Наконец, здоровяк в зерцалах и иерихонке, не меняя выражения лица, скосил глаза на своего напарника и довольно громко поинтересовался:
- Фрязи, что ле?..
Тот, едва шевеля губами, шепнул в ответ:
- Ага, оне самые...
Тут прорвало уже священника. Шикнув на сопровождение, он с достоинством представился, назвав себя игуменом Николо-Карельского монастыря Зосимой, а своих сопровождающих государевыми приказчиками, сынами боярскими Борисом Громом и Дмитрием Старицей.
Что такое игумен, я знаю, то бишь настоятель монастыря, а государевых приказчиков перевел для себя, как царских наместников в этих краях. Ну а кто еще они могут быть. А то что двое, так-то понятно, один по граничным и сторожевым делам, а второй по налогам, да по торговле. Что такое сыны боярские, тоже в курсе: грубо говоря, начальный дворянский титул на Руси.
Закончив с представлениями, игумен перешел к благодарственной части. Благодарил так долго и витиевато, что Фен умаялся переводить. Да и я почти нихрена не понял. Несмотря на то, что поднаторел уже с Федорой в древнерусском.
А следом пришла череда административной составляющей.
- В чем нужда есть, князь? В меру сил своих скромных, поможем. Искусные к врачеванию монаси в обители найдутся, посеченным помощь оказать, али что еще потребно? – игумен зыркнул на приказчиков: мол, давайте помогайте.
Служивые рьяно принялись за дело, да так, что китаец едва успевал переводить.
- С устатку надобно в баньке попариться, князь, дорогу с себя смыть, – радушно прогудел Гром. – На охоту сходим, удаль молодецкую потешим. Тут такие сохатые да вепри, страсть прям...
- Провиант пополнить, али ремонт какой судам нужон, – поддержал его Старица. – все устроим по лучшему разряду, опять же, по воде до Москвы не дойдешь, а по суше без провожатого заплутаешь, да и лихих людишек на дорогах хватает...
Реальная причина столь радушного гостеприимства не осталась для меня скрытой. Примерно нечто подобного я и ожидал. Да, спору нет, услугу я им оказал великую, да и славянское гостеприимство не пустой звук, но это не самое главное. А главное то, что им надо задержать меня, чтобы составить государю подробный доклад: кто, сколько и с какой целью идет в Москву. И желательно дождаться ответа до моего отъезда, чтобы понять, что делать. Пущать али нет? Силой меня задержать проблематично, а вот таким образом, почему бы и нет. Ну и еще один момент; впечатленный приемом, я могу ненароком в общении с великим князем и обмолвится, мол: толковые у тебя людишки в Холмогорах, что может повлечь милости разные.
Ну что же, я никуда пока и не собирался. Как правильно сказал Старица, водной дороги туда нет, а пехом переть глупо. Надо лошади, надежный проводник и так далее. К тому же, мурман я планировал отпустить домой, чтобы вернулись за мной уже весной. Смысла им торчать на Руси всю зиму нет. Да и не пустит меня никто в Москву с большой дружиной.
Посижу здесь, подожду, пока приказчики получат ответ, заодно осмотрюсь. Ибо место стратегическое, большие планы у меня на него. Опять же, помимо подарков Ивану, с собой я привез целый когг отличного железа из Басконии в полосах, вот и гляну, как и почем распродастся. В общем, быть посему.
- Седмицу стоять буду, – с неохотой буркнул я. – Пусть место отведут подходящее для лагеря и прокормом озаботятся. И покажут, где павших схоронить можно. Луиджи, сигналь на когги, путь подходят к берегу.
После того, как Фен растолмачил мои слова, по лицам русов пробежало явное облегчение. Даже игумен посветлел обличьем. Старица махнул рукой, тут же откуда-то из руин выскочил невеликого роста человечек и стремглав ринулся к нам. Да так, что полы поддевки развивались за ним словно вымпелы на ветру. Одновременно из леска выехало несколько конных с заводными лошадями и тоже направились к берегу.
Человечек успел раньше, оказавшись тщедушным мужичком с остреньким мышиным личиком и расчесанными на пробор и перехваченными ремешком жиденькими белесыми волосами.
Испуганно стрельнув на меня глазами, он отбил земной поклон приказчикам. Старица его отвел в сторону, коротко переговорил, после чего тот умчался обратно.
- Все будет исполнено, княже, – Гром с достоинством поклонился. – А тебя с ближниками приглашаем разломить хлеб и передохнуть с дороги.
- Нет, – я качнул головой. – Не сейчас. Переводи, Фен...
Да, вот так. Мне и самому хочется посидеть да погулеванить с русами за столом, отведать местных яств и запить чем тут гостей поят. Все же свои, все же Родина, из песни слов не выкинешь. Но нет, не могу. Я королевский посланник, князь, величина для приказчиков неимоверно великая, не то что пьянствовать, разговаривать с ними должен сквозь зубы. К тому же, о моем поведении будет подробно доложено в Москву, где потом будут считать, что посла можно банально взять на чарку и потеху. Посмотрим, спешить не буду. Осмотрюсь сначала.
Выслушав китайца, приказчики не стали настаивать. Игумен извинился, сослался на дела и ушел в монастырь пешком, а вместо него появился крепкий и лысый как яйцо монах с куцей бородкой, надо понимать, его заместитель по хозчасти. В католических монастырях эта должность называется – эконом, как в православных, увы, не знаю. Хотя почему не знаю, келарь, вот как.
Для стоянки нам отвели место в стороне от поселения. Откуда не возьмись набежала куча народу. Тот самый невзрачный мужичок и келарь развили бешенную деятельность. Из монастыря натащили кучу продуктов: здоровенные круглые хлебины, курей, гусей и баранов, мешки с крупами и мукой, даже бочки с чем-то хмельным, бабы установили три здоровенных котла и принялись тут же кашеварить. Мужики тесали топорами лесины и ставили лавки со столами, а над ними навесы. А еще поодаль, на берегу... черт побери, начали сооружать баню из готовых бревен.
Но местные уделяли внимание не только нам, на руинах поселка тоже закипела работа. Работали все, бабы и мужики, взрослые, дети и старики. Причем работали не только простые люди, но и монахи.
Я с любопытством следил за местным народом. Ну что могу сказать... Все живые и веселые, у мужиков волосья и бороды стриженные, особых великанов нет, все больше среднего и малого роста, но кряжистые. Одеты поголовно в домотканые рубахи до колен и свободные порты. Ни лаптей, ни сапог, все работают босыми. Бабы в сарафанах до пят, опрятные, ладные и приятные глазу. Тоже крепенькие и статные. Ну напрочь не видно заморенных невзгодами и голодом людей. И моих головорезов не шугаются, уже обносят по очереди ковшами с чем-то пенным. Улыбаются, пытаются заговорить.
А вон несколько старух вызвались помогать готовить наших павших к погребению. А ведь у местных своих покойников хватает. Да уж, славный народ. Не скажу, чтобы я стал себя чувствовать дома, но на душе потеплело.
- Добрые люди, – очень серьезно заметил падре Эухенио.
- И все поголовно еретики, святой отец, не так ли? – не удержался я от колкости.
- Не усложняйте, сын мой, – спокойно ответил монах и отошел в сторону.
Его сменили Рагнар и фон Штирлиц.
- Сир, – шваб коротко поклонился. – Шатры установили, охрану я выделил. Рогатки вокруг ставить?
- Ставь. Все контакты с местными только за пределами лагеря. И предупреди людей, не дай бог кого обидят или бабу завалят, четвертую лично.
- Уже предупредил.
- Сир, – Рагнар слегка замялся. – Там мои просятся местным помочь деревню ладить. Разрешите? Вроде люд добрый, вон как привечают.
- Да, сир, – шваб кивнул. – Мои тоже.
- Не против. Но чтобы в лагере и на кораблях постоянно были часовые.
Едва они убрались, как подбежал Рихтер. Через слово кланяясь, медикус зачастил:
- Ваше сиятельство, ваше...
- Что случилось, Август?
- Там... там... – из-за волнения лекарь так ничего и не смог выдавить из себя.
- Сир, разрешите я его зарежу? – Тук свирепо покосился на Августа.
- Давай, – пряча ухмылку, великодушно разрешил я. Рихтер достойный ученик Самуила, очень неплохой лекарь, но впечатлительный без меры. Вот и приходится порой клин клином выбивать.
