— Где вы, Гриц, взяли этот документ и чем он вызвал сомнение?
— Идем мы с председателем сельсовета товарищем Ивасюком по селу. Увидели незнакомого. Гражданин назвался Маравою, сказал, что приехал сюда в отпуск к родственникам жены. Извинился, что не поставил в известность сельсовет. Мне показалось, что он немного растерялся. Решили позвонить вам.
— Имеет сходство с описанным портретом?
— Нет, товарищ капитан… Но мне удалось уловить, как у него задрожала правая скула.
— Вы наблюдательный.
Дежурный вошел в кабинет и доложил, что пришла гражданка Марава.
— Пригласите!
Марава вошла в кабинет, поздоровалась и обратилась к участковому милиционеру:
— Муж не смог сегодня прийти, заболел. Вчера выпил лишнее, сами знаете, — в гостях находимся!
— Ничего, садитесь, пожалуйста, — предложил Бушуев. — Он что, крепко выпивает?
— Наоборот, пьет редко и немного, а вчера… Все просят выпей да выпей! Вот он и хватил лишку. Это первый раз!
— Давно вы поженились?
— Он работал вместе со мной на одной шахте. Там и поженились. Муж мой из соседней области. Его родителей, братьев и сестер убили бандеровцы, близких родственников у него нет… Он был вывезен немцами в Германию. Когда война окончилась, решил вернуться домой, но в пути узнал, что вся его семья погибла. Тогда он подался в Донбасс.
— Как отпуск?
— Хорошо. Спасибо. Мужу здесь очень нравится, даже не хочет никуда из села выезжать.
— Что же, отдыхайте!
— Спасибо. До свидания.
Не успела посетительница уйти, как участковый с недоумением спросил Бушуева:
— Зачем вы отдали паспорт? Нужно было бы с самим Маравой побеседовать!
— Так будет для них спокойнее, товарищ Гриц.
— Ясно…
Бушуев приехал в село Миреньки. Семью Маравы он нашел быстро. Поговорив с членами семьи, узнал, что один из братьев, Иван, 1920 года рождения, действительно был вывезен в Германию. Оттуда он писал письма. В последнем письме, уже после окончания войны, сообщил, что возвращается домой, что по дому очень соскучился, но он так и не возвратился, и никто не знает, где он находится. Отца летом 1948 года убили бандеровцы. Мать, две сестры, Анна и Галина, и брат Василий живут на прежнем месте.
Бушуев интересовался письмами Ивана, но они не сохранились. Осталась только фотокарточка, и то большой давности. Лицо, которое смотрит с этого фото, как будто имеет сходство с Иваном Маравой, который приехал в отпуск.
Дома Бушуева ожидал ответ из Донбасса: Марава работает на шахте с 1949 года.
В сельсовете Бушуев застал Кочубеева за беседой с незнакомым мужчиной. Незнакомцу можно было дать лет сорок — сорок пять; он был крепкого телосложения, выше среднего роста; вьющиеся светлые волосы зачесаны назад; правильные черты лица; над глазами — большие густые брови; когда они опускаются, лицо становится хмурым.
— Сергей Петрович, — обратился Гриц к Бушуеву, — это Иван Григорьевич Марава. Рассказывает мне про жизнь шахтерскую.
Бушуев незаметно заглянул в папку, сравнивая Мараву с портретом, полученным от родственников.
— Завтра уже уезжаете? — спросил участковый Мараву.
— Собирались побыть здесь недели две, но заболел. Желудок болит… Я попортил его еще в немецком рабстве…
— Скажите, Иван Григорьевич, а в родные места не тянет? Давно в своем селе не были? — поинтересовался Гриц.
— Давно… С 1942 года, когда был угнан в Германию. Откровенно говоря, раньше думал вернуться, а сейчас уже отвык от села. Родителей нет — замучили бандеровцы.
— Большая была семья?
Марава подробно рассказал о матери, сестрах и брате, назвал такие их приметы и такие детали, каких не заметил даже опытный Бушуев. Марава рассказал, где стоял дом, куда выходили окна и в каком направлении течет через село речка.
Сомнения как будто рассеивались. Надо было провести еще одну, уже последнюю проверку — встречу Маравы с братом или с сестрами, а может быть, и со всеми вместе.
Дать телеграмму — и можно, наверное, порадоваться счастью людей, которые встретятся после стольких лет разлуки.
— Каким транспортом едете? — спросил следователь.
— Вечерним поездом.
В дверь кто-то постучал. В комнату вошла женщина. Она весело поздоровалась. Затем извинилась, что прервала беседу, внимательно осмотрела всех, как будто искала знакомого.
— Могу ли я видеть председателя сельсовета? — спросила она.
— Его сейчас нет, — ответил Бушуев.
Женщина опять внимательно посмотрела на каждого.
— Вы по служебным делам, гражданочка? — спросил участковый.
— Не на свиданье же! — засмеялась она.
— Подождите его, хотя бы вот тут, — предложил Бушуев. И проводил женщину в другую комнату.
— Сергей Петрович, это не он, я его в вагоне не видела.
Поблагодарив Галину Степановну, Бушуев возвратился.
— Мне уже, может быть, можно идти, — не то сказал, не то спросил Марава, — а то жена, наверное, волнуется. Собираться уже надо…
— Пошли и мы, — сказал Бушуев.
Бушуев, Марава и Кочубеев вышли из сельсовета и все вместе зашагали по улице села. Не успели они отойти и ста метров, как встретили женщину. Уставившись на Мараву, она с удивлением произнесла:
— Смотрите! С кем вы идете? Да это же бандеровец Разумный, он убил моего отца. Ты что ж, сволота, тут разгуливаешь?!
— Вы с кем-то меня спутали! — выкрикнул Марава.
— Ах ты изверг! Товарищ участковый! Задержите его, иначе я буду на вас жаловаться!
Вмешался Бушуев. Он успокоил женщину, а потом пригласил всех в сельсовет.
— Скажите, кто вы такая и откуда знаете этого гражданина?
— Моя фамилия Скороход, звать Пелагея Николаевна. Я живу на хуторе, недалеко от этого села. Родом я из другого села, километров пятьдесят отсюда. А кто вы такой?
— Я следователь органов государственной безопасности.
Бушуев заметил, как Марава с удивлением посмотрел на него. Обращаясь к Скороход, Бушуев спросил:
— Откуда вы знаете гражданина Мараву?
— Кто вам сказал, что он Марава? Никакой он не Марава, он бандеровец Разумный, фамилия у него другая, а сам он из села, от которого до моего родного села не больше тридцати километров! Тьфу, не вспомню сейчас, как оно называется!
Марава сидел и слушал, как будто все сказанное его совершенно не касалось.
— Вы назвали его убийцей вашего отца? Когда и где произошло это убийство?
— Весной 1947 года, на троицу. Вечером к нам в дом пришел со своей боевкой вот этот… Одет он был в форму советского офицера, стал требовать, чтобы всем им дали водки и закуски. А мой отец — он был тогда финагентом при сельсовете — ответил: «Для немецкого охвостья у меня ничего нет! Вы лучше бы явились с повинной и работали, как все честные люди!» Разумного это взбесило. Он подошел к отцу, приложил пистолет к его виску и, выкрикнув: «Смерть предателю украинского народа!» — выстрелил. Отец упал на пол. Все мы бросились к нему, а этот бандюга со своими собаками начали искать принадлежащие сельсовету деньги, которые отец якобы хранил дома… Разрешите, товарищ следователь, спросить его, за что он убил моего отца?
Марава сидел неподвижно. Следователь заметил, что у него чуть заметно перекатывались желваки и побелел кончик носа. Однако, сохраняя полное спокойствие, Марава ответил:
— Моя фамилия Марава, зовут меня Иван Григорьевич, родился и жил я в селе Миреньки, соседней с вами области, а с 1949 года живу и работаю в Донбассе. Ни в какой банде я не состоял, и гражданка Скороход меня с кем-то путает. Прошу вас, товарищ следователь, кончайте эту комедию, мне нужно идти готовиться к отъезду.
— Товарищ следователь, поезжайте с ним в мое родное село, там скажут, что он не Марава, хотя, кажется, его и вправду звать Иваном. Там подтвердят, что он убийца.
Бушуев задержал Мараву. Он тщательно готовился к встрече, которую решил провести в своем рабочем кабинете. Все вопросы согласовал с полковником Степняком. Посоветовался с другими товарищами. Кажется, все было предусмотрено.