Да, много народу пришло. А ведь это малая толика. Девять десятых пока еще проходят собеседование через сеть. Но и они явятся. Пушечного мяса Корпусу мира хватит.
Ну ладно, поглазели и хватит. Ему сюда не надо. Его примут без очереди. Отдельно. Он просто хотел оценить тех людей, с которыми ему придется работать.
В кафе на углу автомат налил Гарольду капучино, дав большую скидку. Если не касаться репродуктивных вопросов, то у него был высокий рейтинг, который давал кучу «плюшек». Сеть кафетериев “Earthling” («Землянин») по всему миру обслуживала сотрудников ООН и бойцов Корпуса мира очень дешево.
«Как же глупо, – подумал он, садясь за столик в безлюдном – в обоих смыслах – кафе. – Какой я был осёл».
Ему стало стыдно за все, что наговорил ей. И очень хотелось написать Эшли прямо сейчас, исправить ошибку, сказать все как надо, подобрать ключик…
Вместо этого он добавил ее в «черный список». Потому что знал, что она сама может попытаться ему написать, успокоить. Подсластить горькую пилюлю. Пожалеть.
В жизни важно уметь определить, по каким мостам пройти, а какие сжечь.
«Остынь. Ты выложился по полной. Если не удалось, то тебе даже ИИ-советчик не помог бы. Даже господь бог и сатана».
Сама ситуация начала казаться ему нелепой. А его роль – жалкой. Когда человек обожествляет силы природы или верит в персонифицированного бога – это смешно, в эпоху, когда квантовые сети покрывают мир. Но когда он обожествляет такого же микроба, как он сам – это еще смешнее. И неважно, любовь ли это к прекрасной даме или к великому вождю. Оба ничтожны, смертны и скорее всего неидеальны.
В обоих случаях эта привязанность связана с гормонами. Но особенно в первом. Дофамин и окситоцин и еще немного эндорфина и вазопрессина. Все человеческие чувства давно расписаны в виде сочетаний химических соединений и процессов, происходящих с ними. А то, в какие конфигурации они складываются и как влияют на мозг, определено совокупностью генов, ходом эволюции.
Их можно подделать, индуцировать. А можно и загасить, стереть.
Внезапно он почувствовал рядом с собой движение.
И увидел латиноамериканца, который сидел за соседним столиком и зло мотал головой. Потом замер и целую минуту смотрел перед собой как зомби. Странный чел.
«Надо же, как я потерял бдительность со своими кретинскими страданиями, – подумал Гарольд. – Могли подкрасться хоть толпой».
Вход сюда был свободный. Контроль… велся, но вряд ли ему будет легче, если его убийцу сходу арестуют.
Австралояпоец прочитал его профиль. Еще один беженец. Зовут Рикардо Игнасио. Судя по пульсу и гормональному профилю – был зол и искал драки.
Нет. На террориста он не похож. У тех другой психотип.
– Из-за этих putos, – произнес вдруг, обращаясь явно к нему, беженец, который был еще и явно пьян. – Меня – ик! – выкинули из дома. Я был владелец магазина, чувак. Не огромного мегамаркета. Крохотного. Я его в наследство получил. Делал дизайнерские кузнечные изделия. Сам нес все риски. Сам разрабатывал эскизы. Сам сбытом занимался. А теперь я бомж, мою лавку сожгли два моих же подсобных рабочих, которых я никогда с оплатой не кидал. Все вещи растащили или сломали. Брата убили, жена сбежала с обдолбанным полевым командиром. А меня продержали в яме с крысами неделю. Эти твари кусали меня и гадили на лицо. И все потому, что кто-то на меня указал, что я деньги «матадорам» переводил. А я не переводил. И теперь жалею! Жалею об одном… Знаешь, о чем? А?
– О чем же? – машинально спросил Гарольд.
– Что все свои органы не продал. Я бы им все до глобо перечислил. На борьбу с этими тварями. А ты чего смотришь, китаец? Смеешься надо мной? Через твои глазенки хорошо видно, как мне херово?
Явно чужак и недавний гость в Туманном Альбионе. Тут так не разговаривают. И с посторонними соблюдают дистанцию. А расизм и упоминание национальностей – строгое табу.
Синохара усмехнулся. И не стал даже вызвать «бобби». Просто поднялся и вышел. С таким подходом к жизни чувак все равно скоро будет задержан полицейскими дронами. И хорошо если оштрафован, а не отправлен в лагерь для нелегалов. Временное разрешение, которое ему дали, как пострадавшему, может быть отозвано за одну минуту – после первого правонарушения.
А может, мечтавший отомстить кузнец, все-таки успеет вступить в экспедиционный корпус, и тогда его мечта сбудется.
Но большинство на улицах были куда более травоядными. Ему попалась компания подвыпивших юнцов, по виду фанатов, которым могло быть и все тридцать-сорок. В эти дни в Лондоне как раз проходили несколько мировых чемпионатов, которые отменять не стали.
Одному Синохара случайно наступил на ногу, но извиняться стал тот.
Гарольд скривился, глядя на их мягкость и улыбчивость. Сюда бы одного небритого герильяса или бородатого моджахеда, и он их всех вырежет разделочным ножом. Что бы эти овечки, делали, если бы не было овчарок, таких как он? Волки не стали б слушать их слова про чудесный светлый мир без границ, где произрастают цветы всех красок радуги. Волки на то и волки, что понимают только ружье и забор с «колючкой».
Синохара сам не заметил, как ноги принесли его в еще один очаг японской культуры, в клуб «Кэндо» в Вест-Энде. Не пеший автопилот, а обычное подсознание управляло им.
Здесь он был всего раз, но часто посещал такой же клуб в Берлине. Хотя более бесполезное искусство трудно найти. Наверно, поэтому здесь всегда было малолюдно. И непонятно, на что организаторы оплачивают аренду помещения и поддерживают дорогой антураж. Абонемент был недорогой, а взносы за участие в соревнованиях – крохотные. Хотя Гарольд в официальных не участвовал. Ему хватало тренировочных поединков.
Он занимался этим японским фехтованием на бамбуковых палках синай, которые символизируют мечи, уже третий год. Начал еще в Германии. У него был довольно высокий для любителя дан. Но реальной пользы для навыков самозащиты в этом не было. Драться подручными предметами он и так умел – но стиль формализованного поединка один на один очень отличается от грязной уличной махаловки. Дело было даже не в том, что ему иногда хотелось легально поколотить кого-то – учитывая носимую защиту, удары в кэндо почти не достигали тела. И не в том, чтобы укрепить свой дух. Смешно.
Он и сам для себя не решил, зачем ему это надо. Может, видел в этом философию. А может, сформировалась привычка, ритуал. Ритуалов в кендо было много, таких как поклон, приветствие перед боем. Своя этика, пластика движений.
Наверно, клубы существуют на пожертвования, часть который приходит с родины этого спорта. Хотя там его спортом не считали. А считали философией и черт знает чем. Гарольд был проще. Это место ему понравилось. На входе висело предупреждение, что здесь не работает связь.
Тем меньше будет стимулов написать ей какую-нибудь глупость. Вдогонку к сказанному. А когда он отсюда выйдет, то уже остынет.
Это было очень редкое место. Так и оказалось, Сети не было. Облака были недоступны. Д-реальность тоже. Чужие айденты не считывались. Зато все церемонно раскланивались, и тренер, работавший здесь уже много лет, представлял новых учеников по имени. Большего и не требовалось.
На всем первом этаже здания не было ни одного предмета, который не выглядел бы как сделанный вручную в эпоху Сегуната.
В раздевалке белобрысый веснушчатый гайдзин (точнее, англосакс, а гайдзином тут был как раз сам Синохара) почтительно посмотрел на него.
«Подумал, что я великий сенсей», – усмехнулся про себя Гарольд.
После разминки его спарринг-партнером оказался китаец с лицом пожилого богдыхана.
Догадался ли тот, что он не чистокровный японец? Усмешка у луноликого на лице появилась хитрая. Гарольд представил себе, как убивает его на месте, просто сломав палку пополам и воткнув обломки ему в глаза. Но вместо этого улыбнулся в ответ… и в ходе короткого боя, дважды обезоружил и избил до синяков. И все это законно. Даже правила не разу ни нарушил. Тот был сильным и быстрым бойцом, но даже не смог по нему попасть. Хотя никакие модификации на поединках, даже на учебных, не допускались. Судьи и наставники за этим следили строго.
