Не став откладывать дело в долгий ящик, мы быстренько экипировались, выкатили «восьмерку» и через полчаса уже были на базе. Из найденного оружия отобрали по несколько образцов, остальное засыпали в топливные цистерны. В соседних цистернах упокоились мертвецы. Над каждым баком взорвали по несколько авиационных ракет, надежно похоронив емкости под слоем земли. Такими же ракетами взорвали, вплоть до фундаментов, все строения, предварительно закатив туда технику. Из бункера с «хроноконвертером» извлекли всю начинку. На подрыв этого мощного сооружения ушел весь оставшийся запас ракет. В общем, несмотря на то что в этой реальности только-только перевалило за полдень, мы провозились до темноты. На «базовую» возвращались усталые, голодные, но ужасно довольные собой.

На «Катке» девушки даже не заметили нашего отсутствия. Прихватив на кухне несколько бутербродов, мы отправились в сауну. Когда, хорошенько попарившись после трудов праведных, мы вышли во двор, там уже стоял знакомый темно-синий «Пежо-206». Вернулась Маша.

– Отдыхаете? – спросила моя любимая, выходя из соседнего корпуса и чмокая меня в щеку.

– Ага, загораем и купаемся! – весело ответил я. – Всего лишь удлинили свой рабочий день на несколько часов. А как у тебя дела?

– Только что проверила рабочих. Они полностью закончили ремонт этого здания, получили расчет и уехали. Теперь здесь можно размещать компьютерный центр и мастерские. Завтра займусь перевозкой всего нашего оборудования с Сокольнического вала. Аренду офиса и рембоксов в НИИ я аннулировала.

– Ну и правильно! – сказал Игорь. – Теперь основной центр нашей работы будет здесь. Вот только тут всего один телефон, и тот, кажется, не работает.

– На днях нам поставят еще несколько номеров и протянут пару оптоволоконных линий для Интернета. – У Машеньки на все были готовы ответы.

Ребята даже зааплодировали.

– Слушай, а ведь у нас в офисе две девочки сидели: секретарь и бухгалтер. Что с ними делать? – вспомнил Мишка.

– Вы так разбаловали этих финтифлюшек, что они даже на работу перестали выходить. – Маша достала из папки несколько листочков: – Вот приказы об их увольнении. Миша, ты числишься генеральным директором, подпиши!

Мишка, огорченный таким развитием событий (этих девок он явно держал в резерве), поставил свою подпись на документах.

– Что будем вечером делать? Еще кому-нибудь морду начистим или все-таки отдохнем по-человечески? – страдальчески простонал Бэтмен.

– Может, в Москву скатаем, в любимый кабачок завалимся? – предложил Горыныч. – Заодно гостям нашим город покажем.

– Я не против, – сказала Маша. – Сейчас только приму душ и переоденусь.

– Давай, а я тем временем позвоню в «Аль-Казар», закажу столик. Надеюсь, они не откажут своим постоянным клиентам, – предложил я. – Надо лишь сообразить, на сколько человек…

– Считаем, нас четверо, да трое девушек, да двое господ офицеров, всего девять, – выдал результат Гарик. – Вроде никого не забыл?

В Москву отправились целой колонной. Впереди рассекал «мерседес» Горыныча, за ним мой «BMW», и замыкал кавалькаду «лексус» Бэтмена. Вечер удался на славу. Поужинав в «Аль-Казаре», мы два часа колесили по городу, показывая вновь прибывшим достопримечательности столицы. Особый восторг красоты мегаполиса вызвали у Кати. Девушка немного оттаяла и уже не казалась серой мышкой. Косарев и Крюков высказывали свое мнение более сдержанно. В их мире столицей являлся Санкт-Петербург, блиставший великолепными архитектурными изысками. А Москва оставалась тихим купеческим городом, застроенным трех-, пятиэтажными домами, с населением в три миллиона человек. Но новых впечатлений хватило на всех.

Оживленно болтая, мы возвращались на «Каток» в легких летних сумерках. Уже проезжали Серпухов, как вдруг с совершенно безоблачного неба грянул гром, окрестности залил яркий белый свет, словно от фотовспышки. Мы остановились и вышли из машин, чтобы посмотреть на необычное явление. Через несколько секунд над нами, в направлении Москвы, с жутким ревом пролетел весьма знакомый по недавним боям самолет.

– Нижегородский! – в один голос воскликнули Мишка и Гарик.

– И сюда добрались, мерзавцы, – констатировал я.

Шейх Мохаммед Али Аль-Агдаль, нефтяной магнат, миллиардер, а по совместительству лидер террористической организации «Копья гнева пророка» вылетел на своем личном самолете «Гольфстрим» из аэропорта Абу-Даби на Сейшельские острова, отдохнуть и развеяться. После набора высоты стюард принес шейху первый за полет стакан виски. Конечно, пророк запретил правоверным употреблять вино, но ничего не говорил о виски и водке. Поэтому Аль-Агдаль не отказывал себе в этих напитках. Где-то над Красным морем шейх выпил второй стакан и слегка задремал. Его покой был нарушен вспышкой белого света за окном, которая пропала с явно слышимым щелчком. Аль-Агдаль снял трубку внутреннего телефона и поинтересовался у пилота, в чем дело. Пилот немного растерянно ответил, что толком не понял, но, кажется, все в порядке. Успокоившись, шейх снова задремал.

Воздушный патруль авианосца «Владимир Мономах», флагмана Индоокеанского флота Российской империи засек появление неопознанной цели, следующей курсом на эскадру. Убедившись, что определитель «свой-чужой» не может идентифицировать объект, командир патруля вызвал чужака по радио на открытой волне. Цель безмолвствовала. Не мудрствуя лукаво командир, ветеран, прошедший весь Второй Джихад, отдал приказ ведомому на уничтожение, а сам набрал высоту, чтобы прикрыть атаку.

Никто из экипажа и пассажиров «Гольфстрима» не знал, что попал в зону постоянных боевых действий. Тяжелые истребители русских «С-155» имели специальное покрытие, делающее их малозаметными для радаров, да и выхлоп плазменных турбин впитывал волны радаров как губка. Поэтому пилоты «Гольфстрима» даже не заметили начало атаки. Ракета, выпущенная истребителем, появилась на экране радиолокатора за две секунды до контакта. Шейх Мохаммед Али Аль-Агдаль и его прихвостни погибли мгновенно, так и не поняв, что отправило их к Аллаху.

Анатолий Михайлович Бубнов, вице-президент акционерного общества «Зодиак», больше известный в криминальных кругах под кличкой Толик Бубен, ехал на своем «Мерседесе Е-500» по Тверской улице в направлении Манежной площади. Дело было в три часа ночи. Центральная магистраль города практически пустынна, поэтому Бубен разогнался до ста восьмидесяти. Не обращая внимания на свистки ночных милиционеров, Анатолий Михайлович все топил и топил педаль акселератора. На заднем сиденье тихонько повизгивала от страха молоденькая проститутка. Назвать состояние, в котором находился вице-президент, нетрезвым, значит сильно погрешить против истины. Бубен был сейчас практически невменяемым. Возле Пушкинской площади в погоню за «мерседесом» бросился милицейский «линкольн». Это дало повод Бубнову еще сильнее нажать на газ. Но менты не отставали. Практически напротив памятника Юрию Долгорукому машину беглеца охватило белое сияние, раздался громкий щелчок. Водитель «линкольна» машинально нажал на тормоза, но «мерседес» пропал, словно проглоченный этим странным светом. А Бубен даже не заметил произошедшей с ним метаморфозы. Даже когда автомобиль стало подбрасывать на огромных колдобинах посреди совершенно пустой, не освещенной, узкой улицы, узнать в которой Тверскую мог только профессиональный историк. И баррикаду из бетонных блоков на спуске к Манежной Бубен тоже не заметил. Погиб он практически мгновенно, подушки безопасности оказались бессильны. Несчастная девушка-проститутка прожила на несколько минут дольше и успела увидеть, как машину обступили вооруженные люди. Это были охранники комплекса зданий правительства Московии.

По иронии судьбы мысль описать наши приключения пришла мне в голову во второй раз опять на Средиземном море. Вспомнив тот случай двухлетней давности, я оглядел окружающую меня обстановку и громко расхохотался – настолько она соответствовала тогдашней. Такой же мягкий шезлонг под задницей, то же ласковое осеннее солнышко. Не хватало только девок в бассейне, да в бокале вместо коллекционного вина было налито обыкновенное отечественное пиво «Бочкарев». Поэтому почти не задумываясь, я достал ноутбук, положил его на колени и набрал первые строчки: «Впервые мысль описать свои приключения пришла ко мне два года личного времени назад или тридцать семь лет местного времени вперед».