— А если я с Пашей поговорю?

— Ваше дело.

Зубенко сразу же затребовал розыскное дело на Якова Гриценко и стал изучать его. Сын бывшего кулака. До войны жил в городе и работал на заводе. В 1941 году мобилизован на службу в Красную Армию, но осенью того же года возвратился в Сухую Долину. Вскоре оккупационные власти назначили его сотским. В этой должности он показал себя активным-пособником гитлеровцев: отправлял молодежь в Германию, отбирал скот у крестьян для нужд фашистов, писал доносы в полицию на советских активистов. Среди захваченных при освобождении города Днепродзержинска документов гитлеровского СД оказалось заявление Гриценко о добровольном согласии стать тайным агентом СД под псевдонимом «Мститель» и оказывать помощь в выявлении и разоблачении врагов Германии. По словам Акулины Гриценко, после изгнания оккупантов Советской Армией Гриценко был в октябре 1943 года отправлен на фронт, где и погиб год спустя. Вдова получала на двоих детей пенсию.

Зубенко запросил из райсобеса пенсионное дело. Его больше всего интересовало извещение о смерти. Он долго рассматривал его в лупу, но никаких намеков на то, что оно поддельное, не обнаружил. Разговор с Пашей Пархоменко тоже пользы не принес. К Акулине она действительно заходила, но ничего подозрительного не заметила.

Зубенко с полковником Ольженко предположили, что Булах мог поделиться своими подозрениями не только с капитаном, но и еще с кем-нибудь из жителей села. Слухи дошли до самого Гриценко, и он решил убрать бригадира. Ольженко приказал произвести у Акулины Гриценко обыск, но он не дал результатов, а на допросе Акулина расплакалась и закатила такую истерику, что ее едва успокоили и отпустили домой. Им было неловко — действительно, поверили деревенским сплетням.

Казалось, следствие зашло в тупик. Опергруппе не только не удалось напасть на след убийцы — она даже не имела в своем активе интересных версий. По вечерам поисковая группа собиралась в сельском Совете или конторе колхоза. Сотрудники докладывали о материалах, добытых за день, но в процессе проверки все версии лопались, как мыльные пузыри.

Зубенко получил анонимную записку:

Разыскать автора по почерку не удалось.

Отдыхали сотрудники мало. Поздно ложились и рано вставали. Да и как можно спокойно спать, когда убийца ходил по советской земле и дышал одним воздухом с ними.

Костюков с группой школьников начал обследовать мелководное русло речушки, искал какие-нибудь вещественные доказательства.

Однажды утром, еще до восхода солнца, Ольженко и Зубенко пришли в контору. Только они открыли окно, как на подоконнике появились грязные, со следами ссадин и царапин, детские руки. Они положили на подоконник парабеллум, а затем в окне появилась голова мальчика.

— Дяденька, вам это надо?.. — указал парнишка на пистолет. — Вчера на речке с вашим старшим лейтенантом искали, но ничего не нашли. Так я сегодня раньше всех начал…

Пистолет был измазан илом. Ствол забит грязью. В магазине патронов не было. В патроннике оказалась пустая гильза. Вот она, шестая…

Председатель колхоза Дегтярь сообщил, что Дарья Шкурко, к которой, по его предположению, Булах заходил незадолго до своей гибели, сказала, что к ней никто не приходил.

Чекисты тоже подозревали, что Булах после заседания правления заходил к Дарье Шкурко. В его записной книжке имелась заметка:

…Дарья возилась возле плитки под навесом. Увидев гостей, она поздоровалась и пригласила:

— Милости прошу к нашему шалашу. Хотите, я вас вкусным угощу?

— Чем?

— Сливным кулешом, жареной бараниной.

— Неплохо. Но лучше, если бы холодцом да еще с чесноком, — заметил Зубенко.

Она смутилась.

— Вы и это знаете?

— Долг службы… — Зубенко извлек записную книжку Булаха и открыл на нужной странице. — Узнаете почерк, Дарья? Почему не хотите правду рассказать?

— Затягаете по допросам, да и позор на всю жизнь… Я все жду своего непутевого…

Зубенко знал, что ее муж проворовался и на пять лет попал в исправительно-трудовую колонию.

Шкурко рассказала, что Булах действительно заходил к ней после двенадцати ночи. Она уже крепко спала, когда он постучался в окно. Дарья пригласила его войти. Он остановился у порога, сказал, что на время уборки хлеба назначает ее кухаркой в первую тракторную бригаду, и хотел уходить.

— Что же дальше? — не удержался Зубенко.

— Я не пустила его. Ведь я любила его… Он оттолкнул меня, грубо так… Я извинилась и предложила выпить за крепкую семью. Степан не отказался…

— О чем же вы говорили?

— О жизни. Он жаловался, что трудно работать бригадиром, что кое-кто требует от него приписок, а одна колхозница даже угрожала: «Смотри, чтобы твоя красавица не осталась вдовой».

— Кто это ему так?

— Не сказал. Говорил, что никого не боится. Такую войну прошел и остался жив, а все это, мол, пустяки. А потом… ушел…

После разговора с Дарьей Шкурко Зубенко стал размышлять, кто та женщина, которая угрожала Булаху, и когда это было. А может быть, виноват сам Булах? Каких только глупостей не наговорит человек, да еще неуравновешенный, когда его выведут из терпения.

Посоветовавшись с полковником Ольженко, Зубенко решил сам побывать у Акулины Гриценко, поговорить с ней еще раз, попытаться вызвать ее на откровенность.

Дом Гриценко стоял на окраине села, на бугре. Впереди, в балке, протекала речушка и находились колхозные огороды; сзади — приусадебные участки, а за ними — степь. Дом был окружен высоким деревянным забором.

На стук Зубенко хрипло, взахлеб залаяли две собаки. Он постучал сильнее. Брякнул засов, и из калитки показалась Акулина. Она растерялась.

— Опять с обыском или арестовать?

— Не угадали.

Она распахнула калитку, приглашая зайти.

Зубенко шагнул и отпрянул — прямо перед ним, захлебываясь лаем, хватали воздух две клыкастые собачьи пасти. Акулина схватила разъяренных волкодавов за цепи и затащила их в сарай.

Капитан было направился к дому, но Акулина, расставив руки, закрыла собой дверь:

— Куда вы? Вас собаки разорвут. В коридоре дверь в сарай, она открыта.

Она скрылась в доме. Зубенко услышал, как хлопнула дверь и лязгнул крючок. «Почему она так перепугалась? — удивился он. — Ведь собаки на короткой привязи и не могли меня достать».

Капитан вошел в кухоньку. У окна стоял столик. На полу лежало рядно, а на нем — кувшин, кастрюля с вареной картошкой, три тарелки с кислым молоком, три ложки и три куска хлеба.

— С кем это вы? — кивнул он на расставленные миски.

— Сама, — невозмутимо ответила Акулина и стала собирать посуду.

— А почему три тарелки, три ложки?

— Сметану собирала. Одной ложкой нельзя, сразу скиснет.

— А три куска хлеба?

— Да так, впопыхах…

«Заправляй, заправляй! — думал Зубенко. — На рядне сидело три человека, ты передо мной, а где остальные? Если один из них твой муж, то кто второй?»

Он встал, огляделся еще раз, сказал:

— Хочу посмотреть, как вы живете.

— Как бог дал. Смотреть-то нечего.

Конечно, его не интересовала обстановка, к слову сказать, довольно богатая. Надо было найти улики, которые подтвердили бы, что в доме скрывается человек. Два окна, выходившие на дорогу, закрыты соломенными матами и снаружи замазаны глиной. Зачем? Гардероб стоит далеко от стены. Зачем? На столе десять пачек табака.

— Кто это у вас так много курит?

— Я пчел подкуриваю. У меня ведь пять ульев.

— А это? — поднял газету, а под ней на столе лежала курительная трубка.

Быстро овладев собой, она взяла из рук капитана трубку, повертела ее и даже понюхала:

— Тьфу! Наверно, эту гадость сын принес. Вот чем занимается, сорванец! Уже люлькой обзавелся. Я ему задам!