Купрейчик виду не показывал, что сильно огорчен своим вчерашним промахом. Он забыл заделать проход в проволочном заграждении. И сейчас переходить линию фронта в том же месте опасно. Немцы могли днем заметить проход и устроить там ловушку. Надо идти другим путем.

Когда приблизились к вражеской траншее, Алексей определил по взлетающим ракетам, где есть промежуток пошире между осветителями, и первым пополз вперед, но вспомнил, что пленным со связанными сзади руками ползти невозможно, остановился и приказал связать им руки впереди. Разведчики быстро исполнили приказ, и группа ползком начала приближаться к вражеской траншее. Купрейчик дотронулся рукой до спины Губчика. Тот опередил всех и первым достиг края траншеи. Заглянул в черную пасть — пусто, только в нос ударил специфический «фрицевский» запах. Махнул рукой, свободно, мол, а сам не стал дожидаться, пока они приблизятся, перемахнул через траншею, пополз к проволочному заграждению, достал из вещмешка ножницы и начал готовить проход. Сделал его пошире, теперь уже беспокоиться, что немцы днем обнаружат его, не стоило.

Закончив работу, Губчик изготовил автомат к бою и устроился чуть левее подготовленного прохода. Если немцы и обнаружат группу, то он сможет прикрыть друзей огнем. Но все прошло как нельзя лучше. Разведчики перескочили траншею, преодолели проход в проволочном заграждении и прошли всю нейтральную полосу без единого выстрела.

В штабе полка не спали. Васильев, выслушав рапорт Купрейчика, обнял и поцеловал его:

— Ну, спасибо, Алексей, тебе и твоим орлам, спасибо!

Затем подполковник через переводчика коротко переговорил с пленными и сразу же позвонил командиру дивизии. Не жалея хороших слов в адрес разведчиков, доложил об их прибытии. Окончив разговор, он приказал начальнику штаба доставить пленных в штаб дивизии и, радостно улыбаясь, повернулся к Купрейчику:

— Комдив приказал всех участников операции представить к наградам!

Но Купрейчик уже не слышал его. Он сидел на нарах и спал, облокотившись на деревянную стойку.

Сегодня Владимиру впервые разрешили выйти минут на десять из госпитальной землянки. Он опьянел от обилия света, яркого весеннего солнца и свежего воздуха, подслеповато щурился, улыбался.

Мимо шла Панченкова. Она несла большое зеркало. Увидела Славина, подошла к нему.

— Что, сынок, солнцу радуешься?

— Да, тетя Дуся! Хорошо как! Думал, что и не увижу его. — Заметив в руках Панченковой зеркало, спросил: — Куда это вы несете?

— Да вот бойцы трофею захватили в немецкой колонне. Для госпиталя передали.

— Тетя Дуся! Поверните ко мне, дайте посмотреться. Два года не видел себя.

Панченкова повернула зеркало к Славину. Тот взглянул и своим глазам не поверил: перед ним стоял высокий, худой, как жердь, парень с длинными взлохмаченными волосами, бледным и худым лицом. Лихорадочно блестели черные глаза, одежда болталась. Долго и молчаливо, не то со страхом, не то с интересом разглядывал себя Владимир. «Неужели это я? Страшный какой!»

Словно издалека он услышал голос санитарки:

— Как себя чувствуешь, сынок?

— Спасибо, тетя Дуся, хорошо. Пуля во мне на память осталась.

Женщина, осторожно ступая по раскисшему снегу, направилась к землянке. Засунув руки в карманы госпитального полушубка, Славин смотрел ей вслед: «Надо же так держаться. О гибели Алексея Ивановича даже мне не сказала. Щадила, должно быть».

Прошло еще две недели. К Владимиру постепенно возвращались силы. С каждым днем он чувствовал себя все лучше. Наконец наступил день, когда ему было разрешено вступить в строй.

В конце апреля теплым солнечным днем Славин появился в отряде. Первым обнял его Тамков.

— Вытянул-таки. Молодец! Ей-богу, молодец! Сказать по правде, с трудом верил в твое выздоровление. Ну ничего. Жить тебе теперь, хлопец, до ста лет! А сейчас принимай отделение. В нем, будто специально для тебя, собрались молодые хлопцы, комсомольцы. Работы хватит по горло. Познакомишься с отделением и приходи в штабную землянку, получишь задание.

В отделении Славин встретился с молодыми партизанами. Это были ребята из нового пополнения.

С этого момента и началась для Владимира прежняя многотрудная жизнь, полная постоянной опасности.

Немцы, отчаянно сопротивляясь, все дальше откатывались на запад. Однако фюрер бросал на Восточный фронт все новые войска, технику, боеприпасы. Партизаны делали все возможное, чтобы спутать фашистские стратегические и тактические планы, не давать врагу покоя ни днем ни ночью.

Партизаны из отделения Славина минировали дальние участки железной дороги и шоссе.

Как-то вечером Тамков позвал Владимира в свою землянку:

— По данным разведки, в этих краях у немцев остался один ремонтно-восстановительный поезд, оборудованный мощным подъемным краном. Хочу поручить твоему отделению поохотиться за ним. Сначала намечалось подловить его на мосту и взорвать. Но ведь на подходе наши, и вот-вот поступит команда: не дать фашистам уничтожить этот мост. Поэтому мы решили силами двух отделений провести следующую операцию: Крайнюк со своими хлопцами подорвет на одном из участков вражеский эшелон, и немцы пошлют туда кран. Ты со своими ребятами заминируешь дорогу вот здесь, — Тамков показал красную пометку на трофейной немецкой карте, — на этом крутом повороте. Дорога тут проходит по высокой насыпи, а по сторонам — болото. Если удастся пустить поезд под откос, то достать кран из болота немцы не смогут.

Славин прикинул на глаз расстояние от базы до точки, которую указал на карте командир.

— Километров тридцать наберется.

— Тридцать пять. Я знаю, что ты туда еще не ходил. Поэтому возьмешь с собой Белоуса. Эти места он знает отлично.

— Белоуса? — переспросил Владимир и недоверчиво улыбнулся. Ему уже не раз приходилось слушать рассказы об этом человеке, о его чудаковатом характере. Раньше Белоус воевал в другом отряде, который попал в блокаду, вынужден был рассредоточиться и выходить из окружения небольшими группами. Тогда-то Белоус и встретился с партизанами Тамкова. Командир расспросил его, узнал, кто он такой, откуда, поинтересовался, что он может делать.

Белоус флегматично ответил:

— Могу поезда подрывать.

— Что еще умеете?

— Могу поезда не подрывать, — также хмуро и довольно вяло ответил партизан...

Тамков улыбку и молчание Славина истолковал по-своему:

— Что, сомневаешься? Это зря. Мужик толковый. Из любого затруднения выход найдет. Кстати, отряд, в котором он был до перехода к нам, находился в том районе.

— Нет, не об этом я подумал, Андрей Леонтьевич. Вспомнил, как он с вами познакомился.

Тамков рассмеялся:

— Да, это точно было. Его и прозвали мастером двух дел. Ну, иди. Готовься...

Славин вышел от командира и быстро разыскал Белоуса. Тот сидел у входа в землянку, чистил винтовку. Владимир примостился рядом:

— Меня только что Тамков вызывал, приказал провести одну операцию. Направляет в те места, где ты раньше партизанил. Посоветовал и тебя взять. Как ты на это смотришь?

Белоус поднялся на ноги, вскинул винтовку, прицелился в верхушку сосны.

Это был высокий, могучий, светловолосый парень, в плечах косая сажень. Славин заметил, что он даже винтовку вскидывает неторопливо. «Увалень, будет ли с него толк?» — подумал Владимир. А Белоус, прислонив к дереву винтовку, вытер ветошью руки и только после этого взглянул на Славина:

— А нам, солдатам-мужикам, все равно, что пулемет, что самогон... Лишь бы с ног сшибало.

Славин улыбнулся:

— Ну так как, пойдешь?

— Я же ответил: нам, подрывникам, все равно, где взрывать — далеко или близко, абы немецкие составы под откос летели. Когда уходим?

— Часа через два. Ночевать будем уже там.

— Буду готовиться, — спокойно сказал Белоус и, собрав разбросанные на траве масленку, шомпол, несколько тряпиц, взял винтовку и ушел в землянку...