А Данила смотрел на жизнь более прозаически. Он высказал вообще дельную мысль:

– Надо будет предложить Брехуну этот столик умыкнуть или поменять на наш. А там мы с ним разберемся. Вон археологи, древние письмена разгадывают, а мы что хуже, карту не разберем?

– А как ты в Германию попадешь?

– А может быть она, комната, у нас спрятана.

Мне все равно не нравилась затея моего приятеля. Уж очень у него был рискованный план.

– Да Брехун тебя убьет, как только увидит.

– Потому, я телогрейку и одел, – невозмутимо заявил мой приятель, – ты главное не трусь, надоело бедным быть.

Так ни до чего, не договорившись, мы с Данилой направились к мебельному складу. Пошли мы задворками, подальше от любопытных глаз.

– Через проходную не пойдем. Я знаю дырку в заборе, – заявил Данила.

Мне тоже сначала показалось, что нет никакой разницы в том, как мы попадем на территорию комбината, через проходную или в дырку в заборе, и только когда я выходил обратно, понял, что не нужно путать божий дар с яичницей. Но об этом рассказ впереди. А пока наш путь лежал в производственный цех мебельного комбината.

Обычно комбинатом, называют предприятие, имеющее два и более различных производств. На мебельном комбинате в нашем городке, бывшей столярной мастерской зимой еще в закутке валяли валенки.

– Лучше бы торт бабка послала нас поменять, – вздохнул Данила.

– Помечтай!

И тут я, кажется, догадался, зачем приходил к нам Хват.

– Его не яблоки интересовали, а мы с тобой Данила. Он хотел узнать, слышали ли мы что-нибудь из его разговора с Брехуном.

– Может быть, – спокойно ответил он, – не принимай близко к сердцу.

– Он, наверно ждал, пока ты спросишь что-нибудь про столик.

– Что я дурак, по-твоему, раскрываться перед ним? Кто он такой?

Ну и самомнение же у Данилы. Ему сам черт, не брат. Мы пролезли под забором и оказались на территории комбината. Единственный цех, огромный ангар, служил также и складом готовой продукции. Той фуры, которую должен был подогнать Брехунец, не было еще и в помине. Данила приободрился. Перед цехом, четверо рабочих на огороженной под курилку территории забивали козла.

Столом для игры им служила бракованная дверь, положенная на обычную бочку. Бочка одновременно являлась и бездонной пепельницей. Со всех сторон, как в решете в ней были просверлены дырки величиной с грецкий орех. «Вот загорится, тяга будет», – подумал я.

– Рационализаторы, – восхищенно сказал Данила, когда увидел, как один из игроков бросил в дырку окурок.

– Здравствуйте, нам бы начальника, Коня, – сказал Данила рабочим. – Где он тут у вас пасется?

Шутка Данилы не была по достоинству оценена. Только один из забивающих козла повернул голову в нашу сторону.

– На обмен?

– Ага! Брак!

– Он в цеху, вон в ту дверь.

Когда мы нырнули в сумрачную тень производственного помещения, Данила неожиданно сказал мне:

– Ты тут под ногами не мельтеши, а спрячься куда-нибудь, может, что и доглядишь. Да и одному легче договариваться. А еще лучше, если увидишь где тот столик Хвата, постарайся его на наш незаметно поменять, а я пока буду внимание отвлекать. Остальное потом объясню.

Проникнуть в его стратегические замыслы я не мог, да и не хотел. А Данила уже видел себя обладателем того самого раритета из Янтарной комнаты.

– Раскомандовался, – недовольно буркнул я ему в ответ, – как я узнаю, что это тот столик? – но на всякий случай, чем черт не шутит, все же нырнул под лестницу ведущую в конторку на второй этаж. В цеху, мне показалось, никого нет.

– Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой, – на весь цех заорал Данила.

Я огляделся. Мы были в той части огромного помещения, где складировалась готовая продукция. По лестнице, сверху спускался заросший до безобразия, с кустистыми бровями огромный детина в синем халате. Железные ступени прогибались под его тяжестью. «Тьфу», я мысленно сплюнул. Как же я выпустил из головы, что дед все время говорил о том, что мы гарнитур купили у Коня. И точно здоров как конь-тяжеловоз. Теперь он стоял перед Данилой. Лошадиная челюсть у него занимала пол лица, вызывая непроизвольный страх.

– Ты что тут делаешь, оборванец? – вместо приветствия весело спросил он моего приятеля. В полутемном помещении и в этом странном для лета прикиде, Конь, кажется, принял Данилу за бомжа. Я вжался в стенку. Страху нагнать он мог только на меня, но не на Данилу, тот боялся только мастифов, да и то, по понедельникам.

– Мне начальник нужен, где он? – вопросом на вопрос ответил Данила.

– Ну, я начальник.

– Вообще-то, ты меня не запряг, и нечего нукать. К тебе клиент пришел, с претензией, поэтому будь добр, встретить, как положено. Спросил бы для приличия, чем можешь услужить. Качество не устраивает. Вот.

Лупиконь даже рот раскрыл от удивления. С ним давно так не разговаривали. Как медведь на комара, сверху вниз он смотрел на Данилу. В руках у него он увидел шахматный столик, и вспомнил видно давешний разговор с моей бабушкой. На его лице сохранилось подобие улыбки больше похожей на радость людоеда.

– Ты, от Нины Николаевны?

– От нее.

– Так бы и сказал. Оставляй! Рабочие брак устранят, в понедельник придешь, заберешь.

Даниле бы уйти, а он как всегда полез в бутылку. Ну что за натура?

– Еще чего. Я на замену принес, – твердо заявил он, – это собаке семь верст не крюк, мотаться туда-сюда, а мне некогда прохлаждаться. У меня дела в понедельник. Так что поторапливайся.

Тон, которым Данила высказал просьбу о замене столика был чересчур вызывающим.

Однако Лупиконь продолжал улыбаться. Мне показалось, что он прислушивается к шумам за стенами цеха и кого-то ждет. Несколько раз во время разговора он обеспокоено глянул на входную дверь. Данила явно путался под ногами и мешал ему.

– Да ты не волнуйся, давай я в твоем пропуске отмечу, что столик принял, а ты за ним можешь прийти в любой день на следующей неделе, – сказал примирительно Лупиконь.

Никакого пропуска у Данилы не было, его выписывают на проходной, а мы с ним пролезли на территорию комбината через дырку в заборе. Ему бы так и сказать, а он уперся:

– Я свои права потребителя знаю. Они в конституции записаны, чего их еще в пропуск записывать. Меняй, и я пошел.

– Иди, иди, не нарушай порядок, – вдруг тоже заартачился Лупиконь, увидев кого-то в окно, – пропуск принесешь, тогда будет разговор… Права у него в конституции записаны.

Я думал, что он сейчас сгребет Данилу и вышвырнет его вместе со столиком из цеха. Лупиконь видно тоже догадался, что Данила сократил себе путь и прибыл с заднего двора. Уже более грозным голосом он добавил:

– Марш обратно, и через проходную, через проходную.

Я как присел в темном углу, так и не высовывал голову. Не успел Данила забрать обратно свой столик, как раздался скрип двери и в цех вошел Хват-Барыга. При виде Данилы он скорчился как от зубной боли. Не поздоровавшись с Лупиконем, он недовольно сказал:

– Сейчас фура подойдет. Конь, я же просил…

Хоть он и не договорил, в чем состояла его просьба, его пожелания были шиты белыми нитками. Деликатные дела не терпят присутствия посторонних.

– Ты меня понял? – снова рявкнул на Данилу грозным голосом Лупиконь, – войдешь через проходную.

Не солоно хлебавши Данила с шахматным столиком вышел из цеха.

– В чем дело? – спросил Хват.

Лупиконь коротко объяснил, что брак на обмен Данила принес через дырку в заборе, и теперь ему придется дать круг почета и вернуться через входные ворота. Хват-Барыга весело рассмеялся:

– А там он с крестником, с Брехуном пересечется. Вот сюрприз обоим будет.

Хват-Барыга поведал утреннюю историю Лупиконю:

– Это ж Данила. Он, как Брехунец – местная достопримечательность. Ты что, его не знаешь? Ну и наглый пацан. Утром залез ко мне в сад за яблоками, половину порвал, половину истоптал, а когда удирал, штаниной за забор зацепился. За ним Брех погнался. Так ты поверишь, когда Брехун его с забора снимал, он ему так в глаз засандалил, что тот вниз головой свалился, а внизу его еще мастиф – мой пес покусал. Брех теперь отказывается ехать, говорит ему надо сорок уколов от бешенства делать.