хотя в цивилизованных местах у них были сильнее связаны руки по части силовых методов.

Ребелов не воспринимали всерьез и собирались закидать тапками, как тараканов.

Их так и называли – тараканы. Cockroaches. Roaches. В честь популярной среди латиноамериканцев песенки «кукарача». Хотя за это расистское слово уже могли понизить общественный рейтинг. Все тот же казус черного человека. Которого можно застрелить, но нельзя при этом называть на букву “n”.

В местной сети крутилось сообщение, что в Вестминстере приняты дополнительные меры безопасности в связи с «оранжевой» террористической опасностью. Улица Уайтхолл закрыта для посещения частными лицами, кроме резидентов, после 22:00. Приняты особые правила нахождения лиц с иностранным гражданством рядом с резиденциями органов государственной власти. Даунинг-стрит, 10, Букингемский дворец, Вестминстерский дворец были в этом списке. И плевать им на ООНовские паспорта. Да, в этом году туристический бизнес во всем мире понесет огромные потери.

Потом он посетил Кайото Гарден рядом с Кенсингтонскими садами.

Зашел в японский культурный центр рядом с Southbank Centre. Несмотря на вечер, тот был еще открыт.

Зевнул. Скучно. Керамика эпохи дземон, антикварное оружие… точнее его реплики.

Застывшая как муха в янтаре культура, на которую идиоты смотрят с придыханием. Но древность имеет не больше ценности, чем наконечник копья из мезолита. Она – свидетельство. Ценна только тем, что показывает: уже тогда люди шевелили мозгами. Но не более того. Без движения вперед она мертва, а без людей – просто не существует. Лучше бы в этом центре было больше про современные достижения.

Нет, оно там имелось. Но неоправданно мало.

Роботы. Несколько небольших залов, посвященных открытиям в генетике, новых наноматериалах и интеллектуальным системам. А про древность, будь то синтоизм или японский буддизм – десятки экспозиций. Будто это было важнее.

Вскоре он вышел за дверь. На душе было странное чувство… освобождения. Нет ненависти. Нет любви. Есть поиск. А его проще всего найти в борьбе. То есть в разрушении.

У самурая нет цели. Только путь.

Совсем недалеко от клуба живая очередь вела к вербовочному пункту.

Очереди были редкостью, признаком или сбоев в работе персонала или рекламного ажиотажа. Но в государственных структурах очередей не было. А здесь видимо, были какие-то причины, что нельзя было все вопросы утрясти через сеть и надо было явиться лично. Очередь была реликтом, который казался бы по патриархальному милым, если бы не был связан с войной.

Для того чтобы дополнить картину – на фасаде соседнего офисного здания, похожего на параболу, крутилась черно-белая хроника. Смешные танки, похожие на утюги, пылили через перекопанную равнину. Первая или вторая мировая война. Нет, точно первая. Во вторую таких убогих уже не было. Новый кадр – из окопа по приближающимся цепям людей стреляли солдаты в касках, похожих на ночные горшки. Строчил неуклюжий пулемет.

А вот картинка сменилась. Уже более близкое время. 11 сентября 2001. Башни взрываются и рушатся. Кто-то в белой рубашке и галстуке прыгает из окна, вертясь в полете. А вот пустыня. Ирак или Афганистан. Идет та самая War on Terror.

Играет духоподъемная музыка, древние военные марши.

На фасад рядом с гордо реющими на флагштоках флагами Всемирного Содружества, ООН и Корпуса мира спроецировано два знамени – одно с похожей на помесь орла и грифа птицей, другое – с черным скорпионом.

«Кондор – символ добровольческого формирования экспедиционных сил. Дивизия «Кондор» прибудет для усиления контингента в Южной Америке и набрана она наполовину из местных, наполовину из европейцев. А Мексикой займется дивизия «Скорпион», укомплектованная по такому же принципу. Но, конечно, не только они две.

Массовая мобилизация… слава богу до такой глупости никто не додумался. Панику это спровоцировало бы дикую, и неизвестно, против кого повернули бы оружие призванные. Даже полицейские силы целиком отрывать нельзя. Они нужны в метрополии, хотя небольшое количество кадровых копов придется перебросить в качестве офицеров и инструкторов. Но добровольцев хватит с запасом для рядового состава. Поэтому принцип комплектования был полностью добровольческий.

Приблизив картинку, Синохара оглядел толпу ожидающих более детально.

В основном все выглядели прилично, но уж слишком далекими от милитаризма. В глаза бросились татуировки, проколотые уши у обоих полов, подчеркнутая феминность у некоторых женщин и некоторых мужчин. Бороды лесорубов у тех, кто явно трудился в офисе. Или наоборот андрогинные лица без бровей и ресниц. В толпе выделялись протестантские пуристы, одетые подчеркнуто консервативно, будто пасторы, собравшиеся в Новый Свет. Какая-то из новых сект.

Были и модификанты… легальные, само собой, нелегальные бы сюда не пришли. Но и у этих было видно наращивание костной ткани в виде рожек, нестандартная пигментация лица и тела. Были заячьи уши, волчьи клыки и кошачьи вибрисы, антенки как у насекомых. Впереди всех стоял здоровяк с двойными мышцами, как у бельгийской коровы. Даже если бы у него не были оголены бицепсы, это было бы заметно и под одеждой. Ноги были такие же, как бревна. Вот дурак. Человеческое тело не рассчитано на это, и все это еще аукнется. Менять надо базу, а не периферию. А у него кости скорее всего свои, природные. Как долго прослужит позвоночник? Этих скорее всего забракуют. Синохара знал список запрещенных изменений, и все они тут были.

Но большинство были в обычной человеческой природной комплектации.

Тут были те, кого когда-то называли хипстерами и яппи, а теперь для них даже единого сленгового термина не было – потому что зачем термин, если почти все в развитых странах такие? Просто люди. Наивно-светлые лица, подчеркнуто безобидные несмотря на все попытки казаться грозными. Он видел их насквозь. Им страшно, но они все равно идут.

Синохара по опыту знал, что такие еще как способны на зверства. Ничуть не хуже вчерашних пастухов и крестьян из лачуг в джунглях. И вся их гуманность проходит, сходит с них как шелуха в первую неделю службы на фронте.

Но еще больше они будут рады, если зверства сделают за них. Такие псы войны, как он. От этой мысли Гарольду хотелось немного настучать им по их высококультурным головам. Или оттаскать за бороды.