— Пианино пострадало, — прошептал отец.
— Это не несчастный случай, — сказала Сильвия, вытирая нос рукой.
Соседи постепенно разбрелись по домам, свет снова потух. Было пять утра — еще совсем темно.
— Дерево просто засохло, — возразил папа.
— Нет, — покачала головой Сильвия. Когда она повернула тончайшую лебединую шею, на спине у нее проступили позвонки. — Это кто-то сделал нарочно.
Сильвия оставалась последней сторонницей реального времени на нашей улице. Капланы съехали. Том с Карлоттой тоже — в их дом заселилась молодая семья, сразу начавшая перепланировку.
— Пойми, Джоэл, — сказала Сильвия, обращаясь к папе совсем не по-соседски. Мама тоже это заметила, взглянула на папу и плотнее закуталась в халат. — Пойми, они выживают меня отсюда.
Позже я тщетно пыталась уснуть хоть на часок, пока не зазвонил будильник. Родители ссорились у себя в спальне. Слов я разобрать не могла, но гнев, переполнявший их голоса, буквально просачивался под дверь.
В моей школе у девочек существовала традиция дарить друг другу на дни рождения воздушные шары. Все они покупались в одном и том же магазине товаров для праздников «Майлар». Весь день именинница носила подарок в руке или привязывала к рюкзаку, и он парил около хозяйки на математике, на английском языке, на естествознании, на физкультуре. Шарик висел над морем голов в коридорах, безошибочно указывая местоположение счастливицы. Замедление никак не сказалось на этом обычае.
В прошлом году такой шарик мне подарила Ханна, но теперь мне казалось, что это было в прошлой жизни или случилось ранней беззаботной весной вообще с кем-то другим.
Утром на автобусной остановке я старалась не встречаться глазами с Ханной. Она сидела, прислонившись к ограде и прижимая мобильник к уху. Она даже со мной не поздоровалась.
Я знала, что в этом году мой день рождения пройдет в школе незамеченным.
Я держалась в стороне от толпы и ждала, когда из темноты появится Сет. Я долго обдумывала, что надеть, и в итоге выбрала мохеровый кремовый свитер — тот самый, в котором когда-то фотографировалась — и джинсовую юбку до колен.
Мерцали звезды, горели фонари. Дети стекались к остановке с разных сторон. Некоторые, придерживая рюкзаки, вылезали с пассажирских сидений автомобилей. Сет не появлялся.
Шли минуты. Я замерзла.
Я потопталась на месте и, опустив глаза, с ужасом обнаружила, что на моих голых икрах поблескивают вставшие дыбом от холода волоски. Я почувствовала, что мне невыносимо стоять рядом с Микаэлой, которая, постукивая идеально выбритыми ногами в черных босоножках на каблуках, со смехом перешептывалась с каким-то восьмиклассником.
Наконец издалека послышались скрип пластиковых колес по асфальту и стук скейта, задевающего бортик тротуара. Мое сердце бешено застучало. Сет Морено приехал.
Он спрыгнул со скейта и взял его под мышку.
Я хотела сказать, что в нескольких километрах выше по течению на берег выбросилась еще одна стая китов. Но не знала, как начать. Я пока не умела общаться с мальчиками так, чтобы привлекать их к себе.
Автобус затормозил у обочины, и дети начали взбираться по ступенькам. Я медлила на мостовой, ожидая, пока Сет подаст мне какой-нибудь знак. Наши глаза встретились. Сет едва заметно кивнул мне.
Я так долго ждала этого момента, что успела продумать сотни вариантов развития событий. Однажды мистер Дженсен рассказывал, что параллельно нашему миру существуют и другие — недосягаемые, но реальные. Там все неосуществленные возможности сбываются: не случившееся здесь реализуется где-то в другом месте, и каждая альтернатива раскрывается в отдельной космос. Но в нашей Вселенной, по крайней мере в то утро, все шло по привычному сценарию.
Сет ненадолго задержался на остановке. Он не смотрел мне в глаза, не улыбался и не заговаривал со мной. Просто прошел мимо, словно мы были незнакомы. А потом поднялся в автобус, даже не оглянувшись.
Не могу сказать, сколько времени прошло после этого — полминуты или больше. Я очнулась от голоса водителя, который окликал меня со своего сиденья.
— Эй, ты едешь? — кричал он мне сквозь рев мотора.
Остальные школьники уже сидели в автобусе. Некоторые строили мне гримасы сквозь пыльные стекла. Я поняла, что они видят только девочку, которая в полном одиночестве стоит на грязной мостовой в кремовом мохеровом свитере и дурацкой джинсовой юбке. Мне стало трудно дышать.
Когда я забралась в автобус и уселась впереди, через пятнадцать рядов от Сета, мне вдруг пришло в голову, что я могла убежать в ущелье и никто бы этого даже не заметил.
Все перемены я провела в уборной, а во время обеденного перерыва сидела в библиотеке. Там, как всегда, торчала Диана. Золотой крестик у нее на шее блестел в свете флуоресцентных ламп. Тревор стучал по клавиатуре, увлеченный своей любимой игрой, где роль лидера всегда доставалась ему. Миссис Маршалл расставляла книги по полкам. Мы слышали, как скрипит, катясь по ковру, ее тележка, как шелестят глянцевые обложки возвращаемых на место книг. Каждый раз, когда открывалась дверь, я надеялась, что появится Сет с извинениями или объяснениями.
Меня посетила печальная мысль, что Сет просто не хочет общаться со мной при всех в школе.
Через окна доносились приглушенные крики ребят, бесившихся во дворе. Уж они-то никогда не оставались в одиночестве.
По коридору прошла Кристи Кастанеда. У нее тоже сегодня был день рождения. За ней, привязанные к тонкому запястью, летели целых два серебряных шарика. На каждом из них красовалась поздравительная надпись, выполненная затейливым почерком.
Я попыталась сосредоточиться на чтении. Тикали часы. Сет не появлялся.
В такие темные дни библиотечные окна напоминали стенки аквариума, все обитатели которого волей-неволей становились объектом для наблюдения. Здесь собирались самые немногочисленные рыбки: странные, одинокие, нелюбимые.
К вечеру эвкалипт Сильвии распилили на куски и, словно обглоданные кости, сложили на подъездной дорожке. Дыру в крыше закрыли листом белого пластика, который шелестел от каждого дуновения ветра. Солнце до сих пор не взошло.
Той ночью папа долго возился во дворе, осматривая наш последний эвкалипт. Одну его половину еще покрывали листья, а вторая уже умерла, и, похоже, смерть запускала свои щупальца все глубже. Пока мы не уехали на ужин, папа вызвал службу по уборке деревьев.
Мама пришла домой с подарком — парой золотистых балеток с рифлеными носами. Девчонки в школе носили похожие уже несколько месяцев. Я переобулась, и туфельки заскрипели по кафелю.
Папа вручил мне книгу.
— В твоем возрасте я ее обожал, — сказал он. С обложки на меня смотрели нарисованные горы, долина и луна. Страницы пахли пылью и плесенью. — Там рассказывается про очень одинокого мальчика. Долгое время ему казалось, что он один в целом мире. Ну, а что случилось потом, я тебе рассказывать не буду, сама прочтешь.
Помню, как эта книжка гуляла по нашему классу пару лет назад. Тогда я ее не достала, а теперь она стала для меня слишком детской.
— Спасибо, — поблагодарила я и положила книгу на колени.
Папа похлопал меня по плечу. Мы ехали на ужин.
— Как удачно, что я хорошо себя чувствую в твой день рождения, — сказала мама.
Мы двигались на восток, к дедушкиному дому, чтобы подхватить его по дороге в мой любимый ресторан. Я очень ждала встречи с дедушкой: звук его голоса всегда помогал мне отделить главное от второстепенного.
— Хотя я по-прежнему думаю, что надо было устроить вечеринку, — продолжила мама. — Радостные события следует отмечать.
— Что мы и делаем, — ответил папа и бросил на меня взгляд в зеркало заднего вида. — Она захотела провести свой день рождения именно так.
С каждой новой поездкой в эту сторону пейзаж по обочинам дороги все больше терял краски. И проблема заключалась не только в траве и эвкалиптах. Появились другие, менее явные признаки всеобщего увядания. Я видела, что берега водохранилища приобрели бурый оттенок, болотная трава и камыши поредели. Нам не хотелось говорить об этом вслух, ведь теперь у нас были теплицы и солнечные батареи для выращивания пищевых культур, но мы не могли не замечать, как тихо исчезает окружающая флора. Вид такого опустошения вызывал содрогание. Одному богу известно, что творилось на менее удачливых континентах. А вот поле для гольфа, мимо которого мы проезжали, неожиданно засияло еще более сочной зеленью, чем раньше. На самом деле старый газон просто заменили на высокотехнологичный искусственный дерн, и машинки для гольфа, словно рекламируя новую жизнь гольф-индустрии, безмятежно катались по холмам.