На небе проступили первые звезды. Он видел их, в отличие от большинства людей на улицах. Из-за светового загрязнения в мегаполисах часто не разглядеть даже Большую медведицу, не говоря уже о Млечном пути. Но с его глазами, если сделать максимальное приближение, можно легко увидеть даже форму Туманности Андромеды. Небо разворачивалось перед ним как свиток, и едва заметная мутная точка становилась крупной, словно Бетельгейзе. Гарольд вспомнил, как в детстве в Австралии возле города Кэрнса лежал в траве, вглядываясь в ночное небо, углубляясь в него. Тогда у него не было «линз», их еще не изобрели, но был детский телескоп, купленный на китайском портале «Али-баба». И он внушал себе, что это – телескоп «Хаббл». Или представлял, что сам летит сквозь эти пространства со скоростью света, к самому центру галактики и за ее пределы.

Тогда он уже мечтал быть астрономом. Но как профессия астрономия к тому времени, как он поступил в колледж, уже умерла. Для обработки и интерпретирования данных было достаточно тысячи человек на весь мир, получающих сведения от огромных приборов на орбите. Хотя половина из них была даже не учеными, а пиарщиками, менеджерами и журналистами, которые управляли этой системой, доводили ее результаты до публики, выбивали гранты. Объясняли ленивому и скупому человечеству, зачем тратить деньги на то, чтобы понять нечто, происходящее в миллиардах световых лет… вернее, происходившее миллиарды лет назад.

Когда он понял, насколько это скучно, то решил, что будет астронавтом. Это ведь еще круче. Думал, что будет исследовать вселенную сам, и ступит на другие небесные тела. Но для полета на Марс и даже на Луну он оказался неподходящим, хотя имел прекрасное здоровье и безукоризненный послужной список.

«Может, подать заявку снова?» – подумал Синохара. И рассмеялся. Наемник, массовый убийца, даже если все эти убийства были в рамках закона и приказов, а также потенциально – социопат. Да, имеет награды. Да, Эшли никогда не донесет на него за его не совсем адекватное поведение в этот день. Но, возможно, ему в его файлы уже давно внесли отметку о подозрении на посттравматический синдром, повышенную агрессивность и суицидальные наклонности. А такого точно нельзя в ракету к Марсу.

Жаль, что Красной планеты сейчас нет в небе над Лондоном. Есть болезненное удовольствие в том, чтоб смотреть на свои разбитые мечты.

Гарольд вспомнил, как во время стажировки при Центральном аппарате ООН, проживал в Нью-Йорке в районе Клинтон, том самом, который когда-то носил прозвище Адская кухня и славился своими ирландскими и пуэрториканскими бандами. Но уже с конца ХХ века это было спокойное и даже местами фешенебельное место. И вот, придя после нудной конференции к себе в номер, он смотрел в окно на небоскребы Манхэттена и жилые кондоминиумы.

А там была другая вселенная, которую он мог лицезреть: чужая жизнь в каждом окне. У большинства ничего не разглядеть – поляризованное стекло или другая защита оберегала приватность. У других просто были опущены жалюзи и шторы. Но некоторых было видно. Там у них была чужая жизнь, чужая причастность к чему-то хорошему... или плохому. Рай для вуайериста… и эксгибициониста. Впрочем, он не был ни тем, ни другим. Но мысль о том, насколько каждый беззащитен и открыт любому взору… заставила его тогда поежиться.

«Нет, я не стану ее тенью. Не буду ее преследовать. Я разумный человек, а не псих. Все кончено. Остается только долг».

Довольно рефлексии. Самурай действует, а не думает.

После того, как он перевел свой организм обратно в «обычный» режим, его на некоторое время поразили побочные эффекты. Одним из них был географический кретинизм. Он чувствовал себя так, будто по голове стукнули мягким молотом.

Синохара не мог сходу понять, как быстрее всего добраться до ближайшей станции «Ангел», даже открыв в глазах карту. Все перед ним расплывалось, но проецируемые подсказки выручали, как путеводная звезда. По этим стрелкам даже ребенок найдет дорогу. Собственно, пользоваться им учили еще дошкольников.

Темнело, и повсюду зажигалось уличное освещение. Одновременно улицы наполнялись людьми, чего он никогда не любил. Вместе с огнями фонарей зажигались светящиеся детали одежды гуляющих по улицам лондонцев и лондонабадцев. Включая татуировки, которые меняли цвет иногда в зависимости от настроения владельца, а иногда от температуры среды. Старики иногда ставили себе такие на руку – поднялось давление или сахар подскочил – а эта штучка сразу стала красной.

С улиц исчезли дети и почти исчезли подростки. Кто же хочет проблем с ювенальной юстицией? Но зато полно было тех детей, кто заключен в тело взрослого. Вот только игрушки у них стали другие. Но, если не заходить в гетто, опасности не было.

Гарольд нечасто выходил в город просто так и не понимал, зачем гулять по мегаполисам, хотя на природе побродить любил. Какой это по счету город-двадцатимиллионник, куда его заносит судьба и служба?

Мягкий свет зажегшихся фонарей напомнил ему, что время уже позднее. Начинал моросить мелкий дождик. Холодало.

Он шел, глубоко засунув руки в карманы куртки, которая уже начала подогреваться изнутри, чувствуя изменение температуры. Для воды она была полностью непроницаема. Он надвинул капюшон.

Мостовая была бы идеально сухой даже под настоящим ливнем. Ноги по ее поверхности не скользил. И лужи не образовывались, вода тут же уходила через микрокапилляры в ливневую канализацию.

Но он все равно пошатывался. После сегодняшней порции откровений Гарольд временами путал реальность с ее заменителями. На перекрестке рядом с лавкой сладостей он чуть не дал команду кликом глаза живому аниматору в костюме глазированного пончика, чтоб тот убирался к черту. Бедолага мок под дождем за гроши, изображая “donut” с глазурью и посыпкой, но все равно мог быть более счастливым человеком, чем он.

В другом месте ногой попытался оттолкнуть с дороги виртуальную тележку с мороженным. Случайно кликнул по нескольким рекламным ссылкам на стене. И тут же начали наматываться террабайты траффика, вкручивая ему в мозг что-то про Мальдивы, электромобили, мужской парфюм…

Прервал.

Сам не заметил, как оказался возле ювелирного салона той же сети, в которой сегодня совершил покупку. Зачем, для чего?

«Заберите себе свою подвеску. Верните мне деньги. Она не сработала!», – подумал он и расхохотался.

Как и дурацкий бонсай.

Все это танец идиотских птичек, самцы которых отращивают яркое оперение, чтоб впечатлить невзрачную самку, похожую на воробьиху.

А если есть конкурент, то это уже игрища оленей, которые сшибаются рогами… абсолютно бесполезными в жизни, ведь для защиты от хищников лучше бы подошли короткие и острые. Но они растут по принципу управляемой раковой опухоли – с одной целью – показать оленихе, что вот идет мужчина ее мечты. А один вид скатов в океанах для этой же цели выпрыгивает из воды и летит над ней с помощью широких плавников – и чем больший «плюх» самец произведет, упав, тем больше привлечет партнерш.

Все это хорошо. Но почему человек разумный должен играть в эти игры? Которому шаг до космоса, нейтронных звезд и пульсаров.

Вот тебе и седьмое счастливое свидание.

«А если бы я не смог спасти ее там, на орбите, – пришла в голову выходящая за рамки нормы мысль. – Кто бы узнал детали? Кто бы меня осудил? Никто».

Нет, это просто черный юмор. Он бы, если б понадобилось, и жизнь бы отдал.

Хотел сказать ей: «люблю», но это было неправильное слово. Можно ли хотеть и любить воздух, который нужен для дыхания? Но теперь он был рад, что не сказал. Глупо.

Мог стать хоть Аполлоном, но гордость не позволила. Она должна была полюбить то, что внутри. Результат предсказуем.

Потом он пытался взломать ее с помощью НЛП, подобрать к ней код, чтоб получить доступ к устройству для своей редупликации. Не вышло. Код оказался слишком сложен.

Говорят, западные мужчины, заканчивая отношения, иногда подают в суд, требуя вернуть затраты на подарки. За все походы в кафе и рестораны, за каждое кольцо или гаджет, каждый глобо-цент, инвестированный в провалившийся «проект». Суды, конечно, отказывают. Но важен принцип. Это называется мужская гордость.