«Арийцы» были не лыком шиты. Он ожидал худшего, большей расхлябанности и некомпетентности от этого сборища косплееров 3-го Рейха. По условиям контракта им поставили небольшие апгрейды мышц, чтоб дотянуть их до общего уровня физических кондиций в Корпусе. Но это было не единственное улучшение. Была еще одна новация, до этого на войне не применявшаяся. У всего подразделения стояли импланты-энхансеры, которые могли вводить их в два состояния, отличных от базового. Режим «сова» повышал сенсорные возможности и внимание за пределы доступного обычному человеку. Режим «Волк» давал выносливость, силу и агрессивность на время. Был еще один режим, но бойцы про него не знали и включать его по своей воле не могли. Он активировался исключительно дистанционно, командованием… и только тогда, когда других выходов не оставалось. Это был режим «Берсерк». Как следовало из названия, он превращал бойца в машину для убийства ценой чудовищной нагрузки на все системы организма. Из-за коктейля искусственных гормонов, вливаемого в кровь, сдерживающие механизмы психики отключались почти полностью. Способность к командной работе и подчинению субординации улетучивалась. Интеллект не страдал. Но полностью подчинялся всепоглощающей жажде убивать, которая обеспечивалась экспериментальным нейромодулятором со сложной формулой. Синохара подозревал, что его получили, изучая мозг серийных убийц. Режим подходил для бойцов, оставшихся в одиночестве в окружении или попавших в плен.
Но Синохара относился к этому скептически. Самурай должен сохранять хладнокровие. Даже meatbags не заслуживают, чтоб их бросали на убой, лишив способности соображать. Корпус как-то слишком часто стал считать себя стоящим над законом. Хотя добровольцы даже в Корпусе не числились, в отличие от него.
Он сделал себе мысленную пометку. Пригодится для рапорта. Но потом. Нигде фиксировать не стал.
В восемь утра на экране появился Мэйвезер.
– Как обстановка? – спросил он. Видимо это было требование. Обращаться с этим вопросом голосом.
– Доброе утро, сэр. Все штатно. Мы хорошо их побили вчера. Обожаю запах напалма поутру, – сказал Гарольд, решив разбавить серую уставщину.
Но Мейвезер, похоже, не понял откуда эта цитата. Или просто не поддержал его.
– Окей. Не расслабляйся. Они могут быть рядом. Пошли своих «мух» на патрулирование на пять миль дальше.
Если дроны под названием «оса» и «шершень» были размером с птицу, то «мухи» или SAD12-Fly оправдывали свое название. Они были размером даже не с комнатную, а с плодовую мушку. Меньше них были только MEMs, «умная пыль».
– И «псов» пошли за ними, но не ближе трех километров. Какого черта ты их не покрыл маскировочной краской? Я знаю, что эти ребелы рыскают вокруг, и они не слепые.
– Сделаю, – Гарольд тут же отдал команду ремонтным боксам наносить оптический искажающий камуфляж.
У обоих был включен видеорежим, и можно было видеть интерьер комнаты. Вот только Гарольд жил в палатке, а Джошуа, судя по всему, расквартировался в самом большом доме соседнего городка Монтепио.
Он появился на фоне богатого – даже по мировым меркам – интерьера, среди кричащей роскоши, которую в современном мире найти было трудно. Гарольд такое видел только в Лувре и в цыганском квартале Будапешта. В большой спальне, где вся мебель казалась экспонатами музея, его командир лежал на двухместной кровати одетый, на животе у него стоял столик, а на столике были в беспорядке расставлены блюда.
А вот лицо у него было помятым, с кругами под глазами, будто он почти не спал. Столкновений за ночь не было, но повстанцы всегда держались где-то поблизости.
Синохара тоже собирался позавтракать. Но если Гарольд ел швейцарский войсковой саморазогревающийся рацион, то у Джошуа было другое. Куча коробочек и пачек. Кукурузные хлопья, печенье «Орео», глазированные пончики, большая 5-литровая бутылка пепси-коки. И большая запеченая индейка с початками кукурузы и золотистым картофелем. Хотя до следующего Дня Благодарения было далеко. Неплохо для первого завтрака. Хотя третью часть этой птицы тот, видимо, съел ночью, потому что двух ножек и части туловища недоставало. Спал ли он вообще?
А что майор сделал с жителями, Гарольд даже не хотел представлять. Оставил, что прислуживать себе? Выгнал? Убил и съел?
– Я их выкинул. – словно прочитав его мысли, пояснил тот в текстовой строке. – Слишком пахнет от них. Я ненавижу жару. И пот. У меня на восемьдесят процентов отключены потовые железы. Поэтому я не пахну. А охлаждение происходит через нанофильтры, я их себе поставил. Местные меня достали. Приходила целая делегация. Кто-то клянчить, кто-то благодарить. Я им дал старые палатки и электричество разрешил провести. Теперь жалею. Вижу, что благодарность их липовая. Так и ждут, как нож воткнуть. Все громкие, привыкли нарушать личное пространство. И руки у них липкие. Терпеть не могу все мокрое и липкое. Меня выворачивает. Несколько женщин самой древней профессии мне себя предлагали. Приказал роботам спустить их с лестницы. Ненавижу. То, чем могут заниматься люди разного пола вместе – противно. Впрочем, одного пола – еще хуже. Даже подумать неприятно.
Синохара ничего не ответил, переваривая это откровение. Вот уж точно, не ожидал таких интимных подробностей. Видимо, на командира повлияли стрессы последних дней. Сделали его более нуждающимся в общении.
Ну, если он импотент или асексуал, то не удивительно, что он сюда поехал. Что еще в жизни делать? Да и не разве это жизнь?
Хотя иногда Гарольду думалось, что без этого инстинкта жить проще. Сколько сил и времени можно сэкономить.
– Ты скажешь, зачем тогда я здесь, если мне так противно? – продолжал американец. – Я люблю свою работу. Как и ты, судя по всему. Мне нравятся роботы. А управлять войсками через сеть… из-за моря… начальство не дает.
– Да, я знаю… сэр.
В ответ на это обращение Мэйвезер только хрипло рассмеялся.
Гарольд знал причину запрета. Командование Корпуса – а особенно счетоводы и бухгалтеры из профильного комитета ООН – считали, что операторы дронов не могут работать с полной отдачей, если совсем не подвергаются опасности.
В этом с бухгалтерами спорили психологи (которые считали, что лучше вообще избавить операторов от любого риска). Но финансисты пока побеждали инженеров человеческих душ. Принятая концепция гласила, что для должного уровня контроля и вовлеченности в боевые действия не меньше 20% командиров должны находиться на ТВД. Иначе будет отстраненность, халатность и ощущение компьютерной игры. А это риск ненужной гибели гражданских… и, самое главное – опасность погубить просто так ценную технику. При этом на кораблях и на основных базах находится основной состав, те самые 80%. Причем все старшие офицеры находились там.
– Вот и моя нямка, – с гордостью объявил Джошуа, опять перейдя на голос. – Мои крошки немного помародерствовали. Сладости принесли из местной лавки. Люблю доступные углеводороды. Трансжиры для транслюдей. Картошку конфисковал у местных крестьян. Она здесь плохо растет и стоит дорого. А еще мне сегодня захотелось мяса. Настоящего мяса, не выращенного. Эта птица вчера еще кулдыкала и клевалась. Попыталась напасть на моего «пса». Резчик идентифицировал ее как угрозу и снес башку одним ударом пилы. Но какое-то время она еще пыталась бежать.
– Хорошая птичка, сэр. Только может, углеводы, а не углеводороды?
– Доступные углеводы делают из доступных углеводородов, чего ж тут непонятного? – похоже Мэйвезер был раздражен замечанием. – В детстве я сидел на специальной диете и мне хотелось убить своего доктора. Теперь вот отрываюсь.
«Я не удивился бы, если бы ты его убил, – подумал Гарольд. – Ты опасный тип».
Ему не то чтобы нравился этот хмурый и мизантропический офицер, но он видел, что тот на голову умнее, чем средний уровень по Корпусу. Найти с ним общий язык – будет проще работать.
Но очередная фраза Джошуа оборвалась на середине, и больше на тему семьи он не распространялся. Рассказал несколько историй про боевые будни своего подразделения (где в отличие от отряда Гарольда, людей не было вообще), а потом его запал на общение резко иссяк.
