— Спокойно, — произнес я медленно, упираясь ладонями в края раковины. — Ничего ужасного не произошло. Просто прими тот факт, что ты отсосал мужчине, хотя ни о чем подобном раньше и не думал, — я указательным пальцем прочертил дорожку через тонкий слой влажного пара, покрывавшего зеркальную поверхность. — Ты не меркантильная сволочь, преследующая корыстные цели: тобой руководили чувства. И, к тому же, это новый опыт. О нем, конечно, никому не расскажешь, но зато ты наконец-то узнал, что скрывается за подобными предложениями.

Я нарисовал вторую параллельную. Как же их соединить?

— Конечно, Дензил Лонг не самый подходящий объект для сердечной привязанности, учитывая, что его намерения до сих пор не совсем ясны. Можно начать с того, чтобы рассказать ему о своем отношении, и о сделанном Марком предложении. Есть шанс, что красочное драматическое представление, устроенное Лонгом утром, больше не повторится… Попробовать точно стоит. Ты ведь хочешь его и хочешь этот проект, хотя знаешь, что из-за переезда и разных графиков их будет сложно объединить. И ты вроде как обещал не встречаться с Марком, но никто не говорил, что ты не можешь иметь с ним дел…

Я провел между двумя линиями третью и написал над ней знак вопроса. Потом вскинул глаза и, встретившись взглядом со своим отражением, снова нахмурился: мне не нравилось то, что я видел.

— Какой же ты трус, Тай, — тихо сказал я, выпрямляясь и отворачиваясь.

Все было так просто и одновременно очень сложно. Я еще никогда не оказывался в подобной ситуации, где мне приходилось бы выстраивать серьезные отношения с представителем своего пола. Особенно знаменитостью, чья личная жизнь вызывала бесконечное внимание со стороны прессы и многочисленной армии поклонников. Одна часть меня хотела как можно быстрее расставить все точки над «и», видя в этом кротчайший путь к душевному спокойствию. Другая же сомневалась в искренности второй стороны и убеждала не торопиться раскрывать все карты разом. Но ведь одно дело промолчать в ожидании подходящей возможности. И совсем другое — целенаправленно утаивать правду, рискуя впоследствии быть обвиненным во вранье. Но больше всего мне было не по себе от мысли, что я слишком серьезно воспринимаю наши с Дензилом отношения, тогда как для него все это вполне может оказаться обычным экспериментом.

Так до конца ничего и не решив, я вышел из ванной и, спрятавшись за раскрытой дверью шкафа, быстро влез в очередные штаны и майку. Бесшумно выдохнул и, выйдя на середину комнаты, скрестил руки на груди, глядя на Дензила, который примостился с телефоном на кухонном подоконнике: он сидел, упираясь спиной в стену и полусогнув одну ногу в колене, но не сразу поднял голову, заставив меня вначале понервничать. Но и после не стало легче: стоило нашим глазам встретиться, и я едва не сошел с ума, потому что нет ничего хуже, когда тебя внутри выворачивает наизнанку от волнения, а твой оппонент просто изучающе смотрит в глаза, при этом не говоря ни слова. И в этот самый миг ты осознаешь, что все твои догадки о мыслях другого человека — нечто иное, как бесконечный самообман: на самом деле ты ни черта не знаешь о том, что у него в голове.

— Ты все еще здесь? — ляпнул я первое, что пришло на ум, и мне тут же захотелось залепить себе пощечину за столь идиотский вопрос. Или побиться головой об стену, чтобы привести ее содержимое в относительный порядок, потому что хуже царящего там сейчас беспорядка все равно уже ничего быть не могло.

— Вначале я решил, что ты пошел топиться, — серьезно начал Дензил, не сводя с меня внимательного взгляда. — Но потом вспомнил, что у тебя нет ванной, а в душе подобное невозможно.

— Даже если бы у меня был бассейн, я и тогда не подумал бы топиться из-за тебя, — спокойно уточнил я.

— Может быть, у тебя была истерика?

— Нет.

— Что, совсем ничего? — в голосе Дензила отчетливо послышалось разочарование. — И даже нет желания напиться? Побить посуду? Обвинить меня в совращении?

Я закатил глаза.

— Мы не в сопливом кино для подростков.

Лонг деловито отложил телефон и соскользнул с подоконника.

— Отлично. Но ты же понимаешь, что не всегда последствия потрясения проявляются сразу. Один из лучших способов пережить подобное — это пуститься во все тяжкие, — он плавно двинулся мне навстречу, видимо, подразумевая под своими словами что-то конкретное. — Как ты верно заметил — мы уже не подростки, чтобы ограничиваться поцелуями и оральными ласками, поэтому предлагаю потрахаться.

— Что? — я уронил руки вдоль тела, пораженный столь извращенной логикой, и на всякий случай начал пятиться от медленно наступающего Лонга: на каждый его шаг приходилось два моих. — Ты сошел с ума? У меня нет никакого потрясения! И я не собираюсь ничего переживать! Я вообще хочу есть… И еще нам надо поговорить.

На губах Дензила расцвела понимающая улыбка.

— Вот видишь, ты теряешься между своими желаниями. Но я здесь, чтобы помочь тебе выбрать.

— Почему мне обязательно надо выбирать? — удивился я. — У тебя какие-то неправильные представления о работе психолога. Мы можем есть и разговаривать одновременно. Кухня там, — я махнул рукой за его спину, стараясь отвлечь.

— Почему ты не рассказывал своей маленькой подружке обо мне? — внезапно спросил Дензил, останавливаясь. И следом его лицо осветилось догадкой: — Так это с ней ты встречался на набережной?

— Возможно. И я уже говорил: мне хотелось сделать для нее сюрприз — сначала попросить тебя об автографе, а потом подарить ей и обо всем рассказать.

Глаза Дензила насмешливо блеснули. Он вопросительно изогнул бровь, и я буквально кожей почувствовал, как сейчас последует очередная пакость в его исполнении.

— В итоге все произошло в обратной последовательности, но, согласись, личная встреча произвела еще больший эффект. Так это была просьба об автографе? А я уже было решил, что между нами любовь.

— Минет за автограф, ты серьезно? — я задохнулся от возмущения и пропустил тот момент, когда Лонг возобновил движение в мою сторону, только на этот раз он действовал быстро, не давая мне времени подумать над более действенной стратегией побега.

— Так это все-таки любовь? — пропел он и толкнул меня на так удачно оказавшуюся рядом кровать. А сам встал на колени и, уперевшись руками по обе стороны от меня, хищно навис сверху. — Но я дам тебе и то, и другое, — хрипловато прошептал на ухо, опаляя кожу дыханием.

Я положил ладони ему на плечи, пытаясь отодвинуть: совсем не так я видел продолжение вечера и наш разговор.

— Пожалуй, я пока откажусь. Мы должны поговорить… И ты хотел извиниться! Эй, что ты делаешь?

Отстранившись, Дензил сполз ниже и, задрав на мне майку, провел языком по животу. Пара темных прядей упала ему на лицо, но это не помешало контакту наших глаз. Растрепавшиеся волосы придавали его и без того мужественному облику небрежную сексуальность, которую так любят демонстрировать мужские модели в рекламе.

Мне захотелось запустить пальцы в его волосы, чтобы ощутить их мягкость, но для этого пришлось бы сменить позу: а так, удерживая себя на локтях, я имел возможность наблюдать за скольжением проворного языка по моей коже, которое отдавалось в теле волнующей дрожью и нарастающим томлением в паху. Оставалось только надеяться, что увлеченный своим занятием Лонг не так быстро заметит мой позор.

— Это автограф, — просветили меня, чередуя влажные прикосновения языка мягким нажатием губ и дразнящими покусываниями.

— Неправда. Я видел, как ты расписывался для того парня — курьера. У тебя не такая сложная подпись. Поэтому хватит облизывать мне живот — это щекотно.

Оторвавшись от моего пупка, который подвергся тщательному изучению, Дензил криво ухмыльнулся, выглядя при этом чересчур порочно и чувственно. Высокие скулы, четко очерченные полноватые губы и волевой подбородок с легкой тенью от еле пробивающейся щетины — все в нем казалось удивительно гармоничным, что пугало и притягивало одновременно, вызывая в душе настоящий ураган.