Кто-то хриплым, незнакомым голосом проговорил:

— Головина и Лежнева убили. Ивана Чижика ранили...

В землянке стало тихо. Купрейчик, не поднимая головы от подушки и не меняя позы, тихо сказал:

— Ложитесь спать, завтра рано вставать.

Но, несмотря на сильную усталость, он так и не смог заснуть. Перед глазами стояли лица погибших товарищей. Рассудительный и сильный Валентин Головин. Рядом с ним командир всегда чувствовал себя спокойно, полагаясь на его опыт и смекалку. А Ярослав Лежнев появился в разведвзводе тогда, когда Алексей находился в госпитале. Вместе с ним он всего лишь пять или шесть раз ходил в тыл врага. Парень, несмотря на свою молодость — ему исполнилось двадцать, — был смелым бойцом.

И вот их нет в живых.

Хоронили Головина и Лежнева утром. Вырыли могилу на небольшом пригорке, чтобы посуше было, увидев, что у Головина на гимнастерке не застегнута одна пуговица, словно боясь, что он простудится, Степаныч застегнул ее. Купрейчик молча положил на грудь каждому новенькие погоны. Головина и Лежнева завернули в плащ-палатки и положили в могилу. Бойцы плакали, не стесняясь друг друга. Грянул залп из автоматов, и над могилой на свежем земляном холмике появилась маленькая фанерная пирамидка с красной звездой...

Купрейчик как во сне брел к землянке. Он не слышал, как его дважды окликнул командир полка. Наконец до Алексея дошло, что Васильев зовет его, и подошел. Подполковник тихо сказал:

— Отдохни, а вечером в восемнадцать ноль-ноль будь у меня.

Купрейчик козырнул, ответил «есть!» и тут же пошел к разведчикам.

Он, конечно, догадывался, о чем будет разговор вечером. Во что бы то ни стало нужен язык! И ради этого, если будет необходимо, надо идти на жертвы.

Купрейчик не стал входить в землянку и, опустившись на траву, задумался.

Горечь утраты товарищей и неудачи, постигшие его ночью, жгли сердце. Он думал, как же все-таки выполнить задание. Потом встал и направился к передовой. Побывал во всех ротах, осмотрел всю оборону батальона. Долго всматривался в нейтралку, беседовал с разведчиками-наблюдателями, фиксирующими с помощью биноклей и стереотруб каждое передвижение врага, его позиции, расположение орудий и танков. Постепенно в его голове вырисовывался план операции. И когда ровно в восемнадцать ноль-ноль вошел в блиндаж командира полка, Алексей уже знал, что предложить.

Васильев взглянул на осунувшееся, почерневшее лицо командира взвода, бросил тревожный взгляд на стоявшего у стола начальника разведки дивизии — молодого подтянутого подполковника. Тот тоже видел состояние старшего лейтенанта и молчал.

Заставлять Купрейчика после такой тяжелой и бессонной ночи снова идти в тыл врага не поворачивался язык. Но кто в дивизии мог лучше старшего лейтенанта справиться с заданием?

Васильев спросил.

— Так и не отдохнул?

— Не могу, — просто и откровенно признался Купрейчик и, не дожидаясь, когда с ним заговорят о том, что язык нужен, как воздух, сказал: — Еще раз продумал план действий и считаю, что сегодня ночью надо пересечь линию фронта, днем замаскироваться у деревни Шиловка, — он подошел к карте, разложенной на столе, и показал, где находится деревня, — вот здесь, севернее, имеется небольшое болотце, заросшее кустарником. Это единственное место, где можно укрыться на день и наблюдать. Вечером, или же, по крайней мере, когда стемнеет, взять языка и ночью вернуться сюда.

Мухин, которого минут десять назад строго отчитал командир полка за что, что он рвался ночью на поиск, и поэтому все время молчавший, неожиданно горячо поддержал Алексея:

— Правильная идея. Я тоже считаю, что наобум взять языка на неразведанной территории невозможно. Надо днем определиться, наметить цель, а когда наступит темнота, действовать.

— Ну, а как думаешь пройти через первую линию обороны? — спросил Васильев.

— Вы должны отдать приказ артиллеристам помочь нам. Немецкие позиции пушкарями хорошо простреляны, — Купрейчик снова провел по карте пальцем, — место это простреливается перекрестным огнем пулеметов отсюда. Артиллерийский налет необходимо совершить на протяжении вот этой линии обороны, надо постараться нанести точные удары по пулеметам, держащим под прицелом это место. Мы пройдем по нему, а когда кончится артиллерийский огонь, перескочим через их траншеи. Для того чтобы сбить немцев с толку, я прошу организовать на левом фланге батальона ложную атаку. Пусть немцы подумают, что это была разведка боем. Обратно мы будем идти следующей ночью. О готовности к переходу линии фронта известим двумя красными ракетами, которые выпустим вот здесь, в центре немецкой обороны. Наша артиллерия должна открыть огонь. За это время тот, кто выпускает ракеты, успеет присоединиться к нам, и мы тем же путем вернемся сюда.

В блиндаже наступила тишина. Все обдумывали предложение старшего лейтенанта. Первым заговорил начальник разведки дивизии. Он спросил:

— Вы уверены, что спрячетесь в болоте? Может, зря вы лезете туда?

— Другого плана у меня нет, — резко ответил Купрейчик. — Я уверен, что мы сможем выполнить приказ только так.

— Сколько человек возьмете с собой?

— Двенадцать.

В разговор вмешался командир полка. И потому, как он задавал вопросы, все поняли, что тот одобряет план Купрейчика. Вскоре подполковник сказал об этом прямо, и решение было принято.

Купрейчик вернулся в свою землянку и сразу же приказал старшине собрать разведчиков, которые пойдут на задание.

Прошло пятнадцать минут, и люди были собраны. Алексей разложил на самодельном столе карту и, прежде чем приступить к инструктажу, молча посмотрел на присутствующих. Из «стариков» были только Зайцев, Луговец и Губчик.

Старший лейтенант определил, кто войдет в состав групп захвата и прикрытия. Рассказал о местности, на которой придется действовать, обстановке, сложившейся на ней, а затем предложил всем вместе, пока не стемнело, пойти на передовую, чтобы каждый визуально мог изучить путь, по которому они пойдут ночью. Бойцы долго и напряженно всматривались в нейтральную полосу. По их сосредоточенным и строгим лицам можно было представить о тех чувствах, которые они испытывали, продумывая каждый свой шаг.

Когда начало темнеть, разведчики пришли в расположение взвода и сразу же принялись готовиться к ночному походу.

Ровно в полночь они были на передовой линии обороны.

Пока Купрейчик беседовал с командиром батальона, а затем с подошедшим начальником разведки дивизии подполковником Харченко, разведчики сидели на дне траншеи и курили в рукав. Группу окружили бойцы взвода, в зоне обороны которого она сейчас находилась, и с нескрываемым интересом рассматривали каждого разведчика, в почтительной форме изредка задавая вопросы:

— К немцам идете?

— Угу, идем, — кратко и с достоинством отвечали разведчики.

— А когда назад?

— Видно будет. Как получится.

Ровно в час ударила наша артиллерия. Над немецкими позициями взметнулись красные всполохи огня, а слева, вдалеке, в артиллерийскую канонаду вмешалась ружейно-пулеметная стрельба. Это началась демонстративная атака.

Купрейчик подошел к своим и коротко приказал:

— За мной!

Они пригибаясь бежали к немецким позициям. Разведчики не боялись, что немцы увидят их. Сейчас, когда на их головы обрушились снаряды нашей артиллерии, они прятались в блиндажи, щели, норы, вырытые в окопах, и, конечно, следить за подходами к своим позициям не могли. Для разведчиков сейчас было главным побыстрее подбежать к вражеским позициям и в то же время не попасть под огонь своей артиллерии.

Купрейчик бежал первым, и когда до передней линии траншей оставалось не более двадцати метров, упал на землю. Надо было выждать, когда прекратится артналет.

Разведчики залегли рядом. Алексей взглянул на часы: «Через минуту обстрел должен прекратиться». И точно, ровно через минуту на этом участке наступила тишина. А на левом фланге продолжалась стрельба и крики «ура!». Не раздумывая Купрейчик тихо приказал: