— Марлена, — неожиданно прошептала Анна и зажала ладонью рот.

Она так хотела, чтобы у ее маленькой дочери все сложилось хорошо. Теперь Анна понимала, что должна решиться, хоть ей и будет нелегко.

— Как ты себе это представляешь?

Виктория отступила от Анны, словно больше не могла переносить ее близость. Она нахмурилась.

— Все так, как я сказала, Виктория. — Анна сглотнула слюну. — Я видела вас обоих.

Взглянув ей в лицо, Виктория отступила еще на шаг назад и натолкнулась на туалетный столик. Зеркало с грохотом ударилось о стену, дребезжа, опрокинулись флакончики духов. Виктория лихорадочно размышляла. «Правда ли то, что говорит Анна? Видела ли она на самом деле, как они с Педро?..» У нее по спине пробежал озноб. Виктория развернулась, не глядя, взяла серебряный гребень и провела большим пальцем по зубцам. Она заметила в зеркале отражение своего бледного лица. Лишь на щеках были розовые пятна. Виктория глянула на отражение Анны, нерешительно повертела гребень в руках, потом снова обернулась к собеседнице.

Неужели они с Педро оказались такими беспечными? Виктории вдруг стало холодно. Она почувствовала, как по ее спине побежали мурашки, а волоски на руках встали дыбом. Анна неожиданно подошла к ней. Виктория отпрянула.

— Я ничего никому не сказала, — запинаясь, произнесла Анна. — Правда, я…

Виктория удивленно подняла брови.

— Но ты хочешь рассказать об этом, если я не выполню то, чего ты от меня требуешь. Я правильно тебя поняла?

Она говорила негромко, но каждое слово было для Анны словно удар кнутом, от которого девушка вздрагивала. Виктория была в ярости, однако все же боялась, что ей не удастся сохранить свою тайну. Но что, если Анна не единственная, кто это заметил? При мысли о доне Рикардо Виктория попыталась подавить новый приступ озноба. Его угроза была еще свежа в ее памяти.

«Я ведь тоже заслуживаю счастья, — подумала она. — Почему лишь другие могут быть счастливыми? Юлиус любит Анну. Донья Офелия любит Умберто». О да, Виктория была не глупа, она это заметила. Ее свекровь была до безумия влюблена в своего сына. Девушка покачала головой и крепче сжала гребень. Зубья врезались в руку, но боли Виктория не чувствовала, потому что ее нельзя было сравнить с тем, что творилось у нее в душе.

— Кстати, ты же не думаешь, будто он действительно хочет на тебе жениться, не так ли? Наш Юлиус происходит из богатой гамбургской семьи, разве ты этого не знала? Он протестант. Такие обычно не берут в жены католичек с улицы, — насмешливо произнесла Виктория.

Ей хорошо было видно, что Анна снова вздрогнула.

— А кроме того, Юлиус работает в немецком торговом доме. Если он хорошо себя проявит, все дороги будут для него открыты. Может быть, у него даже будет доля в общей прибыли, так он мне говорил. Его отец гордится им, и это в действительности все, что нужно Юлиусу. Он хочет, чтобы отец им гордился, поэтому найдет себе невесту в Германии и женится на ней.

Виктория отложила гребень в сторону, взяла с туалетного столика жемчужное ожерелье и начала перебирать жемчужины пальцами.

— В эту схему, как ты сама это понимаешь, не вписывается простая девушка из трущоб. Я надеюсь, что ты ему еще… Ну, в общем, не отдалась.

— Я не живу в трущобах.

Виктория с сожалением взглянула на бывшую подругу, которая решительно мотала головой. Благодаря четкому пробору и овальному лицу Анна часто напоминала ей Мадонну. Виктория задавалась вопросом: как много известно Анне? «Может быть, я с самого начала дала ей повод, и теперь она хочет меня шантажировать. Но с тех пор столько всего произошло…»

— Я подарила мужу двоих детей, — тихо произнесла Виктория, борясь с чудовищной усталостью. — Как ты считаешь, я исполнила свой долг? Может быть, он тоже так думает…

— Да, возможно. — Анна, нервничая, осмотрела комнату. — Но ты ведь не хочешь, чтобы я довела дело до конца?

Виктория не ответила. В голове у нее бушевал вихрь мыслей. Очевидно, Анна знала о Педро, но не знала, что Пако — его сын. Никто этого не знал. Почему-то Виктории нравилось, что ей известно нечто такое, о чем никто, кроме нее, не догадывается. По какой-то причине ей даже казалось, что это может ей пригодиться, но теперь для правды было слишком поздно.

— Я хочу лучшей жизни для Марлены, — произнесла Анна, рассчитывая на понимание.

— И собираешься добиться этого с помощью моих денег, которые ты сейчас вымогаешь. — Голос Виктории звучал язвительно. — Я называю это хорошим началом.

Она заметила, что Анна испугалась. Но она не пойдет на уступки. Если Анна решилась на вымогательство, то ей придется прожить с этим всю оставшуюся жизнь.

В ту ночь Анне так и не удалось уснуть. Она долго прислушивалась к звукам, которые раздавались на эстансии. В доме слышались чьи-то шаги, чьи-то голоса, и из-за этого девушка не могла сомкнуть глаз. А потом тишина стала действовать ей на нервы.

Когда утром вновь раздались голоса, Анне казалось, что она вот-вот уснет. Беспокойство, охватившее ее после разговора с Викторией, усилилось. Сейчас девушка смогла разобрать голоса дона Эуфемио и его младшей дочери, доносившиеся с внутреннего двора. Очевидно, они вновь приехали навестить Сантосов. Значит, за завтраком будут гости.

Анна встала и подошла к одному из окон. Прошло несколько минут, прежде чем она поняла: Розита еще не приходила. Анна подождала еще немного и решила, что этим утром Розита, скорее всего, не появится. Никто не подготовил для нее какое-нибудь платье Виктории.

Девушка нерешительно огляделась и открыла платяной шкаф. В нем не было ничего, кроме платья, в котором она сюда приехала. Оно было выстирано и заштопано, но, несмотря на усилия служанки, осталось таким же, каким и было, — серым бесформенным балахоном, знававшим лучшие времена.

Донья Офелия раскрыла рот от удивления, когда Анна предстала перед ней в таком виде. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержаться. Если до этого момента никто не догадывался, что Анна и Виктория поссорились, то теперь это стало очевидным. Анна вежливо поздоровалась со всеми членами семьи Сантос, кивнула дону Эуфемио и сеньоре Теофиле.

Взгляды присутствующих, а также язвительная ухмылка Виктории, ранили Анну до глубины души, но она высоко держала голову, вспоминая о Марлене. То, что она сделала, было дурно, но она совершила этот поступок ради дочери. Теперь Анна знала, что может шантажировать ради нее, может лгать и, если потребуется, пойдет на все.

Сейчас это была совершенно иная Анна. Вечером она легла в постель одним человеком, а за столом сидела уже совсем другая. Утром она решила, как поступит с украшениями, которые дала ей Виктория за молчание. Анне не нравилось быть вымогательницей, но был ли у нее выход? В Буэнос-Айресе она сможет открыть фирму по сдаче внаем лошадей, о которой мечтала последние годы. Анна замялась, когда служанка поднесла ей корзинку со сдобными булочками, затем взяла одну, отбросив мысли о Штефане Брейфогеле. Ей нельзя было бояться того, что ожидало ее впереди. Нужно было действовать решительно.

Виктория долго и внимательно смотрела на Анну, когда та пила шоколад, который ей подала служанка.

— Сейчас так одеваются в Буэнос-Айресе? — спросила она, обратившись к Анне.

Молодая сеньорита Санчес едва сдерживала смешок. Донья Офелия подняла брови, но ничего не сказала. Мужчины же были заняты разговором, словно женщин вовсе не было в комнате.

Анна ничего не ответила. Что бы ни сказала Виктория, ее это не могло задеть. Она добилась своего и знала, что поступила правильно.

— Виктория, постой!

— Чего тебе надо?

Может быть, это угрызения совести заставили Викторию так резко ответить, но она не хотела этого признавать. Она сжала губы и едва не вскрикнула от боли, когда Педро схватил ее за плечи. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Не в первый раз голубые глаза утонули в черных. Виктория гордо вскинула голову. Она ни в коем случае не потерпит порицания. Она уже не маленькая девочка, за которую решают другие.