Конечно, Виктория понимала, что для такого дальнего путешествия, которое проделала Анна, должна быть веская причина. Теперь она ее знала, но Виктории хотелось, чтобы Анна осталась еще ненадолго. Угрызения совести мучили ее при воспоминаниях о маленькой дочке Анны, но она гнала эти мысли прочь. Виктория еще никогда не чувствовала себя такой одинокой. Она не могла отпустить Анну. Она ненавидела эту жизнь — жизнь во лжи и обмане. Виктория хотела открыть Педро правду, но не знала, как это сделать. Если бы она могла рассказать Анне о молодом индейце-полукровке… Но и это было невозможно. Жизнь Виктории превратилась в паутину, в которой она запуталась.

«Я выгляжу уставшей, — подумала она и пощупала кончиками пальцев нежную кожу под глазами. — Я ненавижу здешнюю жизнь. Меня выставляют напоказ, словно зверя в клетке».

— Я не стану ничего рассказывать Анне о Педро, — прошептала она своему отражению в зеркале.

Подруга через несколько дней должна будет познакомиться с молодым старшим работником. Он будет сопровождать молодую сеньору и ее гостью во время конной прогулки. Сейчас, пока Анна на эстансии, они с Педро могли быть ближе друг к другу.

Впервые спустя долгое время они выехали вместе из ворот с гордо поднятыми головами. Конную прогулку Виктория у дона Рикардо отвоевала.

— Я хотела бы показать сеньоре Вайнбреннер красивые места, а Умберто нужен на эстансии. Вы разрешите Педро сопровождать нас, дон Рикардо? Пожалуйста!

Виктория подумала, что ее голос звучит, как у маленькой девочки. Она вспоминала взгляд темных глаз дона Рикардо. Тот смотрел на нее, словно нашел в кошельке среди обычных песо peso feble — боливийские песо с низким содержанием серебра. Поворчав, свекор залился хохотом. Виктория едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть.

— Хорошо, — сказал он потом, — я могу позволить тебе такую экскурсию.

«Мне двадцать шесть лет, я взрослая женщина, — подумала Виктория, — у меня двое детей. Мне не нужно просить ни у кого разрешения». Но она лишь улыбнулась, радуясь тому, что сможет хоть ненадолго оказаться рядом с Педро и ни от кого не прятаться. Она будет рядом с ним и сможет этим наслаждаться.

Виктория отвлеклась от мыслей и снова взглянула на свое отражение. В ее глазах тлел огонек недовольства, которое она всеми силами пыталась скрыть. Девушка всегда старалась быть честной. Она ненавидела ложь, но в ее жизни честность больше ничего не значила.

— У тебя в самом деле очень красивая жена, Умберто, и к тому же очень умная. Я не знаю, чем такой человек, как ты, мог привлечь внимание столь красивой и смышленой женщины. — Дон Рикардо долго и внимательно глядел на сына. — Ну хорошо, ты тоже красив. Но насколько ты сообразителен? — Дон Рикардо рассмеялся. — Может, мне стоит оставить свое наследство невестке? Она уж точно сумеет правильно им распорядиться.

— Ты не сможешь этого сделать.

В кабинете отца Умберто сидел в кресле для посетителей и болтал ногами, словно ему было не тридцать пять лет, а тринадцать, потом встал, чтобы налить себе рома из графина, стоящего на приставном столике.

— Что? Я не смогу? — Дон Рикардо усмехнулся. — Ты все еще не понял, мой дорогой: я могу все. — Он откинулся на спинку стула. — Ты ее любил?

— Нет.

Умберто взглянул на отца, словно сам удивился своим словам. Он вспомнил о том дне, когда впервые увидел Викторию в сопровождении ее родителей у собора Парижской Богоматери. Она показалась ему такой свободной и чудесной. У Виктории была танцующая походка, не такая, как у большинства европейских женщин. «Вот она», — подумал тогда Умберто. Он последовал за ней, ждал ее у отеля, как опьяненный любовью мальчишка, пока не увидел ее одну. Он с ней заговорил. Впервые в жизни. Впервые в жизни он сам принял решение и почувствовал, что оно правильное.

Дон Рикардо засмеялся, вернув сына к реальности.

— По крайней мере, ты хотя бы не любил ее. Собственно, нет смысла жениться на женщине, которую любишь, сын мой, вот что я тебе скажу. Хотя я и не могу этого понять. Виктория красивая женщина. Ну, хорошо, думаю, что я вряд ли смогу тебя понять.

Умберто избегал смотреть отцу в глаза. Он солгал. На самом деле он любил Викторию, но, хоть убейте, не мог вспомнить, когда все началось. Возможно, именно в тот первый миг у собора Парижской Богоматери: она придержала чепец рукой, чтобы его не унесло ветром. Светлые волосы, тонкая талия, широкий кринолин… Девушка, которой нечего скрывать. Да, это была ее сильная сторона, и этим она ему нравилась. Наверное, в Париже он выпил слишком много красного вина или слишком много зеленого пойла под названием абсент. Были дни, о которых Умберто ничего не мог вспомнить, дни, которые он провел в пьяном угаре.

Сейчас он еле сдержался, чтобы не улыбнуться. Умберто всегда хотел заслужить восхищение отца, но давно понял, что этого никогда не случится. В какой-то момент он подумал о маленькой проститутке из Сальты, которую ненадолго затащил к себе в постель. Может быть, когда-нибудь он привезет ее еще раз. Он хорошо ей заплатил, она наверняка ему не откажет, несмотря на синяки, которыми он «украсил» ее тело. Несмотря на то что он ее избил… Это случилось в первый раз. Когда Умберто услышал ее крик, он не смог остановиться. Страх в ее округлившихся глазах доставлял ему странное удовольствие — ощущение силы, которую Умберто больше не хотел сдерживать. Потом он потребовал, чтобы девушка взяла его за руку и утешила. Разве она не сказала, что поедет с ним куда угодно, стоит ему только позвать?

Умберто опустошил бокал. Он по-прежнему не смотрел на отца.

— Виктория очаровательна. Она знает, как вести себя в обществе, — произнес дон Рикардо после паузы.

«Она не такая, как твои шлюхи», — добавил за отца Умберто. Но что теперь делать? Он любил привязчивых темнокожих баб, особенно одну из них. «Я бы женился на ней, — подумал Умберто — если бы уже не был женат. Я бы женился на ней, отец, чтобы хоть раз в жизни увидеть, как с твоего лица исчезает маска равнодушия. А еще потому, что я люблю ее. Вот ее я точно люблю». Умберто решительно откашлялся.

— Но ты ведь наверняка позвал меня сюда не для того, чтобы поговорить о моей жене, отец?

Рикардо вздохнул.

— Нет. Конечно же нет. — Он принялся складывать на столе какие-то бумаги. — Речь пойдет об этой сделке.

Умберто наконец взглянул на отца. Сделка… Его глаза загорелись. Возможно, настал момент, когда отец посвятит своего сына в дела, о которых тот мог лишь догадываться. Например, как дону Рикардо удавалось за дешевые боливийские серебряные монеты покупать неизменно хороший товар.

Анна уже несколько недель гостила на Санта-Селии, а к цели так и не приблизилась. Как только она заговаривала о причине, по которой совершила столь долгое путешествие, Виктория уверяла ее, что в обратный путь летом, да еще во время сильных ливней, лучше не отправляться. При этом Виктория оставалась такой же дружелюбной и была переполнена счастьем оттого, что подруга гостила у нее. Иногда Анне казалось, что Виктория просто не хочет ее отпускать.

«Может, Виктория чувствует себя одинокой? — думала она. — Умберто часто в разъездах, и нет никого, с кем молодая женщина могла бы поделиться мыслями». На прогулках их теперь сопровождал некий Педро Кабезас — старший работник эстансии. Он вежливо разговаривал с обеими девушками, но был очень замкнут. Педро оказался первым индейцем — хоть и полукровкой, — который заговорил с Анной, но когда она захотела больше узнать о нем, не произнес ни слова.

— Они все такие, — сказала Виктория, когда Анна в очередной раз о чем-то спросила Педро и получила вежливый, но односложный ответ, — молчат как рыбы.

Анна покраснела. Собственно, с ее стороны это было невежливо. Она не имела права расспрашивать этого человека. Она повернула лошадь немного в сторону, чуть подождала, а потом поехала вслед за Педро и Викторией.

Как обычно, Анна думала о Марлене. Она скучала по дочке. Анне было очень больно оттого, что ее малышки не было рядом, и эта боль усиливалась, когда девушка наблюдала за тем, как играет Эстелла. Конечно, Виктория была права, говоря о том, что разгар лета — не самое лучшее время для поездки. Но Анна не хотела оставлять дочку одну надолго без особой надобности. Ей, без сомнения, нужно было решиться и еще раз серьезно поговорить с подругой.