«Что еще остается делать?» — чувствуя себя несчастной, подумала Уинн, когда маленькая компания тронулась в путь. В который раз она спрашивала себя, почему отказалась войти в жизнь Клива. Неужели гордость важнее, чем счастье, которое она видела в глазах детей? Неужели действительно она будет счастливее здесь, а не в Англии, где смогла бы проводить с ним хотя бы какое-то время?
Она знала ответ, который вызвал в ней и дрожь и страх. Но ей приходилось считаться не только с собой и своей семьей. А как же Гуинедд? А как же ее положение Вещуньи и открывшийся дар Изольды? Неужели она должна все это бросить ради Клива?
Вокруг Уинн щебетали дети. До нее донеслись слова предостережения, обращенные к двум смельчакам-наездникам, что только усилило ее смятение. Клив был бы им таким хорошим отцом. Ну как ей оставить все это?
И тут вдруг она потеряла уверенность в том, что он собирается просить ее вернуться с ним в Англию. Эта мысль совсем озадачила ее. Она не могла удержаться, чтобы искоса не взглянуть на него, не переставая гадать, что же его сюда привело. Он улыбался Бронуэн, и Уинн с любовью всматривалась в его профиль, запоминая каждую черточку. Прямой гордый нос, худые щеки, сильный подбородок. Изгиб губ.
Тут он повернулся и встретился с ней взглядом.
Уинн сразу отвернулась, но не настолько быстро, чтобы не заметить властный, пытливый огонь в его глазах. Сердце ее застучало не столько от страха, сколько от предчувствия, потому что этот взгляд ответил по крайней мере на один ее вопрос: он приехал за ней. В этом можно было не сомневаться. Но согласится ли она уехать?
Гуинедд стояла на каменном крыльца главного входа.
— Ты все-таки приехал, — сказала она, следя невидящими глазами, как к ней приближается Клив.
— Да, приехал, — ответил Клив и взял протянутую руку Гуинедд. — Не окажете ли гостеприимство усталому путнику?
Гуинедд усмехнулась,
— Живи, сколько понадобится, сынок.
На дворе сразу забурлила деятельность. Клив снял Артура и Изольду с лошади. Кук и остальные служанки высыпали из кухни. Как муравьи, собравшиеся вокруг сладкого печенья, они окружили его лошадей, принялись снимать пожитки и относить их в замок. Даже дети помогали, пока все вещи не оказались в доме. Только Уинн оставалась в стороне, наблюдая за происходящим. Ее мучили вопросы, но она боялась их задать.
— Дети, дети, — захлопала в ладоши Гуинедд, и все трое на секунду стихли. — Мне нужны три пары сильных рук, чтобы помочь убрать прялку. Идемте. Еще успеете наговориться с Кливом.
— Ой, а можно остаться? — заныла Изольда.
— Я хочу помочь накормить Ситу, — запротестовал Артур.
Но их перебила Бронуэн.
— Вы слышали, что сказала бабушка Гуинедд? Ей нужно помочь. Кроме того, сэр Клив накормит лошадей с помощью Уинн.
Артур и Изольда обменялись взглядом, полным внезапного понимания, и сразу напомнили Уинн Риса и Мэдока. Потом они закивали и попятились.
— Ты права, Бронуэн.
— Пошли, поможем бабушке Гуинедд.
Они так явно стремились оставить ее наедине с Кливом, что Уинн чуть не рассмеялась. Но вместо этого она проглотила неприятный комок, появившийся в горле. Как можно желать и бояться одного и того же с одинаковой силой? Уинн обхватила себя за плечи, ожидая, чтобы все разошлись. Ожидая, что Клив заговорит. Ожидая наконец понять, как она поступит.
Он тоже чего-то ждал, и Уинн уловила в нем сомнение. Ему явно было не по себе, особенно если учесть, какой далекий путь ему пришлось проделать для этого разговора.
Она предполагала, что его беспокоит, как бы она вновь ему не отказала. И опять ее чуть не разобрал смех. Он боялся, что она ему откажет. Она же боялась, что согласится.
— Ты поможешь мне с лошадьми?
Уинн медленно кивнула. Она взяла протянутые им поводья трех низкорослых лошадок, стараясь не дотронуться до его пальцев. Она уже много раз убеждалась, что его прикосновения действуют на нее, как непреодолимая сила. Всепоглощающая.
Они отвели шестерых животных к огороженному участку рядом с конюшней. Только когда лошади были выпущены в загон и ворота за ними закрыты и заперты на замок, Клив повернулся к Уинн.
— Я… я приехал повидать тебя, Уинн, потому что… — он замолчал и нервно облизал губы. Затем поморщился, недовольный таким нескладным началом. — Господи, женщина, ты лишаешь меня всякого мужества.
Она взглянула ему в глаза, которые потемнели от переживаний. Это она-то лишает его мужества? Да, стоит им оказаться вместе, как они сразу глупеют.
— Я покинул Англию, Уинн. Я пришел в Уэльс, чтобы остаться. Если ты примешь меня.
Услышав это невероятное заявление, Уинн от удивления открыла рот. На секунду голова отказалась думать, и Уинн даже решила, что ее подвел слух. Но Клив продолжал, по-прежнему стоя в двух шагах от нее.
— Лорд Уильям освободил меня от помолвки с леди Эделин. Впрочем, она не очень переживала, — добавил он, криво усмехнувшись. — Я привез письма Дрюсу от нее и ее отца…
— Так ты не женился на ней? — выпалила Уинн. Из всего сказанного ее заинтересовало только это.
— Нет. И никогда на ней не женюсь, Уинн. — Он шагнул вперед, но остановился, словно борясь с самим собой. — Есть только одна женщина, на которой я хочу жениться. Есть только одна женщина, которую я хочу взять в матери своим детям.
Внутри у нее все всколыхнулось от невероятной радости, на глаза навернулись слезы, и сердце сжалось от счастья.
— Это я? — спросила она тихим дрожащим голосом. Он кивнул, не сводя с нее горящего взгляда.
— Если ты согласишься принять бедного англичанина, который может дать тебе всего несколько лошадей, несколько монет и любящее сердце.
В тот же миг она оказалась в его руках, плача, смеясь и обнимая его так, словно уже никогда не отпустит. Впрочем, она понимала, что теперь ей этого делать не придется. По ее щекам струились слезы, сердце переполняла любовь.
— Ты выйдешь за меня, дорогая? — пробормотал он возле самых ее губ. Он поцеловал ее, и все их чувства, так долго запертые, вырвались наружу. — Ты выйдешь за меня? Скажи, скажи эти слова, любовь моя. Мне нужно их услышать.
— Я выйду за тебя, Клив Фицуэрин. Я выйду за тебя и буду твоей женой. Навсегда. Я очень тебя люблю. — Последнее она произнесла, глядя прямо ему в глаза, которые излучали столько любви, что ее сердцу даже стало больно.
Он наклонил голову, чтобы снова ее поцеловать, но на этот раз она больше не сдерживалась. Она вложила в поцелуй всю свою любовь, понимая теперь, что для них не было другой судьбы. Их любовь была предопределена свыше.
До Уинн смутно донеслись хлопки и возбужденные детские крики. Она со смехом отстранилась от Клива ровно на столько, чтобы повернуть голову, и увидела трех своих пострелят. Они свешивались из окна второго этажа, и Уинн поняла, что эта троица внимательно следила за всем происходящим.
— А ты знаешь, когда мы поженимся, ты получишь в придачу многочисленное семейство.
Клив взглянул на три улыбающиеся рожицы в окне.
— На другое я не согласен. Мне иногда даже казалось, — задумчиво добавил он, — что все пятеро приложили руку к этому делу. — Он снова взглянул на Уинн. — Я даже подумывал, не сделать ли мне предложение в их присутствии. Знаю, они бы одобрили.
— Так почему ты не сделал это раньше, пока они не ушли к Гуинедд?
Руки Клива медленно скользнули вверх, к ее плечам. Темные глаза светились сердечной теплотой. Когда он заговорил, голос его был серьезен.
— Я не был уверен в твоем ответе. Но если бы ты все-таки дала согласие, мне хотелось, чтобы ты это сделала по доброй воле. Потому что ты сама решила стать моей женой, и тебя на это никто не толкал. Я хотел убедиться, что ты принимаешь мое предложение только потому, что любишь.
На глаза Уинн опять навернулись слезы.
— Я люблю тебя… по многим причинам. Одна из них — это то, что из тебя получится хороший отец моим детям. И тем, что есть, и тем, что будут. — Она улыбнулась, переполненная любовью, рвущейся наружу. — Но будь я одна-одинешенька или матерью сотни ребятишек, я все равно хотела бы иметь мужем только тебя.