«Зачем они мне это показывают? Я и так знаю эти штуки. Чертовы садисты».

Прежде чем провалиться в забытье, Гарольд подумал о том, что теперь его точно не взяли бы в полет в один конец на Марс. Киборги космическими агентствами отсеиваются сразу. И наконец-то отключился.

Через трое суток он вышел из клиники. Мышцы и кости еще болели, все тело одеревенело. Он вспомнил сказку Фрэнка Баума про Жестяного Дровосека.

Его уговаривали остаться в стационаре еще на два дня, но он вместо этого потребовал отвезти себя в гостиницу. Заживление проходило быстро.

Там он не стал вкалывать себе стимулятор, а вместо этого быстро разделся и забрался под встретившее его приветливое одеяло. Решил выспаться – целых шесть часов. Редкое наслаждение, которое он нечасто себе позволял. Утром, он знал, будет чувствовать себя бодрым. И готовым к тому, что ему предстояло.

Гарольд Синохара был доволен проведенным процедурами, хотя странное ощущение потери преследовало его. Но он знал, что приобретения были важнее потерь.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Прекариат (нем. Prekariat от лат. precarium, англ. precariat от англ. precarious — нестабильный, негарантированный и пролетариат, нем. Proletariat) — класс социально неустроенных людей, не имеющих полной гарантированной занятости

[2] Шимата (яп., простореч.) – тьфу, пропасть!, черт возьми!

[3] Dunno (англ., искаж. от [I] don’t know) – Не знаю.

Часть 8. День мертвых

«…Уже ясно было, что стены их не останавливают.«Кто ты? Что ты мать твою такое?!» – закричал он, пятясь, чуть не спотыкаясь.Сквозь дым плавящейся обшивки и мигающий аварийный свет Роберт Кадзуки вглядывался в противоположный конец отсека.– Ты понимаешь меня? Не подходи или я сожгу тебя на хрен!Черт, как же трясутся руки. И как медленно перезаряжается проклятая батарея, подумал он. Еще десять секунд, и можно использовать дисраптор…– Кто ты? – неожиданно ответила тень. Ее голос был смутно похож на чей-то. И одновременно не похож ни на что.– Я человек. Экзобиолог. Землянин. Ты понимаешь меня?Четыре секунды осталось. Три. Две. Прицеливание… Захват…– Ты понимаешь меня. Экзобиолог. Землянин. Я человек, – сказала тень и метнулась к нему… и он сам стал тенью».Роджер Алиссон, «Полиморфия», фантастическая повесть, 2034, Нью-Йорк, издательство АСП-паблишинг.

Трансатлантический лайнер держал курс на юго-запад. Внизу проплывали снежные поля, небольшие рощи, маленькие городки, описанные когда-то Стивеном Кингом, автострады. Зима в этом году в Новой Англии выдалась холодная.

Настоящих иллюминаторов в самолете не было, но через заменяющие их экраны Синохара мог наблюдать все, что находится внизу и вокруг. Это был обычный гражданский «Боинг», построенный еще в начале века и лишь слегка переоборудованный, а не новомодный суборбитальный джет. Времени было слишком мало, чтоб тащиться на дирижабле, но прижимистый Корпус мира не стал бы платить ему за дорогой билет на прыгающий через околоземное пространство челнок. Не говоря уже о том, чтоб отправить военный мини-шаттл. Это означало, что несколько часов ни на что не влияют. И он взял билет на самолет “BritishAirways”.

Падал снег.

Он знал, что даже в конечном пункте его назначения температура опустилась ниже нуля, что западного побережья Мексики на широте штата Веракрус далеко от нормы. Почему-то никак не сбывались прогнозы о глобальном потеплении.

Но прежде чем направить туда, ему предстоит немного помариноваться на базе. Неизбежное зло, от которого никуда не деться.

Гарольду вспомнился такой же день. Еще до пятидневной войны. Он был совсем сопляк, лет пяти, и гулял в парке. На Хоккайдо снегопады нередки и минусовая температура тоже. Но тот был за гранью. Хотя он был слишком мал, и ему было не с чем сравнивать.

Уже потом, после переезда, в Австралии, он настолько отвыкнет от снега, что тот будет казаться ему чудом. И уж точно в Кэрнсе не бывало таких низких температур.

Но тогда снег и морозы были ему привычны. В тот день в декабре во всей префектуре царила температурная аномалия, рекорд пятилетия, но это он узнал уже потом. А для него это было просто морозное воскресенье, когда ему втемяшилось в башку лизнуть железный столбик на детской площадке. Неужели где-то их еще делали из металла? Финал был предсказуем. Он прилип. Сначала стеснялся кричать, а потом понял, что не сможет, даже если захочет, и стоял с высунутым языком целый час, пока не нашли взрослые. Оторвать язык боялся. Боялся боли и крови. Хорошо, что никто из мальчишек не видел его… и особенно из девчонок.

И есть женщины, подумал он, совсем как этот столбик, который светился на солнце и изображал лучик, выкрашенный в ярко-желтый цвет. Выглядят теплыми и живыми, а на самом деле ледышки с температурой около абсолютного нуля. Любоваться холодной красотой и держаться подальше, чтоб не примерзнуть – вот все, что остается. А тепло, силы и энергию направлять на других, более земных и доступных.

Улетая, он выключил Аннабель и перевел в режим консервации. Ему было даже стыдно за то, что собирался стереть память гиноида или выбросить ее. Пусть она и не личность.

«Жди меня. Я ценю верность… даже от железяки. Но не забывай, что мы с тобой просто друзья».

На минуту он в последний раз подумал об Эшли. То, что сделал он там, в Ислингтоне – было странно. Люди обычно дружат месяцы... иногда годы – и только потом признаются. Может, не надо было так торопиться?

Нет, все верно. Чего тянуть? Говорят, женщина в первые шестьдесят секунд определяет дистанцию, на которую подпустит мужчину. Мужчина – тоже. Но для него дистанция, на которую он подпустит женщину, равна нулю метров, если отбросить социальные сдержки.

Говорят, изменить зону, в которую тебя она допустит, нельзя. Только выяснить опытным путем. «Добиваться» ее бесполезно. Ему все больше казалось, что женщина – это биоробот, нацеленный на сохранение вида. При срабатывании сигнала начинает действовать, как самонаводящаяся ракета или магнитная мина. Он такие примеры в жизни видел. Но если сигнала нет – то хоть убейся. А исключения – рациональные, разумные, все просчитывающие... это, как говорили сетевые «гуру», просто женщины с дефектом. Хотя их становилось все больше. Видимо, Эшли была из таких. А может, ее сигнал просто не срабатывал от него.

Конечно, она не согласилась бы даже «общаться» с ним, принимать от него подарки, вести чинные беседы, ей это показалось бы средним между ролью гейши и содержанки. И хорошо, что он ей это не предложил. Унизительно для обоих. Если уж сжигать веревочные мосты над бездонными пропастями – то дотла.

Ему не удалось взять ее штурмом, но скоро предстоит штурмовать другие укрепрайоны, уже не метафорические.

Когда они начали снижаться, Гарольд Синохара уже настроился на нужную волну. Ему было не совсем привычно летать пассажиром. Ощущаешь полную беспомощность и зависимость не только от действий пилота и автоматики, но и от милости какого-нибудь бабуина, который может запустить ракету, подбить из «рельсы» или автоматической пушки. Или даже пронести бомбу на борт. Даже во время оранжевой террористической угрозы, введенной по всему Земному шару.

Но над Северной Америкой никаких происшествий с воздушным транспортом еще не происходило. Сели они благополучно. Всего через пятнадцать минут, воспользовавшись ожидавшим его автомобилем, он стоял перед КПП базы «Норд-Поинт», многофункционального регионального центра управления Корпуса мира ООН.

База напоминала разворошенный муравейник.

На вертолетных площадках один за другим садились вертолеты и конвертопланы, другие винтокрылые машины то и дело снимались и уносились прочь.

Аэродром для тяжелой авиации располагался в десяти километрах. Оттуда должны были взлетать дирижабли серии «Атлант» и большие транспортные самолеты вроде “Nebula” или “White Whale”. Для гражданских самолетов он был закрыт.