Девушка кивнула. Легко сказать: «Мы должны покинуть Москву»! Николас ранен, и неизвестно, скольких вражеских солдат встретят они по дороге… Нет, кошмар еще не закончился.

— Позволь мне перевязать твою рану, — попросила Кэролайн.

В этот момент они услышали, как что-то тяжелое упало на пол. В суматохе все забыли о раненом Воронском. И сейчас он, потеряв сознание, свалился с коня в дальнем углу гостиной. Его измученный гнедой, низко опустив голову, стоял рядом с хозяином, лицо которого было таким же бледным и безжизненным, как у погибшей Тэйчили.

Кэролайн, опустившись на колени рядом с Воронским, взглянула на Николаса.

— Он жив, — с облегчением прошептала она. Николас кивнул.

— Кэролайн, мы должны погрузить его в телегу. И поскорее.

Девушка с ужасом думала о том, что их ожидает. Каково бежать из Москвы с ребенком и двумя ранеными, один из которых без сознания и, возможно, при смерти? К тому же ей никогда не приходилось править лошадьми. Да и как им удастся погрузить в телегу Воронского? Кэролайн вдруг сообразила, что отпущенный Николасом французский солдат может вернуться, и не один.

— Катя, погаси все факелы, оставь одну свечу, — приказал Николас дочери. Потом обратился к Кэролайн:

— Надо дотащить кузена до телеги.

— Сначала я перевяжу его плечо.

— У нас нет на это времени. — Он покачнулся.

— Позволь мне хотя бы перевязать твою рану. Ты не можешь умереть, Николас!

— Папа умрет? — испугалась девочка.

— Нет, Катя, — успокоил ее отец. — Кэролайн преувеличивает.

Девушка туго перевязала Николасу колено.

— Я и не подозревал, что ты разбираешься в медицине, — усмехнулся он.

— А как же? Я прочла медицинскую энциклопедию, когда мне было десять лет, — солгала она, закрепив повязку шнуром от портьеры.

Николас потерял много крови и едва держался на ногах.

— Где бы найти врача? — тихо спросила Кэролайн. — Только в полевом лазарете, неподалеку от ставки Кутузова.

— Ты сможешь сесть в седло?

Николас кивнул и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. В его глазах она увидела такую глубокую благодарность, что у нее защемило сердце. Вставив правую ногу в стремя, Николас попытался перекинуть через седло раненую ногу и вскрикнул от боли. Кэролайн предложила ему опереться на ее плечо. Наконец он взгромоздился на лошадь и в изнеможении опустил голову.

— Только не теряй сознание, — взмолилась Кэролайн.

— Позаботься о кузене.

Кэролайн подошла к Воронскому и вдруг услышала наверху странный шум. Она и Катя насторожились. И тут отчетливо послышалось зловещее потрескивание огня. Дом горел.

Завернув Воронского в ковер и обмотав ковер шнуром, Кэролайн подала концы шнура Николасу. Его конь направился к двери, таща за собой раненого. Кэролайн и Катя вели на поводу гнедого коня Воронского. Шум и треск наверху усилились. Катя бросилась вперед и распахнула дверь перед вороным. Их глазам открылось страшное зрелище. Горела вся улица. В ночное небо взметнулись языки пламени.

Вороной испуганно попятился, но Николас пришпорил его, заставив идти вперед. У Кэролайн сердце сжалось от жалости, когда Воронский, завернутый в ковер, сполз по ступеням лестницы. Она крепко держала поводья его гнедого. Конь всхрапывал и упирался.

— Катя, помоги Кэролайн впрячь в телегу гнедого, — сказал Николас.

Наконец они почти справились с этим. Когда Кэролайн затягивала последние ремни на упряжи, языки пламени, вырываясь из окон третьего этажа, уже лизали стены дома. Еще немного, и весь дом превратится в такой же пылающий ад, как и другие особняки на этой улице. Николас даже не оглянулся. Кэролайн понимала, что ему было бы слишком больно видеть это.

— Скорее! — Он слез с коня, чтобы погрузить на телегу Воронского.

Из последних сил он и Кэролайн приподняли его и перевалили на солому. Николас застонал от боли, и Кэролайн испуганно взглянула на него.

— Толкай, — приказал он. Общими усилиями они уложили Воронского поудобнее. Потом в телегу с трудом влез Николас. В лице его не было ни кровинки. Он тяжело откинулся на спину.

— Я не знаю, куда ехать, — сказала Кэролайн. — Ради Бога, не теряй сознание.

— Держи к югу, — пробормотал Николас. Катя вскарабкалась наверх и села рядом с Кэролайн, и та натянула вожжи. Оглянувшись, она увидела, что вся крыша объята пламенем.

— Смотрите, мисс Браун! — закричала Катя, указывая на пылающие башенки над входными воротами.

Кэролайн хлестнула лошадей, но животные пятились в испуге. После долгих понуканий они наконец рванули с места и вылетели со двора. Горящие кварталы вскоре остались позади. Впереди небо уже светлело. Занимался новый день.

Через три дня Кэролайн сидела в парусиновой палатке возле походной постели, на которой лежал Николас. Он был без сознания. Не спуская глаз с его лица, девушка крепко держала его за руку.

Николас потерял сознание вскоре после того, как они выехали из Москвы. Кэролайн, возможно, заблудилась бы, но по дороге им встретились русские беженцы — и гражданские, и военные, в том числе два раненых юных пехотинца. Кэролайн пригласила их сесть в телегу рядом с Николасом и Воронским, и они показали ей дорогу к лазарету.

С тех пор Николас не приходил в сознание. У него был сильный жар. Прошлой ночью лихорадка, слава Богу, чуть спала, и Кэролайн наконец решилась оставить его и взглянуть, как Катя, которая стала любимицей всех раненых. Она подавала им воду и перечитывала истершиеся на сгибах письма из дома. Они называли ее княжной и старались привлечь ее внимание. Катя очень повзрослела за последние сутки и уже не казалась шестилетним ребенком.

Вернувшись к Николасу, Кэролайн пощупала его лоб. Прохладный! Когда он метался в жару, Кэролайн испугалась, что Николас умрет. Сейчас опасность миновала, но отныне он, наверное, будет прихрамывать. Ну и что? Лишь бы был жив. Что бы ни произошло, ее чувства к нему останутся прежними.

У князя затрепетали ресницы.

— Николас?

Ресницы снова дрогнули.

Она наклонилась над ним, не смея надеяться на чудо.

— Николас? Это я, Кэролайн. Ты слышишь меня? Он медленно открыл глаза.

— Кэролайн, — чуть слышно проговорил Николас и нахмурился, что-то вспомнив.

— Катя здесь, — сказала она, сразу поняв, что его беспокоит. — Как только врачи позволят, я приведу ее к тебе.

Он улыбнулся ей, потом на лице его снова отразилась тревога.

— Как кузен?

— Очень плох. У него сильный жар, врачи не знают, выживет ли. Мы с Катей по очереди сидели возле него, убеждая, что он должен бороться за свою жизнь.

По щекам Николаса покатились слезы.

Кэролайн не могла этого вынести. Уткнувшись лицом в его грудь, она тоже расплакалась.

— Ты был очень болен, Николас. Слава Богу, что выжил.

— Я обязан тебе жизнью.

Кэролайн замерла. Для нее уже было не важно, имеет ли она право на что-то надеяться и есть ли у него жена. Кэролайн с облегчением сознавала одно, что они любят друг друга и живы — он, она и Катя.

— Ты не обязан мне ничем, — прошептала девушка.

— Не правда. Это ты спасла жизнь мне и Кате. Как мне отблагодарить тебя, Кэро? — Николас закрыл глаза, потом открыт их снова. — Я люблю тебя. Можно отплатить тебе любовью?

— Да. — Она вспомнила, как Николас вел себя в то утро в Петербурге, холодно и отчужденно. Словно угадав ее мысли, он сказал:

— Я и тогда любил тебя. Но пытался оттолкнуть тебя, чтобы соблюсти приличия. Я думал, что ты будешь несчастна, если наши отношения станут только любовной связью.

И Кэролайн поняла его. Ведь в глубине души она знала, что этому есть какое-то объяснение.

— Я больше не хочу соблюдать приличия, ибо осознала, что жизнь бесценна, как и наша любовь.

Николас улыбнулся, притянул ее к себе. И наконец поцеловал в губы.

— Ваше сиятельство, вам еще рано подниматься с постели и разгуливать.

— Вздор, — ответил Николас, тяжело опираясь на костыли. — Кузен пришел в себя, но никто из вас не может сказать мне, выживет ли он. Я хочу увидеть его.