Рихтер еще раз окинул взглядом пленных. Может, кого-то из них пристрелят или замучают потом, но пока с заключенными обращались куда галантнее, чем они того заслужили, подумал военспец.
До Максима донесся ровный гул работающих двигателей и шорох шин. На его глазах к блок-посту на четырех открытых платформах с колесами в человеческий рост подъехали с востока не меньше двух сотен повстанцев, держа оружие и руки над головами. Кто-то на ходу палил в воздух. Женщина в красной бандане размахивала национальным триколором Мексики. Над другой машиной вился красный флаг «Авангарда». Слышны были выкрики: “Victoria! Victoria!”.
Здесь огромные машины были оставлены, а солдаты спешились и маршем направились на запад – в оцепленный район.
Трудно было поверить, что это, и правда, конец. Рихтер обернулся в сторону Башни, будто прощаясь с ней. Да уж, это место он точно не будет вспоминать с теплом и скучать.
И вдруг на их глазах, как при штурме настоящего рейхстага, кто-то установил на крыше красное полотнище. Нет, это была не ткань, а голограмма. И она была видна, должно быть, чуть ли не из любой точки города. На гигантском флаге, который гордо реял, был герб «Авангарда» с калашниковым, зажатым в кулаке.
«Добрый знак», – подумал Максим. Он вспомнил, как в годовщину победы в 2045 году из России транслировали на весь мир грандиозное зрелище с Д-реальностью «Штурм Рейхстага или Сумерки Третьего Рейха». По стечению обстоятельство он смотрел его как раз-таки из Берлина, где был на обучении, поэтому проникся вдвойне.
Вот и здесь было почти так же.
– Viva! – заорал Альфонсо, потрясая автоматом. Но, видя, что никто из «ягуаров» его не поддерживает, замолчал и притих.
– А неслабо тут все раздраконили, – произнес Диего со смесью благоговения и странной гордости. – Старики говорят, что великое землетрясение 1985 года даже близко не подошло к этому.
Вдруг индеец Рауль подошел к Максиму и положил руку на плечо:
– Я знал, что ты не трус, ам…
Старик закашлялся. Но Максим уже знал, каким будет первое слово. И не ошибся.
How predictable.
– Амиго... Но сегодня я узнал, что ты не просто человек. Дух сошел на тебя. А то, что тебе сейчас плохо – это нормально. Путь таких как ты легким не бывает.
«Какой еще дух, Donnerwetter? – не понял сначала Макс, а когда понял, рассмеялся. Сам он в призраков и духов не верил лет с пяти, – Надеюсь, Боливара или Че Гевары?».
Ну хорошо, если не Кортеса. Не хотелось бы быть завоевателем. Хотя этому чуваку тут бы понравилось… Боливар умер своей смертью, но увидел, как дело его жизни рухнуло. Хотя, наверно, это ждет любого, кто не умрет молодым. И Кортес под конец жизни тоже потерял все, что имел. Но еще меньше Максиму хотелось бы чувствовать себя особенным, чем-то отличающимся от товарищей и всех простых людей, которые творили историю на улицах городов Мексики. Диалектический материализм негативно относится к преувеличению роли личности в истории.
Какого дьявола его потянуло на пессимизм? Он ведь был циник, реалист, но не нытик. А плохо ему было только от того, что он отходил от обезболивающего, и начало охрененно болеть плечо. В лучшем случае там сильный ушиб. Но надо показаться лекарю.
– Мы устали как собаки. Давайте перекусим, пока ждем, – предложил с крестьянской прямотой Рауль. – Бой-то окончен.
И они выбрали место и уселись на бордюр, а кто-то прямо на клочки уцелевшей травы. Тут уже можно было всем снять шлемы, и сбросить эти чертовы коптер-паки. Оружие держали при себе. Оружие нормальный боец нигде не должен оставлять его, кроме положенных мест.
Они успели съесть по паре батончиков и запить водой, но долго ждать не пришлось. Через пять минут на проспекте показались два броневика “Wight”, которые можно было классифицировать и как малые танки. «Призраки» ехали без включенной невидимости, но все равно выглядели угрожающе, как боевые наземные тарелки пришельцев, и Рихтер знал, на что они способны.
Чтобы попасть сюда, они должны были проехать через все боевые порядки повстанцев, поэтому Максим понял, что это свои, а машины – трофеи, которым герильяс уже нашли хорошее применение. Но еще не нанесли никаких знаков. Хотя вообще сомнительно, что их можно самостоятельно перекрашивать, не нарушив при этом их невидимость.
Мини-танки остановились здесь же на парковке. Максим уже знал, что это приехали за ним. И за пленным.
– Ну, удачи тебе, командир, – полушепотом сказал Рауль. – Как закончишь дела, увидимся в «Койоте».
Открылась, поднявшись вертикально, передняя боковая дверь. Из броневика вылез двухметровый детина в форме с нашивками сержанта РевАрмии, с красной повязкой на рукаве и лицом цвета спелого баклажана. Тот самый чернокожий, в котором Рихтер не без удивления узнал атлета из мусорного района Канкуна. Интересно, какой чин в иерархии повстанцев он имел? Только ли сержант или выше?
– Старшина Рихтер, предоставьте нам пленного! И проследуйте в машину. Остальные пусть своим ходом возвращаются в расположение части. На всех пропускных пунктах их пропустят, – сказал он, и тавтологии в его словах не было. Негр говорил по-испански, а КПП назвал английским словом “checkpoint”.
Максим сделал, как ему сказали, ведя пленного впереди себя. Канадец не сопротивлялся, хотя на лице Майкла было написано презрение. Руки того были закованы в такие же магнитные наручники, которые в свое время примерил Макс. Но держался он хорошо, даже когда принявший его чернокожий ткнул его кулаком под дых, усаживая в машину.
Рихтер скривился на этот поступок и вслед за корпом залез в салон, а негр махнул им рукой и остался на покрытом копотью пластиковом асфальте. Секунду он стоял, а потом с места, как спринтер, побежал к зданию, по пути раздавая команды зычным голосом, а за ним двинулись несколько бойцов, приехавших на другом «Призраке». Они были в хороших бронежилетах, в шлемах и с рейлганами. Видимо, эта была группа окончательной зачистки.
Любой танкист прошлого бы удивился – внутренности «Призрака» выглядели как большой автофургон средней комфортности. Снаружи казалось, что эти танкетки ненамного больше минивэна и крайне малы для командно-штабной машины, но это ощущение было вызвано переносом свойств и габаритов обычных танков на них. На самом деле их броня была очень тонкой, а ходовая часть места почти не занимала. Поэтому свободного пространства внутри хватало.
И приборов тут было не больше, чем в автомобиле. Обитаемой башни тоже не было, а управлять мог и один человек, совмещая функции мехвода, стрелка и командира, управляя через шлем и две сенсорных панели. Наверняка машина могла быть и дистанционно управляемой или полностью автономной – то есть беспилотной.
Воздух был приятно кондиционирован, и после душной и смрадной преисподней авениды это было то еще облегчение. На переднем сидении за пультом управления сидел Сильвио. В противоположной стороне кабины расположилась София, ее волосы выбивались из-под форменной кепки, а глаза были расширены так будто она только что столкнулась с чем-то захватывающим и волнующим.
– Нам пришлось немного пострелять по дороге, – ответила она. – Несколько железяк выкопались прямо из газона… Мы так рады, что с тобой все в порядке.
Они были одни. Других офицеров не было, хотя места хватило бы еще на пару-тройку человек. Не было Ортеги, не было израильтянина Натановича в своей неизменной беретке. И того человека, «капитана Немо» в пиджаке из комнаты заседаний тоже не было. Хотя, с другой стороны, это было разумно – не подставляться под пули туда, где еще не было полноценной зачистки.
Нефтяник приподнял бровь по привычке, будто хотел управлять зажиганием при помощи мимики. Но потом рассмеялся и приложил палец к панели. Машина мягко тронулась. Конечно, нейроконтроллера тут не было, и на мимику «Призраку» было плевать. В боевой технике использовать эти системы контроля запрещено, и этому правилу пока следовали обе стороны.
Хименес развернул окно переднего обзора во всю переднюю стену: скорее просто для информации, и вряд ли для красоты. Он тут же переключил управление на автопилот, чтоб заняться пленным. И Максимом.
