Хаффелтайн приближался к нему, напевая модную арию. Ли стоял за широким деревом, прильнув к ледяному стволу пылающим лицом. В ушах стоял шум, как от проходящего поезда.

Хаффелтайн поравнявшись с ним, вдруг с силой ударил тростью по стволу дерева. Расхохотался, повторяя: "Ах, озорница, ну и озорница… " – и пошел дальше.

Этот удар подействовал на Ли исцеляюще. Он ясно представил себя лежащим в открытом гробу на краю могилы. Священник, несколько старых партнеров по бриджу. И Хаффелтайн в сторонке. С этой тростью. В этом цилиндре. С постной физиономией, которая за кладбищенской оградой сменится довольной улыбкой.

Ли вышел из-за дерева, в два шага догнал Хаффелтайна и приставил револьвер к его спине, ниже левой лопатки. Он стрелял в упор, так что выстрел услышали только несколько бродячих собак. Это было гораздо легче, чем он ожидал.

Это было гораздо легче сделать, чем забыть об этом.

Убитый что-то сломал в нем. После того, как выстрелишь человеку в спину, трудно смотреть другим в глаза.

Хаффелтайну повезло. Он умер мгновенно, не успев растерять ни капли своего благодушного настроения, не испытав ни страха, ни боли. Может быть, он успел ощутить только сильный удар в спину, и все кончилось. А Ли Броуди теперь всю жизнь будет ожидать выстрела в спину, и каждый звук сзади будет заставлять его вздрагивать…

Он еще какое-то время играл, держался бодро, но время от времени животный страх охватывал его, и тогда хотелось бросить все и бежать, бежать без оглядки. На север, на юг, все равно. Но оказалось, что и на юге страх не отпустил его…

Ли открыл глаза и увидел склонившихся над ним напуганных фермеров.

– Сеньор, успокойтесь!

– Я кричал во сне?

– Да, словно вас кто-то душил! Успокойтесь, это просто сон. Вы дома, мы ваши друзья…

– Да… – Ли сел в постели.

– Выпейте воды… Не бойтесь. Вам нечего бояться.

– Нечего бояться… Какие замечательные слова… Я повторяю их как молитву, сорок раз на день. Не помогает.

– Чего вам бояться, сеньор?

– Всего. Я боюсь всего, – сказал Ли. – И мне остается только ждать той пули, которая прекратит этот кошмар. Но и пули я боюсь…

– Сеньор, вы просто устали. И еще эта текила… Ее нельзя пить сразу так много, к ней надо привыкнуть. А то начинают мерещиться всякие ужасы, – увещевали его фермеры. – Бывает, что напьешься ее, чтобы развеселиться, а получается наоборот, хоть в петлю лезь.

– Петля? Это слишком просто, – сказал Ли. – Мне надо дождаться своей пули.

– Не надо, сеньор. Вы еще так молоды, а уже седина на висках. Вы, наверно, не раз слышали, как свистят пули над головой. Но вы сражались и остались живым, значит, вы побеждали в бою. Вы отважный человек, сеньор, просто вы немного устали.

– Отважный человек? Когда-то Ли Броуди был отважным. Но это был другой человек. Он не стрелял в спину. И привык смотреть в лицо любому врагу… – Ли уселся за стол и плеснул текилы в кружку. – А теперь он прячется за спины друзей.

Он сделал глоток и уставился на трех мух, деловито ползающих по столу. Махнул свободной рукой, сжимая кулак. Разжал – и выпустил единственную пленницу.

– Одна… Были времена, когда я мог схватить сразу трех. Меня уже нет. Меня разъел страх.

Понурив головы, фермеры пошли вон. У выхода один из них повернулся к Ли:

– Мы тоже знаем, что такое страх. Он давит на нас всю нашу жизнь. Только смерть освободит человека от страха, сеньор. Только смерть.

Гарри организовал несение караульной службы по всем правилам. Несколько крестьян сидели попарно в ночных дозорах на разных краях деревни, их товарищи спали в лавке Сотеро, готовясь заступить на пост через пару часов. Остальные бодрствовали там же при свете масляной лампы, закрыв окна ставнями.

Гарри, как начальник караула, мог бы спокойно дремать на своей лавке, но он сидел вместе со своими бойцами, перебрасываясь в картишки и одновременно расширяя свои географические и исторические познания.

– Что-то я опять сбился со счета, – сказал он, энергично тасуя колоду. – Вяло играем, джентльмены, скучно. Может быть, все-таки начнем играть на интерес? Поверьте мне, старому картежнику. Даже самая маленькая ставка сразу добавит перчика в нашу игру.

Крис и Винн, сидевшие неподалеку, переглянулись. "Жаль, что здесь не видно Ли, – шепнул Крис. – Он бы добавил ему перчика…".

– Я-то не против, чтоб сыграть на интерес, как вы говорите, – согласился Хилларио. – Только что мы можем поставить? Мое дырявое сомбреро против вашей протертой жилетки? Какой же нам с вами интерес раздевать друг друга?

– Были бы монеты… – вздохнул еще один игрок.

– Совершенно необязательно делать ставку в деньгах, – сказал Гарри. – Почему бы не поставить на кон те камни, которые добывают в ваших горах?

– Какие камни, сеньор Гарри?

– Обыкновенные драгоценные камни, – объяснил Гарри. – Изумруды, например. Или опалы. Их же полно в ваших горах.

– Да, сеньор Гарри, это чистая правда, их там полным-полно, – согласился Хилларио. – Но все-таки давайте лучше играть по-старому. Сдавайте карты.

Гарри раздал карты, но по всему было видно, что игра его уже не занимает.

– Кстати, давно про эти камни… – заговорил он снова. – Как вы их находите? У вас сохранились старинные карты или в горах есть какие-то знаки, показывающие на тайные тропы?

– Какие тропы, сеньор?

– Ну, где вы находите эти изумруды?

– Да мы сроду никаких изумрудов не видели!

Хилларио почесал затылок, обдумывая ход:

– Изумруды, изумруды… Может быть, вы говорите о тех сокровищах, которые спрятали в горах древние ацтеки?

– Ну да, конечно! – обрадовался Гарри. – Ты знаешь, где они?

– Эх, сеньор Гарри… если бы я знал это, то сейчас мы бы с вами играли в моем дворце, и не в этой деревне, а в большом городе, и вы бы называли меня не Хилларио, а дон Хилларио! Нет у нас никаких изумрудов, никаких сокровищ.

– Хорошо, тогда объясните мне, – сказал Гарри. – Почему Кальвера так привязан к этим горам? Почему он так и рыщет здесь?

– Да Кальвера уже рыщет в других горах! Мы ему так задали, что он давно уже смылся отсюда!

Все весело рассмеялись, вспомнив радость победы. Но тут раздался голос Чико. Никто не заметил, как он появился. Стряхивая со своей новой шляпы прилипшие листья и хвоинки, он сказал:

– Кальвера никуда не смылся.

Он повесил шляпу на гвоздь и зачерпнул воды из кувшина. В наступившей тишине раздавались его громкие жадные глотки.

– Кальвера никуда не смылся, – повторил он, вытирая губы. – И не собирается смываться.

– Откуда ты знаешь? – спросил Сотеро, стоявший за стойкой. – Кто тебе сказал?

– Он сам, – с трудом сдерживая самодовольную улыбку, ответил Чико. – Я ходил к нему в гости. Побеседовали о жизни, о погоде, о видах на урожай.

– Хватит паясничать, – сказал Сотеро, – скажи нам все как есть. Сейчас не время для шуток.

– Я не шучу, – сказал Чико важным и таинственным тоном. – Когда начало темнеть, я отправился в лес и по следам нашел, где они прячутся. Я подкрался и проник в их лагерь. Мне удалось подслушать их разговоры. Они, конечно, здорово обозлились на нас, на всю деревню…

– Теперь они боятся нас? – спросил кто-то.

– Что ты выяснил об их намерениях? – спросил Крис.

– Вот что я выяснил, – Чико повернулся к нему и заговорил уже серьезно. – Кальвера не собирается ухолить. Его людям нечего есть. У них нет никаких припасов не то что на зиму, на завтрашний день. Может быть, он бы и ушел в другие места, но для этого ему все равно нужно сначала накормить своих людей. Вот так.

– Значит, завтра он снова будет драться, – заключил Крис. – И драться насмерть.

– О, Господи… – перекрестился Хилларио.

– Что же нам делать?

– Да пусть только сунется, – вскинулся Мигель. – Мы ему покажем!

– Нас мало, а у него целая банда… И оружия у нас почти нет… Патронов совсем не осталось… Что же нам делать?