Остальные, видно было, тоже были понятливые, они быстро усекли, что он имел в виду.

Вот и выскочило в результате недолгой разборки шило наружу. Как я подозревал, так оно и случилось.

– Куда дел, говори!

– Где бриллианты?

– Какие?

Ничего мне не оставалось делать, как сознаваться.

– Я его там, в курилке бросил, а куда его потом Брех дел, я не знаю. Он дурак еще за мною через проходную как угорелый понесся. У Бреха ищите. Чего ко мне прицепились?

– Точно, видела я, – подтвердила жена Коня, – они как сумасшедшие мимо меня пронеслись, а в руках ничего не было.

Я удачно перевел стрелки обратно на Брехунца. Мои показания, плюс показания жены Лупиконя сошлись и не противоречили друг другу.

– Где? – снова схватил Брехунца за шею Конь.

Мозги у всех работали быстро, но быстрее всех у Брехунца. Отгадка так и слетела у него с языка:

– В бочке он! В бочке для окурков. Какой же я дурак, что сразу не догадался!

Мне почему-то показалось, что Брехунец не сейчас до этого допетрил, а знал и раньше. Знает много, а выкладывает про каждого малюсенькими порциями, пока его основательно не прижмут. Что у него за игра, неужели хочет со всех урвать по куску? Так ведь можно и на бобах остаться.

– О господи! – раздался общий вздох облегчения.

– Может не сгорели.

– Курилка снаружи цеха.

– Молодец Брех.

– С вас причитается.

– Скорее!

В отделе сбыта делать больше было нечего. Все столпились у выхода. Но прежде чем открыть дверь на улицу, Конь выхватил у Данилы из рук наш шахматный столик принесенный на обмен, и одним движением мощной руки свернул ему голову. Ножка в мгновение ока отделилась от стола. Никого тайника в ней не было. Последняя надежда была на столик, спрятанный в курилке, в бочке.

И тут забыв про Брехунца вся кампания понеслась на пожарище. Впереди топал копытами Конь, за ним семенил вприпрыжку Хват-Барыга, подволакивала по-женски красивые ножки златогривая Лихобаба, а на пятки ей наступала жгучая брюнетка на тонких каблуках. Брехунец и мы с Настей отстали от них. Последним неспешно из отдела сбыта вышел Данила. Куда торопиться – не его же имущество горит. Да и нам вряд ли что отломится от их захоронки. Тут свой бы столик целым домой принести.

– Вот скотина, снова менять придется! – на ходу бросил догнавший нас Данила, имея в виду свернутую голову нашего шахматного столика.

Когда мы подбежали к курилке, Конь одним рывком сбросил с бочки обгоревшую дверь на которой рабочие за день до этого забивали козла. Все склонили голову вниз, стараясь разглядеть содержимое. От шахматного столика остались только рожки, да одна обугленная ножка.

Хватательные движения у Лупиконя были развиты лучше всех. А может быть на правах хозяина, он первым сунул в бочку руку? Но схватил он видимо плохо потушенные угли, потому что схватил и обжегся. Тлеющая, дышащая огнем ножка, сделав в воздухе несколько пируэтов, упала на землю рядом с бочкой и рассыпалась на наших глазах. Содержимое тайника лежало перед нами. То, что мы увидели, совершенно не было похоже на прозрачные бриллианты. Перед нами лежала спекшаяся стеклянная сосулька небольшого размера, больше похожая на гроздь из недозрелого зеленого винограда. Веточки только не хватало.

– Спеклись бриллианты! – громко прошептал Брехунец.

Жгучая брюнетка, подошла и ткнув носком туфли перевернула гроздь другой стороной. Две ягоды остались лежать на месте. Одну из них осторожно, носовым платком брюнетка подняла с земли. Она внимательно рассмотрела ее со всех сторон и неожиданно сунула под нос Хвату.

– Тебя кинули, герр Алексей! Это обычное стекло. И даже не горный хрусталь! Вот теперь и решайте господа, кто из вас клал сюда брюлики, а кто стеклянную подделку под них. А я пошла. У меня простой фуры.

Не успела она пройти несколько шагов, как Конь схватил за горло Хвата. Но тот был, хоть и толстый, но уж очень верткий. Не раздумывая долго, он двинул по коленке Коня. Рядом загремела пустая бочка.

На бой двух разъяренных быков смотреть лучше со стороны. Мы отбежали на безопасное расстояние. А бывшие товарищи, а теперь враги, древним как мир способом, выбивали друг из друга показания. Черепушки у обоих были крепкие, так и слышалось – хрясть, хрясть. Пересчитав друг у друга ребра, вбив дополнительно знаний в изобретательные головы, они посчитали восстановленной пострадавшую честь и стряхивали пыль с пиджаков. Поскольку на них издалека с удивлением смотрела толпа набежавшего народа, Хват предложил всем вернуться обратно в отдел сбыта на проходную. Возражений не последовало.

– Я тебя и в Германии достану! – грозился на обратной дороге Конь. – Хорошо, не поверил, половину только сложил в мешочек. Я, значит, камешки положил, а он подлец – стеклышки. И когда только успел стащить?

Да ты сам подлец, – возмущенно зашипел идущий впереди Хват, – я свои камни всю жизнь собирал, и то не догадался их подменить, а ты свои спер на заводе и меня еще решил надуть. Накось – выкуси. Я тоже не последние положил. И не строй из себя невинность, стеклышки там не мои, а твои.

– О господи, у них еще осталось! – прошептал рядом Данила.

Брюнетка грозившаяся уйти, остановилась и заинтересованно смотрела на драку.

– И чего уставилась? – зашипела Настя!

– В Испании за корриду деньги плати, а тут бесплатное зрелище, – популярно объяснил ей Данила.

– Она немка.

– Тем более.

Но не драка была причиной ее задержки. Брюнетка как-то многозначительно посмотрела на Брехунца. Прогоревшая кампания как голодная стая волков ловила каждое неосторожное движение потенциального противника. Всех интересовало одно, у кого сейчас находятся бриллианты. Хват-Барыга перехватив взгляд брюнетки, хищно улыбнулся и как только мы все снова вошли в прежнее помещение, вместо того чтобы продолжить выяснять отношения с Лупиконем, неожиданно схватил за жилистую шею Брехунца.

– Ну, так где брюлики?

Я вздрогнул. Мне кажется, я знал где они. Слегка спекшаяся стеклянная гроздь из обугленной ножки шахматного столика уж очень была похожа на позаимствованное вчера Данилой у бабки старинное монисто. Я зыркнул глазами в сторону своего приятеля. Он был невозмутим как индейский вождь у ритуального столба. Не боится – нечего бояться, или делает вид? Я почувствовал, как и Настя напряглась. По-моему она тоже догадалась, где бриллианты. Хват тоже имел первые результаты. Проведя разведку боем с Конем, по ярости сражавшегося он понял, что не того стал запрягать. Конь, кажется, был ни при чем. Круг подозреваемых снова стал сужаться, вторым на подозрении после Коня был Брехунец, его и дожимал Хват. Глаза у хрипящего Брехунца стали расширяться и казалось сейчас выскочат из орбит.

– Ну, так где брюлики? – повторил вопрос Хват-Барыга сжимая сильней и сильней давно немытую шею незадачливого водителя Камаза.

– Пусти, все скажу, – заблажил Брехунец. В поединок с Хватом он не собирался вступать, не та весовая категория, на колене сломает.

– Говори!

Брехунец, когда Хват ослабил хватку, казалось должен был рвануть под крыло в Лупиконю, а он, наоборот, спрятался за спину Хвата.

– Хват, торопишься. Претензии не ко мне. Я все сделал, как мы договорились с Конем, ровно в десять тридцать поджег цех. За это мне Конь обещал подарить свою иномарку. А как у вас с брюликами получилось, я не знаю, сами разбирайтесь.

Я обалдело смотрел на Брехунца. Вот это – да! Действительно информацию выдает порциями. Значит, не мы его водили за нос, а он нас. Все заранее знал и как картинно играл. Вот шельмец! Со всеми у него был договор, и с нами – на шестом километре, и с Хватом – на пятьсот двадцать пятом, и оказывается еще и с Конем. Везде подстраховался шельмец. В одном месте сорвется, в другом клюнет. Ну прохиндей. Даже Данила рот открыл от удивления. Но просчитался Брехунец. Когда к нему кинулся Лупиконь, Хват не стал его защищать. Выворачивая руку Конь задал ему тот же вопрос:

– Ну, так где же брюлики?