Майор рассеянно кивнул головой и молча продолжал смотреть на карту. Вдруг он оторвался от карты, как-то внимательно и даже удивленно посмотрел в глаза Мочалову и перевел взгляд на офицеров:

— Хоть один не забыл, что он служит в армии, а то подошли некоторые и голос стыдятся подать, как на вечеринку пришли. — И тут же майор резко сменил тему: — Я пригласил вас, чтобы посоветоваться: идти ли дальше, или, пока еще не совсем стемнело, сделать остановку, чтобы люди успели подготовиться к ночлегу.

— А где мы находимся? — спросил пожилой капитан и подошел к майору, чтобы заглянуть в карту. За ним потянулись и другие командиры. Получалось, что они находились почти в центре большого лесного массива. Решение было единодушным: остаться на ночлег здесь. Гридин осторожно сложил, а затем спрятал в планшетку карту и приказал:

— Тогда объявляйте остановку. Вы, товарищ капитан, оставьте охранение. Остальным — быстро за работу.

Колонна остановилась, и вскоре в лесу послышались удары топоров. Несмотря на усталость люди действовали быстро и сноровисто. Буквально на глазах появились шалаши, сооруженные из жердей, тонких стволов деревьев и ветвей, кое-где раскинулись палатки, забренчали котелки, вспыхнули костры. Гридин и шесть командиров, в том числе и Мочалов, разместились в большой штабной палатке. Наскоро перекусив, легли спать. Гридин предупредил, что их поднимут в пять часов, проведут совещание, а в шесть сыграют подъем всем бойцам.

Мочалов лежал на толстом слое ветвей, уткнувшись в шинель. Ныли натруженные ноги, болело все тело, а мысли снова вернули его к первому дню войны.

Может, и к лучшему, что все сложилось именно так. Мочалов вспомнил, как он, войдя в лес, увидел, что сумерки сгущаются, и побежал. Бежал он долго, и когда решил, что большая часть пути уже позади, перед ним как из-под земли выросли две солдатские фигуры с винтовками наперевес:

— Стой! Руки вверх!

Мочалов еле остановился, чуть не упершись грудью в дуло винтовки. Но руки поднимать не стал, так как никогда этого не делал, и даже в такой неожиданной обстановке постеснялся поднять их.

— Я свой, сотрудник милиции. Тороплюсь к шоссе, — только и сказал он, прерывисто дыша.

— Смотри ты, — удивленно проговорил один из красноармейцев, обходя Мочалова справа и останавливаясь за его спиной, — второго милиционера сегодня в штаб будем доставлять. — И приказал, подталкивая Мочалова в спину: — Марш вперед и не дури! В штабе разберутся.

В эту минуту Мочалов даже и не подозревал, что его жизнь на волоске. Он не знал еще, что немало фашистских лазутчиков, диверсантов и шпионов накануне войны были заброшены на территорию Белоруссии. Почти все они были переодеты в форму командиров, бойцов Красной Армии и работников милиции. За несколько часов до задержания Мочалова красноармейцы, которые вели его в штаб, схватили вражеского лазутчика, переодетого в форму капитана милиции. И можно было представить, как отнесется командир батальона майор Гридин к бежавшему по лесу человеку в гражданской одежде с удостоверением старшего лейтенанта милиции, чье место службы находилось за сотни километров отсюда. Но в этот момент Мочалов, идя под конвоем в штаб, подумал лишь только о том, что, может быть, в части ему помогут добраться до Минска.

Майор Гридин встретил Мочалова откровенно враждебно. Посмотрел удостоверение, небрежно бросил его на стол и приказал обыскать доставленного.

Вскоре на столе рядом с удостоверением Мочалова появились расческа, небольшая сумма денег, имевшаяся у старшего лейтенанта, носовой платок и использованный билет на поезд.

Майор осмотрел расческу и зло бросил:

— Ишь ты, гад, даже нашей расческой обзавелся.

Мочалов побледнел:

— Оскорблять себя я никому не позволю, даже старшему по званию!

— Что, своих позовешь?

— Каких своих? — не понял Мочалов.

— Ну как каких, — усмехнулся Гридин, — тех, кто так же, как и ты, пришел на нашу землю грабить и убивать.

— Так вы что, считаете, что я шпион? — еще больше бледнея, спросил Мочалов. Только сейчас до его сознания стал доходить смысл слов красноармейцев, задержавших его, и их командира. А тот резко сказал:

— Ладно выкобеливаться! Надеюсь, объяснять не стоит, что с вами няньчиться в военное время не будем. Поэтому предлагаю немедленно рассказывать правду. Меня интересует: кто вы, где и каким образом пересекли границу? Ваши цели и задачи?

— Товарищ майор, — как-то спокойно и даже устало заговорил Мочалов, — давайте разберемся по порядку. Рассудите сами, если я враг, то какой смысл мне ходить в гражданской одежде, ведь в расположении любой воинской части на меня обратят внимание. Запросите Минск, там наш отдел кадров. И вам сразу же скажут, кто я.

Затем Мочалов рассказал майору, как он оказался в этих местах.

Гридин пригласил начальника штаба и сказал ему что-то вполголоса... Капитан предложил Мочалову следовать за ним. Они зашли в его палатку. Оказалось, что начальник штаба неплохо знал Минск, так как раньше служил там. И сейчас он подверг Мочалова настоящему экзамену по знанию города. Ответами остался доволен, но приказал держать Мочалова до утра под стражей. При этом извиняющимся голосом сказал:

— Потерпите, товарищ старший лейтенант, до утра. Сами понимаете, время военное и словам нельзя верить.

А на следующий день батальон был поднят по тревоге и направился к западной границе. Задержанного Мочалова было решено сдать в первое же отделение милиции.

Под вечер батальон остановился на привал. Начальник штаба собрал всех командиров, чтобы обсудить дальнейший маршрут движения батальона. В это время неожиданно налетели фашистские самолеты. Первые же бомбы упали возле того места, где было совещание. Погибли начальник штаба, все командиры рот, несколько других командиров.

Командира батальона спасло лишь то, что он с утра поехал в рядом расположенное село, чтобы связаться по проводной связи с командованием полка. Но телефон молчал. Телефонистка, молодая девушка, со слезами на глазах пояснила, что связь прервалась двадцать первого июня вечером.

— Выяснили, в чем дело? — спросил Гридин.

— Кто-то столбы поспиливал и провода порубил.

«Диверсанты действуют, — понял Гридин, — надо будет внимательно разобраться с этим милиционером».

Когда он подъезжал на мотоцикле к тому месту, где расположился на отдых батальон, то увидел в небе больше десятка самолетов. И тут же у него на глазах вспыхнула красная сигнальная ракета, которая была выстрелена кем-то из леса, недалеко от стоянки батальона, и, описав дугу, упала там, где по предположению майора сейчас находилось управление батальоном. «Приеду и взгрею как следует шутников, — подумал Гридин. — Нашли время развлекаться».

Но тут же начался налет. А когда Гридин добрался к своим и увидел, что натворили немецкие самолеты, то о ракете забыл. Картина была страшной. Смерть начальника штаба, многих командиров и бойцов, уничтоженная техника, которой и так еще не полностью сформированный батальон был укомплектован только наполовину, потрясли майора. Он бледный стоял у опушки леса и растерянно смотрел на то, что осталось от батальона.

Подошел Мочалов. Его охранника убило осколком бомбы, а ему удалось укрыться в глубокой воронке, где он, уткнувшись лицом в еще не остывшую землю, пролежал до конца бомбардировки.

Петр обратился к Гридину:

— Товарищ майор, я видел, как с чердака вон того дома, видите, — он самый ближний к нам — ракета взвилась. И сразу же бомбежка началась. Уверен, что кто-то указал самолетам цель.

Гридин вспомнил ту ракету, посмотрел недоверчиво на Мочалова, но, очевидно, начальник штаба успел уже доложить ему, что, по его мнению, Мочалов никакой не диверсант, потому что махнул рукой и приказал:

— Возьмите красноармейцев и проверьте эту деревушку. — Майор повернулся к стоявшему метрах в трех от него лейтенанту: — Лейтенант Вороненко, дайте старшему лейтенанту трех бойцов и два мотоцикла.

Через несколько минут мотоциклы лихо подкатили к дому, на который указывал Мочалов. Петр первым заскочил в дом. В большой комнате сидела старушка и смотрела на вошедших.