– Мы в крепости. Сейчас дырку в будке приткнем, ни одна собака нас не достанет.

О, господи, не успел он осуществить свое намерение и вытащить из-под меня матрас, как на меня прыгнула блоха. А когда он приткнул дырку, уже туча блох атаковала меня и одновременно наступила кромешная тьма. Их тут под матрасом был целый рой, не рой, а настоящий рассадник. Да все злые и голодные. Я понял, что сдуру вслед за Данилой нырнул в собачью конуру. Сколько теперь тут сидеть никому неизвестно. Но лучше быть покусанным блохами, чем мастифом.

Минут десять мы тихо просидели, затыкая вход матрасом, а потом решили выглянуть; во-первых, чтобы осмотреться, во-вторых, чтобы глотнуть свежего воздуха.

– У меня голова кружится от запаха псины, – постоянно почесывая одной рукой спину, заскулил я.

Данила меня успокоил:

– Представь, что у тебя голова кружится, от духов, «шанель номер пять».

Я возмутился:

– А вместо блох, что прикажешь представить?

– Представь, легкие покалывания пузырьков в радоновых ваннах.

– Ага, а эту конуру, за бунгало на Багамских островах, так что ли?

Я уже тысячу раз проклял себя, что ввязался в эту авантюру. Лежал бы сейчас в мягкой и чистой постели, видел бы прекрасный сон. Ведь кому рассказать, как мы с Данилой начали лето у бабушки, никто не поверит. Если нас сейчас вытащить наружу, как объяснить, что мы тут делаем? Ночуем, охраняем, балдеем? Местному народу останется только думать, что ребята совсем свихнулись, супермазохисты какие-то, кайф в конуре ищут, наверно на верхней ступени ордена собачьей подвязки находятся, магистры, не меньше.

Не успел я мысленно оправдать свое столь позорное местопребывание, как нам в конуру попробовал просунуть морду любопытный мастиф. Пришлось наглухо закрыться матрасом. Хозяина видно заинтересовали беспардонные оккупанты, занявшие его знатное жилище. А может и не его? А может он пес – бессребреник? Почему у меня возникли сомнения в его первородных правах, и я наделил его бескорыстной душой, объясню; потому что, первая же куснувшая его блоха, когда Данила чуть-чуть приоткрыл вход в будку, заставила мастифа немедленно ретироваться. А…а…а, не понравилось.

Еще я обратил внимание, что блохи почему-то прыгают только по мне, а Данила даже не чешется. Он что, заговоренный? И тут мне открылось одно преимущество, которым обладал мой дружок. Во-первых, на нем были брюки, а на мне только короткие шорты, во-вторых, он был в сорочке с длинными рукавами, с которой блохи скатывались не хуже чем с ледяной горки, а я был незащищен, я, придурок полез в майке. Так что ежу было понятно, кого они должны были кусать в первую очередь, и кто чесался больше всех.

А мастиф прилег недалеко от конуры, положил голову на лапы и, отдыхая, закрыл оба глаза. Собаки совсем обнаглели. Перетрудился, называется. Пес! Скотина! Выродок! Собака! Скорее лег отдыхать, можно подумать своим ходом из Москвы, сюда за город, на четырех лапах прибежал, Я нещадно ругал про себя мастифа и одновременно соображал, есть ли у нас шанс спастись. Почему он не захотел нас выкурить из своего жилища я сразу понял. Хозяин – Хват, не выбросил на лето зимнюю подстилку, и она превратилась в питомник по выводу элитных блох. Мастиф наверно принял нас за сумасшедших ученых.

– Долго мы тут будем сидеть? – с надеждой спросил я Данилу. Мне почему-то показалось, что он сейчас найдет выход и предложит потихоньку отсюда смыться. А мастиф лежал напротив нас с закрытыми глазами, только вислые уши подрагивали у него. Данила стал меня успокаивать.

– Ты что, я их собак знаю. Только отсюда нос высунешь, как в ляжку вцепится. Что будешь тогда делать, уколы сорок штук? Так что успокойся, эта порода хорошая, пока ты его не тронешь, он тебя не тронет. У них, у мастифов, знаешь, предками были тибетские и молосские собаки. У Александра Македонского была такая же, ему ее персидский шах подарил, она одна двух львов разорвала. Видишь пасть какая, в нее твоя голова целиком поместится.

Успокоил, называется. Прошло наверно минут пять, а мне казалось, что мы сидим в конуре не меньше часа, а великому сидению похоже, не было ни конца, ни края.

– Скажи, сколько нам париться тут по твоей милости? – не отставал я от Данилы.

Блохи вконец сожрали меня. Ответ приятеля оглоушил меня.

– Сегодня воскресенье?

– Да! Воскресенье!

– Я думаю, Хват в понедельник уедет обратно.

Я чуть не заскулил по-собачьи. У меня на сегодня были свои планы. Я собрался начать дневник, даже заглавие придумал, «как я провел лето». Начало, по крайней мере, получалось многообещающим: глава первая, «собачья конура».

Одно время, в далеком детстве я мечтал иметь щенка; маленького, пушистого и ласкового кутенка. Все, ша, навсегда после конуры пропало у меня такое желание. Запах псины потом еще с неделю преследовал меня, а у котов, когда я проходил мимо, дыбом поднималась шерсть.

Непонятно, как москвичи могут жить с собачней в одной квартире? Я где-то читал, что в каждом человеке на генном уровне заложена память о далеких предках. Если ты родом из крестьян, зимой державших в теплой избе телят и ягнят, то гены помимо твоей воли дадут о себе знать, и ты, живя в городских условиях, заведешь себе если не козу, то хотя бы кошку или собаку. И чем мощнее и ближе у тебя крестьянские корни, тем мордастее и свирепее должен быть пес. Классная теория получилась. По ней, большеголовому мастифу должно соответствовать хозяйское происхождение не то что из потомственных крестьян, а вообще из опустившихся босяков.

Также, я не сторонник Дарвиновской теории происхождения человека из хвостатой обезьяны. Тоже мне родословная. Мне больше нравится популярная нынче версия случайного посещения земли пришельцами из космоса. Эдак, с десяток тысяч лет назад, прилетели они, авария на космолете у них случилась, вынужденно сели, взлететь обратно не смогли, деваться – некуда, вот и пришлось остаться, ну и естественно стали жрецами, царями, богами среди дикарей. Корни пустили, детей конечно наплодили. Отсюда и пошел человеческий род – гомо сапиенс.

А далекого потомка инопланетян сразу отличишь можно, он, как только попадает в непривычную ему обстановку, гены тут же чем-нибудь дают о себе знать, например, как у меня, сразу чесаться начинает. Я как-нибудь потом уточню, из какого созвездия прилетели мои далекие предки, сейчас просто недосуг, блохи прыгают по мне.

Для нас с Данилой в настоящий момент вселенная ограничилась объемом собачьей будки. Со двора не доносилось никаких звуков, Хват видимо поставил машину и вошел в дом. Вот теперь я согласен с Эйнштейном, что время может сжиматься или тянуться бесконечно долго. Для нас оно просто остановилось.

Но хорошее и плохое, все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и наше великое сидение. За воротами вдруг кто-то настойчиво позвонил. Мирно дремавший мастиф, приоткрыл один глаз, и повел головою в сторону ворот. Вот он встал на четыре лапы.

Мы услышали, как хлопнула в доме входная дверь, и хозяин дома, Хват-Барыга видимо вышел на крыльцо. Послышался его голос:

– Кто там, ты Брехунец?

– Я!

Затем мы услышали тяжелые шаги спускающегося по ступеням Хвата.

– Брех, подожди, не входи, у меня кобель дурной, шуток не понимает, покусает еще чего доброго.

У меня от страха поползли мурашки по спине. С дрожью в голосе я спросил Данилу:

– А если он его посадит на цепь рядом с нами?

Данила как всегда был спокоен.

– Не боись, знаю я их, «новых русских», он от себя никуда пса не отпустит. Мало ли что в голове у гостя, у того же Брехуна, например. Вдруг он Хвата ограбить вздумает, а пес-охранник в это время на цепи. Гляди, он сейчас Брехуна пригласит в дом, а заодно и бобика.

Может быть в собачьей психологии Данила и разбирается, я не спорю, но угадать мысли и намерения «нового русского» ему слабо. В дом они не пошли. Нам было видно, как Хват открыл калитку и пропустил вперед Брехунца. Рядом с хозяином верным оруженосцем спокойно стоял мастиф.