— Это короткий автограф-пожелание: «для дорогого друга». Будешь мешать, и я напишу автограф-стих.

Я закусил губу и, переборов в себе неуверенность, тихо спросил:

— Ты останешься?

В темных глазах промелькнуло удивление, а я затаил дыхание в ожидании ответа.

Почему для самых простых вопросов требуется столько усилий? Или все дело в их значимости? А может быть, это страх отнимает все силы? Боязнь услышать не тот ответ и испытать разочарование?

Выпрямившись, Лонг вольготно расположился у меня на животе, положив подбородок на сложенные руки, и глянул с хитрым прищуром, напоминая самовлюбленного кота в те редкие минуты, когда он сам первый ластится, испытывая потребность в нежности. И потом не скрывает довольства, когда ее получил. Его мимолетный порыв не имеет особого значения: уже через минуту найдется что-то другое, что увлечет его внимание с не меньшей силой.

— Мне бы очень этого хотелось, но…

— Но?

— Но у меня через час запись альбома. Хочешь со мной?

* * *

Сделав глоток остывшего кофе, я уставился в окно. Снаружи простиралась ночь, ее разбавляли теряющиеся на фоне предрассветных сумерек огни. Где-то там плескался океан, и просыпались первые крикливые чайки.

Чтобы успеть добраться вовремя, Дензилу пришлось гнать на немыслимой для меня скорости. И я, не привыкший к подобному экстриму, до сих пор ощущал себя оторванным от земли невидимыми волнами, которые продолжали укачивать меня, даже когда я сидел без движения.

После нескольких увлекательных часов в студии звукозаписи за наблюдением слаженной работы целой команды профессионалов, я все-таки решил поискать себе более уединенное место, где бы никому не было до меня дела. Не знаю, насколько внутреннее впечатление совпадало с реальностью, но меня не покидало ощущение чужих любопытных взглядов, особенно от парней из группы Лонга. Судя по отношениям внутри коллектива — они все были довольно близки. Конечно, вряд ли он им что-то обо мне рассказывал, но это не значило, что они ни о чем не догадывались.

В тот момент, когда Дензил начал исполнять одну из последних песен, я понял, что мне пора куда-нибудь исчезнуть. И хотя он не смотрел на меня, как будто полностью сосредоточившись на указаниях звукорежиссера, и нас слишком многое разделяло (не только прозрачная стена и аппаратура, но и спины электронщиков, техников, включая другой персонал и самих музыкантов) — меня поглотили слишком сильные эмоции, мешая сохранять внешнюю невозмутимость.

Все песни без исключения находили отклик в моей душе, но именно эта произвела на меня наибольшее впечатление: каждый звук вибрирующим импульсом отражался от груди, заставляя сердце сладко сжиматься, а скулы — пылать. Мне стало интересно — была ли она той самой композицией, которую Лонг звал меня послушать, приглашая в гости накануне похода в клуб? Я решил потом как-нибудь выяснить ответ на этот вопрос, а пока дождаться окончания записи в более спокойной обстановке.

Так как студия находилась при гостинице, выполнить мое желание оказалось проще простого: мне всего лишь нужно было спуститься в просторное фойе, минуя круглосуточные бар и ресторан, где, несмотря на позднее время суток, все еще было оживленно. В холле стояла почти умиротворяющая тишина, разбавляемая тихими ненавязчивыми звуками музыки, позолоченные колонны мягко светились под встроенными в потолок круглыми светильниками. Мозаичный пол и клумба с пальмами в центре навевали ассоциации о востоке. Взяв кофе, я с облегчением разместился за одним из столиков в зоне отдыха, наслаждаясь удобством кресла.

Я нисколько не жалел, что поехал с Дензилом: мне было интересно взглянуть на его работу и сравнить свои представления о записи музыки с опытом в озвучивании фильма на стадии пост-производства. Но, очутившись в чуждой для меня музыкальной среде, состоящей из знакомых и коллег Дензила, я испытал неловкость, смущенный слишком явным вниманием к своей персоне. Кроме того, меня все глубже затягивало чувство усталости, начинающаяся головная боль давила на виски, и я мало что соображал, мечтая лишь о той секунде, когда удастся наконец прилечь. Глаза слипались и приходилось часто моргать, чтобы хоть как-то себя растормошить. Но это мало помогало: казалось, с каждый взмахом ресниц, веки становились только тяжелее.

— Ден просил передать, что скоро освободится.

Я вздрогнул от неожиданности и вскинул голову на эффектную молодую женщину, в которой узнал помощницу звукорежиссера и по совместительству пиар-менеджера звукозаписывающей компании. Несмотря на активное участие в сегодняшней работе, она оставалась удивительно бодрой и свежей. Откинув за спину густые рыжие волосы, женщина встретила мой взгляд с сочувствующей улыбкой, но в ней не содержалось ни грамма искренности.

— Спасибо, Элизабет, — кивнул я и, собравшись с силами, постарался вежливо улыбнуться в ответ.

Мне не хотелось никоим образом влиять на их деловые отношения с Дензилом: то, что мы друг другу не нравимся, абсолютно ничего не значило.

— Ден сказал, вас завтра… то есть уже сегодня ждут на киностудии не раньше полудня и нет никакой необходимости спешить обратно в город… — слушая Элизабет в пол-уха, я рассеянно разглядывал ее идеальной формы брови, гадая, прибегает ли она к помощи специалиста, когда Элизабет вдруг добавила: — Поэтому я договорилась о номере, где вам никто не помешает, и вы вдвоем сможете хорошенько отдохнуть.

Подавившись воздухом, я закашлялся в судорожно зажатую в кулаке салфетку, чувствуя, как стремительно краснею.

— Воды? — наигранно всполошилась Элизабет.

Я отрицательно помотал головой и одним махом допил остатки кофе.

— Лиз, что такого ты сказала Таю, что он подавился? Признайся, ты сделала ему какое-то непристойное предложение? — лениво предположил Дензил, бесшумно появляясь из-за ее спины, чем заставил женщину вздрогнуть, а меня испытать мрачное удовлетворение: теперь она на себе ощутила, что чувствуют люди, когда к ним подкрадываются.

— О нет, что ты. Я всего лишь рассказала о номере, который для вас сняла, как ты и просил, — ответила она, посматривая на меня с раздражающей заинтересованностью.

Дензил тяжело вздохнул.

— Вообще-то речь шла о двух номерах, но ладно — один тоже вполне сойдет для нескольких часов сна. Хотя ты могла бы быть и повнимательней к тому, что я говорю. Все-таки я плачу тебе деньги. Ты сегодня весь вечер витаешь в облаках.

Лонг опустился в кресло напротив меня. Потянувшись, налил себе в стакан воды из стоящей в центре стола бутылки. Вопреки его попытке сгладить намеренную бестактность своей знакомой, он совершенно точно забавлялся ситуацией — об этом говорила полуулыбка, притаившаяся в уголках его губ.

— Уверяю тебя — это случайность, потому что я всегда внимательно слушаю все, что ты говоришь, — заверила его Элизабет, невинно округляя и без того огромные глаза с нарощенными ресницами, потому что такой длины ресниц уж точно не бывает. — Если хочешь, я попробую дозаказать второй номер. Или дам тебе ключ от своего — он мне вряд ли сегодня понадобится, слишком многое еще нужно успеть сделать.

После этих слов мне ужасно захотелось запустить в нее сахарницей, чтобы подпортить излишне кокетливый вид. Но был и более гуманный способ:

— Не волнуйся. Нас вполне устроит один номер. Я тоже не против сна в хорошей компании.

«Также как и ты», — хотел подколоть ее я, но сдержался от более прямого намека. Получалось, что мои слова можно интерпретировать в равной степени по разному.

Дензил хрипло рассмеялся. Элизабет на мгновение растерялась, и ее лицо утратило привычную маску: вначале на нем промелькнуло недоумение, затем его сменила злость, которая тут же спряталась за напускным равнодушием с легкой примесью презрения в глубине глаз. Я перешел из разряда новой игрушки в категорию дохлого насекомого, с которого нечего взять, разве только пару раз потыкать палочкой, дабы окончательно и бесповоротно убедиться в отсутствии всех реакций. Ну еще можно оторвать крылышки, но для этого нужно не быть брезгливой.