У некоторых даже начались галлюцинации и миражи. Пара дружинников утверждали, что видели, как в лесу по ночам пляшут голые девки, а Иоахим Гаук «Шестипалый» – арбалетчик из Брюгге, десятки раз смотревший смерти в лицо, суровый, битый жизнью немногословный здоровяк, на десятый день путешествия вдруг ломанулся из палатки и дико завывая скрылся в темноте. Поутру пытались его искать, но никого не нашли – ветер занес все следы.
К счастью, этот случай оказался единственным. Падре Эухенио вовремя развернул масштабную просветительско-духовную работу, а двойная «наркомовская», простите «графская» винная порция и животворные командирские пиздюлины, закрепили результат – нарастающий психоз удалось вовремя купировать.
У русов тоже не обошлось без потерь. Лошадь одного из ратников запнулась о скрытую под снегом корягу, всадник слетел с седла и пробил себе горло острым сучком. А еще, по пути помер один из «татей», тот самый староста, которого, вместе с сыном, все-таки отправили по этапу в Москву, чинить розыск на предмет государевой измены.
А мне наше путешествие даже нравилось. Видимо сказалась любовь к дикой природе и русские мозги. А также бочонок арманьяка, который, мы с братцем Туком, фон Штирлицем, Старицей, дьяком Курицыным и воеводой Ярославским, прикончили по пути.
Забава с Федорой и Лизетт, тоже вполне сносно перенесли дорогу. Впрочем, в отличие от нас, они путешествовали с максимально возможным комфортом. Кучер Митяй Разя, как и обещался, со всем старанием присматривал за «княжьими бабами», выполняя при них роль эдакого мажордома. Кипяточку организовать – пожалуйста, костер развести – со всем удовольствием, пайку из общего котла доставить – нет вопросов. А раз, даже победил здоровенного волчару: тот неожиданно вывернулся из леса, пока дамы отходили по нужде в кустики, но нарвался на ловкий удар кнутом, с легкостью переломивший «серому» хребет.
Я потом пробовал повторить трюк, но не сподобился даже надломить ветку. Силен мужик, ничего не скажешь.
Впечатленный такой ловкостью и его талантом располагать к себе, предложил Митяю поступить ко мне на службу, но тот неожиданно отказался, заявив, что в родных краях ему милее.
Шли мы в максимально возможном темпе, благо в сменных лошадях нехватки не было. Как выяснилось в самом начале путешествия, в программу встречи посольства входило «стояние» в больших городах и чествование гостей путем пушечного салюта, также коллективной демонстрацией местным людом горячайшей расположенности. Но я все эти коварные планы частично порушил, заявив, что посольство не требует огласки по причинам, о которых я доложу самому великому князю вся Руси. Так что дело ограничилось всего лишь демонстрацией горячего ликования лично отцами городов и вручением нам презентов, в общем объеме груженых с горой пяти больших возов на санном ходу. Разнообразная провизия, бочки с медами и меховая рухлядь в ассортименте. Блядь, никогда не думал, что горячее гостеприимство будет меня так напрягать. Или я просто херовый дипломат?
В общем, худо-бедно, но добрались. Прошли Троице-Сергиев и...
И наткнулись вот на это.
- Что это за нахрен? – поинтересовался я у Курицына, ткнув рукой в группу появившихся у нас на пути людей. Персонажи действительно выглядели немного странновато. Разодетые в парчовые кафтаны, но явно с чужого плеча, они полностью перегородили дорогу. При этом, для чего-то был протоптан в снегу узенький объезд по обочине вокруг встречающих. Что явно подразумевало собой – дорогу нам никто уступать не собирается.
Не понял, наряды им за неимением собственных из казенных закромов выдали что ли? Скорее всего так, потому что непородистые рожи явно не соответствуют тому, что они пытаются являть собой.
- Кто сии человеки? – тактично перевел Фен.
- Государевы приставы, – неприязненно косясь на приставов, ответил дьяк.
- Немедля ответствуйте, куда и от кого следуете! – не слезая с лошади зычно гаркнул один из приставов – тощий длинный мужик в опушенной битым молью соболем шапке, явно не по размеру и оттого висевшей у него на ушах.
- Тебе, княже, – услужливо пояснил Курицын, – по нашему обычаю требуется спешиться, подойти, представиться и сообщить требуемое. После чего, пристав так же слезет с коня, протянет руку для рукопожатия и поинтересуется как доехали. А далее, вы и ваши люди будете проезжать, минуя дорогу по тропе мимо приставов, а оные будут переписывать посольство поименно.
- Пошел в жопу! – едва не скрежеща зубами от неожиданно вспыхнувшей злости, сообщил я главприставу на великом и могучем.
Мне, графу божьей милостью, подходить пешим к конному и ручкаться непонятно с кем? Я не против цивилизованного дипломатического этикета, но это уже за гранью.
Да, понимаю, это такой символический акт подчинения посла местным законам и к реальному настрою хозяев не имеет никакого отношения, но уж нет, не бывать подобному.
Привыкли унижать татаровей и прочих ляхов под предлогом древних обычаев, понимаешь. Какая нахрен успешная дипломатия? Мне проще вернуться ни с чем. Блядь, это примерно так же, как приказать лобызаться королю со смердом. Да меня мои же люди не поймут. А вообще, странно все это. Франциск Наваррский, сейчас едва ли не влиятельнейший государь Европы. Плотно и уверенно держит старушку за жабры. И русы это прекрасно знают, слухи даже сюда доходят. Да и сам я, по влиянию, славе и богатству не уступаю иным королям. Вроде как должны на цырлах перед посольством носиться, а тут такой афронт. Впрочем, понять можно, менталитет у русов совсем другой. С одной стороны, это и хорошо, а с другой, сама жизнь диктует требование шагать в ногу со временем. Без этого о каком-либо развитии даже мечтать не приходится. И до понимания сего факта московитам еще ой как далеко. До начала реформ Петра практически ничего не изменится.
Дьяк мгновенно сбледнел с лица, а пристав открыл рот и удивленно вытаращил глаза. Воевода Ярославский сделал вид, что происходящее его не касается.
- Великий посол, его сиятельство граф божьей милостью Жан VI Арманьяк отказывается выполнять столь унизительные требования, – вежливо улыбаясь, перевел Фен.
- Это прямое оскорбление меня и моего государя, – громко отчеканил я уже на французском. – Считаю должным уведомить вас, что прерываю посольство. Барон Карстенс, капитан фон Штирлиц, мы возвращаемся. Стройте людей в походную колонну.
- Мы оскорбились и уезжаем обратно, – растолмачил Фен русичам. И от себя добавил, невпопад щегольнув русской пословицей: – Спасибо этому дому, пойдем к другому.
Пристав растерянно уставился на Курицына, а тот на меня.
- Княже, сие не более чем формальный обычай. Далее по дороге вас встретят достойные люди со всем уважением к твоему чину и титулу.
- За такое оскорбление, у нас режут глотки, – рыкнул я, разворачивая коня.
- За подобное предложение к владетельному князю божьей милостью у нас в Европах лишают головы, – уточнил китаец. – А также колесуют, сдирают кожу и сажают на кол. Жгут живьем тоже.
Дьяк пожал плечами, показывая приставу, что ничего сделать не может.
- Ни пушшу ни в коем разе... – упрямо пробормотал пристав, едва шевеля побелевшими от холода губами. – Пока не исполнят...
- Сир, в уме ли вы? – тихо поинтересовался у меня Логан. – Сами назад не доберемся, сгинем нахрен.
- Молчи, братец Тук, – шепотом ответил я. – Horoshiypontdorozedeneg...
Естественно, никто никуда возвращаться не собирался. Да и не доедем мы, вымерзнем как мамонты. Речь идет всего лишь о том, чтобы местные сбавили тон и пошли на компромисс на моих условиях.
Следующие два часа прошли в увлекательнейшем препирательстве. Нас уговаривали остаться, мы отказывались и выдвигали свои требования, московиты в свою очередь отказывались их выполнять и так далее и тому подобное.
Ор стоял знатный, всех ворон на версту распугали. Но в итоге сошлись на том, что, общаться с приставами будет мой секретарь. Сойти с дороги русичи наотрез отказались, тогда, в отместку, я подсказал своим людям как называться во время переписи. А что, Барамдегцал Брахмапутрович Д’Артаньян-Кузькин-Шикельгрубер, вполне пристойное поименование, должно сойти. Для всех одинаковое. А меня записали, как владетельного князя божьей милостью Ивана VI Аманьякова. Ну хоть не Маньякова. Тьфу ты...
